РАФТ строили, чтобы решить проблему изолирования преступников, которые смотрели на вооруженную охрану, как лабрадор на теннисный мячик. Подобно нью-йоркскому метро, Рафт располагался под землей, но гораздо глубже, под руслом Ист-Ривер.

Пока они шли по длинному коридору, минуя флуоресцентные фонари и каменные стены, Наташа приметила слева большое и, вероятно, пуленепробиваемое окно. За ним несколько охранников внимательно вглядывались в мониторы, которые показывали разные части тюрьмы, в том числе и коридор. На одном из экранов Наташа узнала себя и идущего за ней Клинта, который нес в левой руке лук, не особенно крепко его сжимая. Подняв глаза, женщина увидела направленные на них камеры с мигающими красными лампочками и линзами, отслеживающими их движение.

– А окна здесь не выходят наружу, – поделилась она вслух своими наблюдениями. – Наверное, заключенным тут нелегко. – Наташа задумалась, страдает ли кто-нибудь из их маленькой компании клаустрофобией.

– Это необходимая мера предосторожности, – объяснила Джессика. – Из-за способностей некоторых заключенных все стены покрыты адамантием или вибраниумом. Укрепить стекло до такой же степени невозможно.

– Понятно. И все же я бы лучше всю жизнь пробыла в трудовом лагере в Сибири, чем в тюрьме без окон, – сказала Наташа, поежившись от перспективы проводить без солнечного света один день за другим.

– Прекрати, – сказал Клинт.

– Что прекратить?

– Эту жалостливую игру на публику.

– А ты уверен, что это игра? – Шедший впереди Люк приостановился и теперь оказался рядом с Клинтом. – Я вот с ней согласен. Я отсидел три года, но нас хоть выпускали во дворик воздухом подышать. А это место… Их тут хоронят заживо. Признаюсь, у меня мурашки по коже.

– Ну, может, она играет по Станиславскому. Все равно не стоит ей верить.

Наташа поняла, что сильно недооценивала проницательность лучника. Может, пока он учился цирковым номерам, нахватался чего-то помимо трюков. Над головой она заметила щели в металлической стене.

– А это не окна? – поинтересовалась Наташа. Ей нужно было узнать как можно больше об этом месте. Реши она вернуться в Россию, ей пригодится каждая деталь. «Если, конечно, не придется поселиться здесь навечно», – подумалось ей.

– Это видеоэкраны, – ответила Джессика. Её каблуки звонко стучали об пол при каждом шаге. – Они двухсторонние. В США стараются обращаться с заключенными по-человечески, не то что в некоторых других странах.

Клинт и Кейдж переглянулись.

– Джессика, ты когда-нибудь вообще была в камере?

Джессика глянула на них через плечо.

– Слушайте, я не говорю, что в тюрьмах очень здорово. Там и не должно быть здорово. Вы хоть знаете, что натворили эти заключенные? И на что еще они способны?

– Глядя на него, – Люк кивнул в сторону одного из экранов, – не скажешь, что он много на что способен.

На изображении был крупный мужчина с маленькой головой, заостренной у макушки, который сидел в согнутом положении в углу камеры. Большую часть его тела покрывала бледно-коричневая шерсть. На нем была рваная белая футболка и штаны, которые, на взгляд Наташи, мог бы носить пациент клиники для душевнобольных. Заключенный навевал мысли о помеси циркового урода с крысой. Он поднял глаза, поморщил нос и некоторое время смотрел им вслед.

– Кто это?

– Паразит. Интеллектом обделен, но очень быстрый и ужасно сильный, – рассказала Джессика.

На следующем экране картина была еще более пугающей. Синеватые впалые щеки и ярко-красная морда существа напоминали морду взрослого самца бабуина и диссонировали с золотистыми, но явно человеческими по форме глазами. Заключенный в джинсовой рубахе и штанах сидел за рабочим столом и читал книгу. Присмотревшись, Наташа разобрала название: «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы».

– Это мы где? – спросил Люк. – В отсеке преступлений против природы?

– Думаю, их распределяют по уровню опасности, – сказала Джессика. – Его называют Мандрил. Настоящее имя – Джером Бичман. Его родители оба были физиками, работали в Габоне… В лаборатории случилась какая-то неприятность, – закончила она после едва заметной паузы.

