Вошедшая Седа прервала ее размышления, посмотрев на Дефне, она рукой поманила ее к себе в кабинет.

— Ну как ты, Спящая красавица? Патрик оповещал меня о твоем состоянии, волновался, как ты воспримешь откровения Омера.

— Я осталась жива. Не знаю, может в моем мозге есть какие-то защитные механизмы, как в технике, если система перегревается, они просто отключаются во избежание поломки.

— То есть твой обморок, или что там было, оказался для тебя благом?

— Наверное, как тогда на автомобильной стоянке. Кто знает? Может мой разум не отключался, в отличие от чувств, а все это время перерабатывал полученную информацию. Так что, первый, самый сильный удар, я благополучно заспала, а потом было легче.

— Ну, по крайней мере, ты не потеряла способность шутить. Да, Патрик потребовал отпустить тебя с работы на два часа, можешь уехать в обеденный перерыв и задержаться на час-полтора. Только обязательно вернись. Омер сегодня уезжает?

— Да, у него самолет поздно вечером. Думаю, он приедет с вещами повидаться с Мертом и от нас уже уедет в аэропорт.

Седа хотела спросить, какое решение она приняла, но поняла, что ответа на этот вопрос у Дефне сейчас нет. Все только больше запуталось, и как все обернется – предсказать никто бы не решился. Дефне вернулась в свой офис, где ее ждал яркий букет: три больших красных амарилиса были искусно вплетены в большую цветущую ветку жасмина. К стеблю была привязана карточка: «Жду в час пополудни». Джон, забежавший за бумагами, восхитился букетом и спросил:

— Ух ты, это который прислал, номер один, или номер два?

— Балда ты, Джон, — беззлобно ответила она. — Любопытство тебя до хорошего не доведет.

В час дня Дефне была в квартире на Манхеттене. Патрик, открыв дверь, спросил успела ли она пообедать и, видя, что Дефне замялась, молча показал в направлении кухни. Она подумала, что перекусить в самом деле было необходимо, учитывая, что сегодня она выпила только чашку чая, и желудок подавал уже все более ощутимые знаки. Он поставил перед ней большую тарелку салата с тонкими ломтиками ветчины и налил бокал белого вина. И то и другое были восхитительны. Насытившись, она откинулась на спинку барного стула и, погладив себя по животу, благодарно посмотрела на Патрика.

— Ты знаешь, что ты чудо?

Он удивленно поднял брови и, смеясь, подошел к ней вплотную, наклонился к лицу и, чуть склонив голову на бок, прошептал ей прямо в губы:

— На самом деле ты первая, кто называет меня так.

Почти касаясь его губ своими, она ответила:

— Может ты мало кормил салатом? — и почувствовала, как дрогнули в улыбке его губы.

Она первый раз видела так близко его лицо, удивительные глаза цвета спелого крыжовника смотрели серьезно и, как ей показалось, выжидательно, она опустила взгляд на его рот, красивый, соблазнительный и очень умелый в поцелуях, это она уже знала. Было ясно, к чему все идет, поэтому она решила разрядить обстановку.

— Если ты будешь так на меня смотреть, мы опять упустим время для позирования, а Седа уже грозилась меня уволить.

Он понял ее маневр, улыбнулся и, взяв ее лицо в обе ладони, прошептал:

— Я не спешу, в ожидании есть большая прелесть, ты не находишь?

Кажется, она начинала понимать, почему он имеет репутацию сердцееда.

Дефне позировала уже час и стала понемногу уставать, к тому же от бокала вина ее клонило в сон, ей хотелось положить голову на валик кушетки, закрыть глаза и ни о чем не думать…

— Боже, Дефне, — вдруг услышала она голос Патрика, — ты первая женщина, которая так и норовит уснуть в моем присутствии.

Дефне приоткрыла один глаз и поняла, что вместо позирования, она с комфортом задремала, виновато заморгала и, неловко оправдываясь, попыталась сесть.

— Мне стыдно, прости, в самом деле, прихожу к тебе и в который раз впадаю в спячку.

Патрик заразительно засмеялся и отложил кисти.

— Мои модели, как правило, флиртуют и пытаются меня соблазнить, и только на тебя я действую как снотворное. Уж не знаю, радоваться мне или огорчаться? Ладно. На сегодня все. Возвращайся на работу. Может тебя подвезти, а то вдруг уснешь за рулем?

