– Благодарю тебя за совет. Я непременно его обдумаю. – Кэт удержалась, чтобы не бросить выразительный взгляд на платье самой Маргарет, унылое и черное, и на венчавшую ее голову унылую меховую шапочку.

– Очень надеюсь! И не забывай: золотая рыбка всегда остается золотой рыбкой.

Кэт слегка усмехнулась. Одна из очаровательных особенностей Маргарет состояла в том, что она была настоящим кладезем высказываний, в которых Кэт не могла найти ни малейшего смысла. Невозможно было разобраться, то ли все нравоучения Маргарет – полная чепуха, то ли Кэт слишком глупа, чтобы их понять. Маргарет, разумеется, сказала бы, что верно последнее.

Но Кэт не собиралась ее спрашивать.

– О. А ведь верно, – согласилась она, поглядывая на других гостей в надежде, что найдет предлог отделаться от Маргарет, пока та не разговорилась. Если ее понесет, улизнуть уже не удастся.

Неподалеку, рядом с ледяной скульптурой в форме сердца, пили наливку сэр Сорока и его супруга, но подойти к ним Кэтрин не решалась – возможно, это только выдумки, но рядом с Сороками драгоценности порой исчезали самым таинственным образом.

Отец Кэт развлекал разговорами Четверку, Семерку и Восьмерку Бубен. Когда Кэт их заметила, отец почти добрался до соли в своей шутке, но Четверка, не дожидаясь развязки, уже повалился на плоскую спину, хохоча и дрыгая в воздухе ногами. Поняв, что сам он нипочем не поднимется, Восьмерка поспешил на помощь, все еще посмеиваясь.

Кэтрин вздохнула – она не владела искусством так легко впадать в раж от анекдота, рассказанного не до конца.

Рядом с ними она увидела благороднейшего Пигмалиона Свинорыла, герцога Клыкании, которого Кэт всегда считала неуклюжим, чванливым и к тому же прескверным собеседником. Их взгляды вдруг встретились, и Кэтрин с удивлением поняла, что Герцог издали наблюдал за ними с Маргарет.

Трудно было сказать, кто из них отвел глаза более поспешно.

– Вы кого-то ищете, леди Кэтрин? – Маргарет придвинулась на дюйм ближе – чересчур близко, так что ее острый подбородок улегся Кэтрин на плечо – и проследила за ее взглядом.

– Нет, нет. Я просто… наблюдала.

– Наблюдали за кем?

– Ну, хорошо. Мундир на герцоге сидит просто превосходно, вы не находите? – спросила она светским тоном, отодвигаясь от подбородка Маргарет.

Маргарет возмущенно сморщила нос.

– Как вам только удалось заметить его мундир? Когда я смотрю на герцога, то вижу лишь, как он воротит нос от всех окружающих, как будто быть герцогом Клыкании – такое уж великое достижение.

Кэт склонила голову.

– Мне кажется, такой нос у него от природы. – Она прижала палец к собственному носу и приподняла получившийся пятачок кверху, проверяя свою мысль. Однако это не помогло ей унюхать собственную исключительность…

Маргарет побледнела.

– Кэтрин, стыдитесь. Нельзя же вот так передразнивать всех и каждого! По крайней мере, делайте это не на людях.

– Что вы! У меня и в мыслях не было никого обижать. Просто у герцога нос рыльцем, только и всего. Наверное, у него великолепное обоняние. Интересно, может ли он таким носом унюхать трюфели?

Кэт продолжала бы оправдываться, но тут кто-то постучал ее по плечу.

Повернувшись, она уткнулась в черную тунику, за которой скрывалась могучая грудь. Подняв глаза выше, Кэт увидела мрачную физиономию с повязкой на одном глазу и копной волос, торчащих из-под белого берета.

Перед ней стоял Джек, Червонный валет, произведенный в рыцари из жалости – он лишился глаза во время игры в шарады.

Настроение у нее испортилось окончательно. Бал был просто ужасным, и с самого начала не задался.

– Привет, Джек.

– Леди Пинкертон, – проревел Джек, обдав ее запахом вина с пряностями. Затем его глаз устремился на Маргарет: – Леди Дроздобород.

Маргарет скрестила руки на груди.

– Какая вопиющая бестактность – прерывать чужую беседу, Джек.

– Я подошел, чтобы сообщить леди Пинкертон, что сегодня черно-белый бал.

Кэт потупила глаза и постаралась придать лицу смиренное выражение, хотя с каждым новым напоминанием она все меньше смущалась и все больше раздражалась.

– Очевидно, произошло недоразумение.