Наташа вспомнила, что и самой Джессике суперсилы достались при схожих обстоятельствах; но вообще такое случалось довольно часто. Большинство людей с суперсилами либо рождались с мутациями, наделявшими их необычными способностями, либо получали их в результате лабораторных экспериментов. Железный Человек был редким исключением в череде подобных случаев.

– Родители бросили его, когда он был еще десятилетним ребенком, – продолжала Джессика. – Просто отвезли в лес и оставили в безлюдном месте с девочкой постарше.

– Ничего себе! – удивился Люк. – И где теперь девочка?

Джессика печально улыбнулась.

– С такими-то исходными? Тоже здесь.

– Итак, женщин и мужчин держат по отдельности? – Наташе не было смысла пытаться запомнить план этажа, если ее будут держать в другом месте.

– Да… – начала было Джессика, но Люк перебил ее, тихо выругавшись.

– Пурпурный человек, – сказал он, когда пленница и конвой проходили мимо экрана, на котором был виден аристократичный привлекательный мужчина тридцати с небольшим лет с фиолетовой кожей. Тон, которым Люк назвал его, сказал куда больше, чем только что извергнутое ругательство. – Если уж говорить о том, насколько здешние обитатели опасны, этого надо было упрятать в самую глубокую камеру, что тут есть.

– Зебедайя Киллгрейв, – сказала Наташа. – Он из Риеки, что в Хорватии. А ничего, что он просто так на нас смотрит? Насколько я помню, он управляет мыслями, глядя в глаза.

Джессика взяла Кейджа за руку.

– Его под завязку накачали препаратами, Люк. Он даже не понимает, где находится. Извини, я не подумала о том, как ты на него отреагируешь.

Даже узнав о препаратах, Наташа на всякий случай не стала смотреть в глубокие лиловые глаза Пурпурного человека. Вместо этого она разглядывала Люка, который явно старался держать себя в руках и подавлял довольно бурные эмоции.

– Он тебе навредил?

– Это не твое дело, – вмешалась Джессика.

– Не мне, – ответил Люк, но было слышно, что говорить об этом он не хочет.

– Его жене, – начал рассказывать Клинт, когда Люк ушел немного вперед. – Киллгрейв захватил в плен его жену и убедил ее, что она… хочет быть с ним. А потом поломал ей мозги.

– Понятно, – кивнула Наташа. – Наверное, худшее насилие в мире. Я бы предпочла физическую боль психологическим пыткам.

Клинт на это ничего не ответил.

– Я думала, ты любишь поболтать, – снова обратилась к нему Наташа, когда они дошли до лифта.

– Наверное, настроение улетучилось, – сказал он, жестом приказав ей заходить. – После тебя.

Наташа вошла в лифт, стараясь не думать, придется ли ей воспользоваться им снова, на обратном пути. Теперь она понимала, что такой исход маловероятен, мягко говоря. Ее инструктор, Светлана Бобкова, всегда говорила ей следить за языком тела и мимикой. Наташа как сейчас видела спокойное круглое лицо этой женщины, такое по-матерински ласковое на первый взгляд, а ведь она учила девочек обманывать и распознавать обман.

Потом Наташа узнала, что словами лгать проще всего. А вот тело выдает, раскрывая истинные намерения. Наташа научилась обманывать и языком тела, но большинство людей этого не умели. Еще она научилась читать тишину. Если с тобой перестают разговаривать – это очень плохой знак. Для большинства людей убить другого – дело нелегкое. Разговаривать с человеком перестаешь тогда, когда нужно перестать воспринимать его как личность. А это, в свою очередь, помогает решиться его убить.

Пока лифт ехал вниз, Наташа украдкой смотрела на Клинта. По давлению в ушах она поняла, что хоть кнопок и было всего восемь, опускались они на значительную глубину и довольно быстро. «Я просчиталась, – думала Наташа. – Я не сумела четко продумать свои цели». Она ушла от прошлого начальства, но не полностью приняла идею присоединиться к американцам. Тайное проникновение на Вертоносец казалось хорошим способом проверить их систему безопасности и показать собственные возможности. Теперь было поздно жалеть о том, что она не продумала весь ход игры заранее, как ее учили. Ее собственные колебания помешали ей проанализировать реакцию противника.