Дефне встала и потянулась, прогнувшись назад в пояснице, потом увидела, каким взглядом ее охватил Патрик, смутилась и… показала ему язык. Его глаза округлились, он попытался сдержать смех, но не смог и задорно захохотал, глядя, как она с достоинством, подобрав подол платья, удаляется в комнату.

Проводив ее, он вернулся в мастерскую, планируя еще поработать над портретом Дефне. Он не знал, что делать ему с этой девочкой, перевернувшей его жизнь, которая была гораздо проще, пока он держался от нее на расстоянии. Патрик был избалован вниманием прекрасной половины человечества еще с колледжа, девчонкам льстило быть хоть ненадолго подружкой Пошэ. И чем старше он становился, тем настойчивее было женское внимание, причину которого он понимал: красивая внешность, талант, успех и деньги, редко кого интересовал он сам, и еще реже девушке удавалось заинтересовать его. Они приходили и уходили, разные и одновременно ужасно похожие друг на друга в своих попытках прибрать его к рукам. Он давно привык к их уловкам, «разным женским штучкам», как он их называл, к которым они прибегали, пытаясь его заинтересовать и удержать возле себя. Седа обзывала его нехорошими словами и грозила расплатой за женские слезы, когда придет ОНА. Он смеялся, не веря в это и знакомя ее с очередной девушкой, ехидно спрашивал не ОНА ли это, и как он узнает, что ОНА пришла. Седа крутила у виска и отвечала, что он сам поймет, когда это случится.

Но он не понял… Когда увидел у Вудстоков, как эта пичужка отрешенно сидит за своим рисованием, просто не смог пройти мимо, ему и в голову не пришло, что, оторвавшись от своего рисунка, ОНА посмотрела на него своими печальными бездонными глазами. Что-то в груди его дрогнуло, и он увидел в этих удивительных янтарных глазах ее боль, одиночество, потерянность и захотел помочь, защитить ее от этого незнакомого, часто жестокого мира, в котором она оказалась, Седа всегда говорила, что у него где-то глубоко внутри – только никто не знал где – бьется доброе сердце. Он сам себе удивлялся, взял над ней шефство, и помогал совершенно бескорыстно, не ожидая ничего взамен, издали наблюдая, как она меняется, становится уверенной в себе и хорошеет. Она мило краснела и смущалась при встречах, ее тело невольно выдавало интерес к нему, но она не делала ничего, чтобы к нему приблизиться. Он не понимал, почему его так влекло к ней, и если бы был суеверным, решил бы, что она его приворожила, а может просто ее чистота и естественность ‒ редкие качества в женщинах его круга – так действовали на него.

Дефне провела остаток рабочего дня за делами, стараясь не думать о том, что сейчас Омер делает в ее доме, и как Мерт примет его отъезд. Ей удалось блокировать их вчерашний разговор и его признания, потому что мысль о них причиняло такую боль, что она просто боялась за себя. Возможно, через какое-то время она сможет, разделив информацию на части, понемногу анализировать ее, и научится, в конце концов, жить с этим. При мысли о том, что он носил это в себе столько времени, пряча от других, ей стало жаль его. Их дороги расходятся, пусть уезжает и делает, что хочет, а если очередной доброжелатель приведет к ней еще одну Франческу, больнее ей уже не станет.

По дороге она пыталась успокоиться, но напряжение ее не покидало, сегодняшний вечер мог закончится непредсказуемо. Она увидела их издали, Омер стоял на дорожке возле дома, наблюдая за сыном, который уже довольно уверенно катался на роликовых коньках вместе с Ларой, похоже, девочка взяла над ним шефство, обучая его всем приемам катания, которые сама усвоила в совершенстве. Ее малыш был таким милым в этом шлеме и защитных деталях, и тут, совершенно не к месту, всплыла мысль об умершей девочке. Бедная малышка, она тоже была ребенком Омера, а может он был привязан к ней сильнее и видел чаще, чем рассказал ей, возможно, Мертом он пытается заполнить пустоту от ее потери? И как теперь она может верить ему, отличить правду от лжи или полуправды? Она осталась в машине на пару минут, делая глубокие вдохи и пытаясь унять растущее раздражение. Но Омер увидел ее и двинулся к ней. Дождался, когда она выйдет и подойдет ближе, а потом, как ни в чем не бывало, обнял и приподняв волосы, поцеловал в укромное местечко за ухом. Как раньше…