– Вы выглядите по-дурацки, – заявил Джек.

Кэтрин ощетинилась.

– Это не повод грубить!

Джек хмыкнул и снова оглядел ее платье, а потом продолжил:

– Вы и вполовину не так хороши, как воображаете, леди Пинкертон. Не хороши даже на четвертушку. И мне не нужен второй глаз, чтобы это видеть.

– Уверяю вас, я вовсе не…

– Все думают, как я, только не решаются сказать вам в это лицо. Но я вас ни капли не боюсь.

– Я никогда не…

– Вы мне вообще не нравитесь.

Стиснув зубы, Кэтрин терпеливо вздохнула.

– Да, я помню, Джек. Вы уже говорили об этом в прошлый раз. И в позапрошлый тоже. И еще до того. Вы не устаете напоминать, до чего я вам не нравлюсь, с тех самых пор, как нам было по шесть лет, и мы плясали вокруг майского дерева, если я не ошибаюсь.

– Да. Точно. Потому что это правда. – Джек густо покраснел. – И еще вы пахнете, как ромашка. Бывают, знаете, такие противные ромашки, с вонючими цветками.

– Разумеется, какие же еще, – кивнула Кэтрин. – Боже избави, я и не подумала, что это комплимент.

Джек зарычал, потом протянул руку и дернул Кэт за локон.

– Ой!

Валет развернулся и ушел. Кэтрин не успела придумать ответ, а потом очень жалела, что не проводила его хорошим пинком.

– Вот чурбан! – заметила Маргарет после его ухода.

– Самый настоящий, – с чувством согласилась Кэтрин, потирая голову и пытаясь понять, сколько времени она уже здесь и сколько еще осталось.

– И, конечно, – продолжала Маргарет, – абсолютно недостойно с вашей стороны поощрять подобное поведение.

– Я его не поощряла! – возмутилась Кэтрин.

– Вы так думаете? Тогда вы должны согласиться с тем, что согласиться с этим нельзя, – заявила Маргарет. – А мораль…

Но она не успела сморозить очередную глупость, потому что в зале снова прозвучали фанфары. Стоя на верхней ступеньке лестницы, Белый Кролик торжественно прогнусавил:

– ЕГО СИЯТЕЛЬНОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ЧЕРВОННЫЙ КОРОЛЬ!

Белый Кролик снова затрубил, потом прижал трубу к боку и поклонился. Кэт обернулась, чтобы посмотреть на остальных гостей, когда Король появился на верхней площадке своей личной лестницы. Вся шахматная доска из черно-белых аристократов пошла рябью от поклонов и реверансов.

Король был при полном параде – в белой меховой мантии, панталонах в черную и белую полоску, сверкающих белых туфлях с алмазными пряжками, в руке он держал скипетр, увенчанный алым сердцем. Надо всем этим красовалась корона, тоже украшенная рубинами, брильянтами и красным бархатом, с навершием в виде сердца.

Наряд был бы сногсшибательным, вот только мех на воротнике слегка вытерся, панталоны пузырились на коленях, а корона, которая всегда казалась Кэтрин слишком тяжелой для маленькой головы Короля, съехала на сторону. В довершение всего, когда Кэтрин, сделав реверанс, встала, его величество ухмыльнулся, как деревенский простачок.

Король так улыбался. И улыбался он ей!

Кэтрин застыла, а Король проворно скатился вниз по ступеням. Толпа расступилась, пропуская его, и не успела Кэтрин отойти в сторонку, как Король уже стоял перед ней.

– Неплохой вечерок, леди Пинкертон! – Король приподнялся на цыпочках, от чего его малый рост только сильнее бросался в глаза. Он был по меньшей мере на два ладони ниже Кэтрин, а ведь поговаривали, что у его сшитых по особому заказу башмаков подошвы толщиной в два дюйма.

– Добрый вечер, Ваше Величество. Как поживаете? – Кэт снова склонилась в реверансе.

Белый Кролик – он следовал за Королем по пятам – прочистил горло.

– Его Королевское Величество просит леди Кэтрин Пинкертон танцевать с ним первую кадриль.

Кэт округлила глаза.

– Ах… благодарю, Ваше Величество! – и Кэтрин низко присела в третий раз. Она привыкла подкреплять реверансами все, что говорила в присутствии Короля. Не потому, что боялась его. Совсем наоборот. Король, старше ее лет на пятнадцать, был кругленьким, розовощеким и постоянно хихикал. Кэтрин совсем его не боялась, и как раз поэтому старалась вести себя при нем как можно лучше – чтобы ненароком не забыть, что он ее монарх и властитель.