С усилием опустив руку, я сделала шаг назад.

– Ты любишь читать, – скорее, не спросил, а констатировал Рейнер. Судя по выражению лица, ситуация доставляла ему удовольствие.

– Люблю.

– Библиотека твоя, – улыбнулся он. – Можешь читать сколько хочешь.

– Правда? – я с недоверием осмотрелась.

Просто невероятно жить рядом с такой библиотекой, а не ждать неделями, когда появится возможность попасть в книжный магазин.

– Если не захочешь заняться чем-нибудь другим.

Я нахмурилась. Кажется, мы говорим о разном. Я подумала об убийцах на хвосте и засомневалась, что чтению стоит отдать приоритет. Но в любом случае, перспектива остаться здесь и открывать для себя мир за миром, казалась упоительной.

– Завтрак готов, – меня напугала фигура, внезапно возникшая в дверях, но это была всего лишь Грета.

– Спасибо, мы подойдем через пять минут, – небрежно бросил через плечо отец, и экономка исчезла.

С сожалением я окинула взглядом книжные полки. Не могу остаться, простите. Потом мы осмотрели кабинет и две спальни. Насколько я поняла, в одной из них мне предстояло жить, и отец предложил занять большую.

– Мне не нужно столько места, – попыталась протестовать я. – А потом, разве не ты будешь ночевать в большой спальне?

Мой вопрос явно его смутил.

– Занимай ту, которая тебе больше понравится, – в конце концов сдался он.

Мы снова спустились вниз, и меня усадили за накрытый стол в гостиной. От разнообразия разбегались глаза: фрукты, оладьи, булочки, яичница с беконом, молоко, сок и газированная вода. Как раз когда мы садились, Грета поставила на стол кофейник. Этого нам с Келли хватило бы на пару недель. Наш последний совместный ужин состоял из орехов, сыра и травяного чая.

– Что-то не так? – вопрос Рейнера вывел меня из глубокой задумчивости.

– Все в порядке, – мой голос прозвучал хрипло, и Рейнер не спускал пристального взгляда.

Я взяла булочку со стола и спряталась за ней от его взгляда, делая вид, что очень увлечена едой.

Не знаю, много ли съел отец, но я смогла домучить только булочку и выпить чашку молока. Когда мы поедим, откладывать дальше будет уже просто невозможно. Ему придется все рассказать, а мне – узнать. И что там могут быть за секреты, о которых даже Ник не хотел говорить?

Рейнер вздохнул, и я подняла на него глаза. Он смотрел в сторону, и вид у него был недовольный, хотя я все еще сомневалась в его эмоциях. Слишком скупо он их проявлял. Возможно, он продумывал тяжелый разговор, а возможно, ему было скучно. Ведь за последние пятнадцать минут мы не обменялись ни единым словом. Я раздумывала, как способности разрушили нашу семью. Наверное, таких как я просто убивают, а родители пытались спасти мне жизнь.

Наши взгляды пересеклись, и снова я терялась в догадках. Он злится или опечален? А может, разочарован? Наверняка представлял дочь другой: черноглазой красавицей, умеющей вести светские беседы и быть душой общества. Вместо этого ему досталась сероглазая молчунья, только и мечтающая о том, как бы запереться в библиотеке.

Я терпеливо смотрела на отца, ожидая, что он скажет.

– Пойдем в кабинет, – мягко произнес он.

Окна кабинета выходили в противоположную от входа сторону и открывали чудесный вид на лес. Я спрятала трясущиеся руки подмышками и сделала вид, что очень увлечена пейзажем. Рейнер встал рядом.

– Тереза, сложилась непростая ситуация, и, к сожалению, ты находишься в самом ее центре. Мне жаль Келли и жаль, что тебе пришлось все это пережить. Я планировал устранить опасность быстрее, чтобы вы смогли вернуться.

Он замолчал, напряженно глядя на меня. Я в самом центре? Он планировал устранить опасность? А если он не смог, как теперь от нее спасаться? Келли говорила, что поможет изоляция. Но я и так жила в лесу! Я никому не мешала! Мысли разбежались, пытаясь нащупать здравый смысл в моей жизни, но натыкались лишь на растерянность и пустоту.

– Но ты больше не останешься одна. Я готов защищать тебя столько, сколько потребуется. И не отступлюсь. Ты понимаешь?

– Понимаю, – машинально ответила я. Разве я честна с ним? – Хотя нет. Я ничего не понимаю. Ты знаешь, кто эти люди, которые убили Келли?

