Омер вспомнил их первый разговор в кафе, когда она ему прямо заявила, что прежней Дефне больше нет, нужно было прислушаться к ней тогда и изменить свой первоначальный план, предполагавший взаимность их чувств и желаний. Он ошибался, думая, что сильное физическое влечение, когда-то существовавшее между ними, поможет ему установить с ней контакт и, привязав ее к себе обновленными узами любви, он подчинит Дефне своей воле. Да, он сильно просчитался! Она не стала отрицать своей вины в случившемся разрыве и соглашалась, что момент для признания был выбран крайне неудачно, но то, что он безжалостно смог перечеркнуть все чудесные моменты, пережитые ими, и с такой жестокостью отослать ее от себя, не приняв никаких объяснений ни от нее, ни от ее близких, сломало ее, и если бы она не уехала, ситуация могла бы иметь последствия, о которых даже не хотелось думать.
Не открывая глаз, Омер тяжело вздохнул, вспоминая злополучный разговор с Патриком и то, что потом случилось, его вынужденные признания и их последствия, будут долго его преследовать и мучить, горько было осознавать, что надежды на совместное возвращение домой оказались похоронены его несдержанностью. Только от общения с сыном он получил безусловно положительные эмоции, этот маленький человечек принял его без всяких условий и искренне горевал от расставания с ним, мысли о нем, его детском запахе, теплом тельце, доверчивых, так похожих на его собственные, глазах, успокаивали Омера, он уже планировал обязательно позвонить ему по приезду. Зная, что у сына скоро День рождения, он сожалел, что не сможет быть рядом с ним в день его трехлетия, а ведь когда брал билеты на самолет до Нью-Йорка, спеша увидеть и заключить в свои объятия любимую женщину, мог бы принять это во внимание и отсрочить дату отъезда или продлить пребывание, чтобы провести этот день вместе с малышом и Дефне, как настоящая семья. Количество фотографий сына и его мамы, сделанных за две недели, послужило ему некоторым утешением, их можно будет скопировать на компьютер, а самые удачные распечатать и повесить дома. Наконец, усталость взяла свое, и он не заметил, как заснул, проспав почти до самого прилета в Стамбул.
В аэропорту его встречал верный Шюкрю, приветствуя босса, он вгляделся в его лицо, и, поняв, что тот держится напряженно и явно не расположен к разговорам, не стал надоедать вопросами, быстро довез до дома и уточнил планы на завтра. Оставив чемоданы у входа, даже не переодевшись, Омер сделал кофе и пошел в свой кабинет. Там, рядом с дорогими ему вещами, глядя на портрет матери, он пытался еще раз переосмыслить произошедшее и составить хоть какой-то план действий на ближайшие восемь месяцев, но вскоре понял тщетность своих попыток, невозможно было предугадать, что произойдет в течение недели, а распланировать свою жизнь, да еще в придачу и чужую на такой длительный срок было просто нереально. Хотел поработать, но не смог сосредоточиться, ложиться спать было рано, промаявшись два часа, он позвонил Синану и сказал, что заедет к нему поговорить.
Синан был очень рад встрече с другом после двухнедельного отсутствия, крепко обнял, хлопая по спине, и потащил в комнату, но посмотрев на него, сразу понял, что поездка была не такой удачной, как Омер представлял ее себе. Боясь усугубить ситуацию, он молчал и не нашел ничего лучшего, как предложить другу выпить, сходив на кухню, принес в стаканах виски со льдом, Омер, сделал два больших глотка и произнес:
— Синан, я должен тебе рассказать кое-что, чем совсем не горжусь, и за что ты, возможно, осудишь меня.
Синан промолчал и сделал жест рукой, приглашая его продолжить.
— Когда я вернулся из Рима, я не сказал тебе всей правды, мне было стыдно признаться и я думал, что об этом никто не должен узнать. Но судьба решила иначе, в силу определенных обстоятельств я был вынужден рассказать это Дефне, теперь хочу, чтобы ты тоже знал и попытался меня понять, мне нужна твоя поддержка и совет.
— Омер, очень длинное предисловие, не пугай меня, что такого серьезного ты мог там сделать? Убил что-ли кого-то?
— Нет, но смерть там все-таки была.
Лицо у Синана вытянулась, он поставил стакан и внимательно посмотрел на друга.
— Мне нелегко говорить, к тому же я это делаю уже второй раз. Пожалуйста, дослушай до конца, потом, если хочешь, задавай вопросы.
Омер замолчал, Синан терпеливо ждал, когда друг соберется с мыслями и начнет говорить.
— Приехав в Рим, я был в ужасном состоянии, пытался успокоиться, полностью поменял свой образ жизни: никакой работы, никаких обязательств, никаких сожалений и воспоминаний. Меня хватило ненадолго, вся боль вернулась, тоска по Дефне тоже. Я начал пить, и первое время состояние опьянения мне помогало забыться, но когда привыкаешь к лекарству, его эффективность падает. Так и со мной. Воспоминания о Дефне мучили меня, чем больше усилий я прилагал, чтобы о ней не помнить, тем чаще она мне снилась. Я сходил с ума, чтобы излечиться, к алкоголю добавил женщин, находил в барах и приводил домой, утром они уходили, не считал, сколько их было, Синан, мне было все равно. Самое главное, что это не помогло тоже, и однажды я решил вернуться домой.
Синан, внимательно следивший за рассказом Омера, кивнул головой.
— Да, я помню твое возвращение, ты был не в лучшей форме, но после того, что ты рассказал… Омер почему ты скрывал это от меня, что здесь постыдного. Возможно для Дефне это была очень неприятная новость, но, между нами, с мужчинами такое случается, с чего бы мне тебя осуждать. Удивился бы – да, потому что это на тебя не похоже. Но осуждать, зная обстоятельства, которые к этому привели, я бы не стал.
— Но это не все, брат. Через полгода мне позвонили друзья и сказали, что одна девушка беременна от меня, я полетел в Рим, может ты помнишь, я нашел причину для деловой поездки.
Синан неуверенно кивнул головой.
— Вроде припоминаю, я еще удивился, потому что причина мне показалось явно надуманной.
— Так вот, мой друг, эту девушку мне показали друзья, потому что я ни лица, ни имени ее не помнил, совсем ничего не помнил.
Он взглянул на друга, Синан, приоткрыв рот, с изумлением смотрел на Омера, тот усмехнулся.
— Ну что, брат, ты и теперь меня понимаешь? Я ее предупредил, что буду делать анализ после рождения ребенка, дал деньги, чтобы она могла о себе позаботиться. У девушка были проблемы, она работала время от времени, проводила время в барах, муж ее бросил – это я узнал уже позднее – и такая женщина стала матерью моего ребенка. Родилась девочка, анализ подтвердил, что она была моей дочерью.
Словно разглядывая диковинный экземпляр, Синан продолжал ошарашенно смотреть на друга, даже не пытаясь этого скрыть.
— Омер, ты что же никаких средств защиты не применял? Ты же мог подхватить любую заразу.
— Обычно я предохранялся, а что случилось в тот раз вспомнить не мог, хотя и пытался,
— И где теперь твоя дочь? Сколько ей лет?
— Ее больше нет, Синан, моя дочь умерла. Врач сказал, что она родилась нежизнеспособной, с дефектами внутренних органов, перенесла операцию на сердце, но умерла от осложнений. Думаю, плохой уход сыграл свою роль, ее выписали из больницы, а дома она подхватила пневмонию, в ее случае это был быстрый конец.
— Омер, мне очень жаль, если бы я знал, может мог бы помочь.
— Чем? Нет, Синан, я сделал все, что мог, отсылал деньги, чтобы они не нуждались, договорился об операции и оплатил ее. Девочка даже фамилии моей не носила, была записана на мужа своей матери. И все же она была моей дочерью, ее звали Луиза.
Словно в зеркальном отражении они подняли стаканы и одновременно допили содержимое. Потом Синан пошел на кухню за начатой бутылкой, долив из нее в стаканы, оставил почти полупустую бутылку на столе.
— И ты вот так обо всем рассказал Дефне? Может не стоило со всеми подробностями, я даже представить боюсь, как она это приняла.
— Мне пришлось это сделать. Как приняла? Лучше, чем ты можешь подумать, ни криков, ни истерик, ей было очень жаль мою дочь, она сочувствовала ее матери, а от меня она сразу закрылась, жемчужина захлопнула свою раковину.