Его взгляд стал жестким, глаза потемнели. Если это гнев, то я рада, что он направлен не на меня.

– Я просил Келли Эберт прятать тебя от всех, даже от себя. Особенно после того, что случилось два года назад. Но она еще и ничего тебе не рассказала.

Вопросы наскакивали один на другой, я не успевала их осознать.

– Почему даже от тебя? А что случилось два года назад? – Мне не понравился его осуждающий тон. – Только благодаря Келли я сумела сбежать. У нас всегда был план, – начала оправдываться я, – и он сработал, потому что сейчас я здесь. Живая!

Я защищала Келли как могла. Он понял, и вид у него стал растерянный.

– Прости меня. Конечно, ты права. Я не имею права судить Келли и ее решения. Она сделала невероятное и прятала тебя целых шестнадцать лет. Даже я чаще всего не знал, где ты. Значит и он не знал.

– Он? – я растерялась. Виктор?

Рейнер снова вздохнул.

– Давай присядем, – и указал на небольшой кожаный диванчик в глубине кабинета. Занес руку над моим плечом, будто желая развернуть в нужном направлении, но не закончил движение. Я расслабилась, когда волна его эмоций так и не коснулась. Свело челюсти от опасения и любопытства одновременно. Впервые желание дотронуться до другого человека и испытать его эмоции перевесило страх потерять себя.

Мы сели. Подняв глаза на отца, я наткнулась на его напряженный взгляд. Он нервничал. Я постаралась придать лицу как можно более благожелательное и доверительное выражение, чтобы ему помочь, хотя нервничала не меньше. Сейчас он скажет, что люди со способностями под запретом и скрываются кто как может, а Виктор охотится на них и убивает.

– Я родился в местечке Торхау в Этерштейне, – начал он. – Это небольшая страна между Австрией и Германией. Моя мать София, твоя бабушка, работала школьной учительницей, а еще – была волонтером при Фонде ООН, помогала детям. Так они и встретились с моим отцом, на одном из благотворительных мероприятий ЮНИСЕФ.¹⁰ Много лет скрывали отношения, даже когда появился я, но, в конце концов, все стало достоянием общественности. После им пришлось пережить много неприятных моментов: осуждение, пересуды, унижение. Отстаивание отношений, когда весь мир против, не способствует личному счастью.

– А почему… – я запнулась, пытаясь разобраться в шквале информации, – почему они просто не могли быть вместе?

Отец вздохнул.

– Мой отец – король Этерштейна. За пять лет до встречи с моей матерью он женился на датской принцессе Луизе Саксен-Альтенбургской. Это был династический брак, и… – он задумчиво посмотрел на меня. – Ты знаешь, что такое династический брак?

Я ошарашенно кивнула. Я прочитала много исторических романов, но разве сейчас так бывает? Хотя, наверное, король уже старый, и его свадьба состоялась несколько десятилетий назад. Все, что я слышала, казалось невероятным.

– Я рос в Торхау, – продолжал отец, – мама, по-прежнему, работала в школе, а отец пытался… – он запнулся, подыскивая слова, —…поддержать нас, но двор и королева были категорически против второй семьи. Что, впрочем, вполне понятно. Королю пришлось нас оставить, он выбрал долг перед отечеством. – Отец замолчал, словно смакуя отголосок своих слов. На его лице отражалась сложная смесь уязвленного самолюбия и понимающего смирения. – Много лет мы вели уединенный образ жизни. Мне кажется, моя мать считала ошибкой связь с королем. Возможно, именно это подточило ее здоровье или это была просто судьба. Она заболела и умерла, когда я учился в старших классах. Меня забрали в королевский замок, но мое присутствие все время напоминало королеве о неверности, а королю… – он снова запнулся. – Впрочем, не важно. Как ни странно, я поладил с единокровным братом Эриком. Он был старше всего на пару лет. Его растили и воспитывали как следующего правителя. Отец настоял на признании меня законным наследником и избавил от позорного звания внебрачного сына, несмотря на протесты королевы и правительственных советников. Ради репутации короны решение в итоге поддержали. Я и сам не горел желанием, ведь это налагало на меня определенного рода обязательства, а отец ясно дал понять, что я не подхожу для трона, даже как запасной план. Меня признали законным сыном и частью семьи, ведь королю было важно зафиксировать в семейном древе представителя династии Ольденбургов. Теперь я мог претендовать на трон, но меня начали воспринимать еще хуже, чем прежде. Я стал угрозой для Эрика. И даже смерть королевы, моего самого ярого противника, не изменила ситуацию.