Было уже за полночь, когда, наконец, ошеломленный Алехин встал, обнял доктора, поблагодарил его и отправился восвояси. Больше они не встречались. Дома и на работе проштудировал в Интернете всю имеющуюся литературу по иглоукалыванию и летаргии, но ясности у него от этого не прибавилось. И с тех пор он держал свою тайну при себе, не поделившись этим открытием ни с Антоном, ни с женой, которую Алехин больше не пугал преждевременной кончиной и чудесным воскресением Лазаря.
Лос-Анджелес. Июль
Все шло к тому, что Сергею, если он немедленно не воскреснет, как учили, предстояло сгореть вместе со своей яхтой, пары горючего в моторном отсеке которой достигли критической концентрации и сдетонировали в тот момент, когда она наконец вышла в открытый океан, тем самым превратив береговую линию во второй горизонт.
Раздался взрыв. Яхту тряхнуло, как во время шторма. Потом после короткого затишья сверху, с палубы, стали доноситься жуткие вопли; похоже было, что кто-то из злодеев ранен или один из них улетел за борт. Кричали дуэтом, на два голоса – мужской и женский.
Алехин осознавал, что яхта горит и тонет, одновременно распадаясь на части. Но он ничего не мог с этим поделать. Он продолжал без движения и без дыхания лежать на полу и, как ни старался, так и не мог сделать необходимый спасительный глоток.
Глава пятая
БУНКЕР
Москва. Июль
Стол длинный, метров шесть, не меньше. Массивный и холодный. Из камня. То ли гранита, то ли мрамора. В подвальном сумраке толком не разберешь. За столом – четверо, по одному с каждой стороны. Но главного видно сразу. Щуплый и лысоватый, с пустыми белесыми глазами, он сидит во главе стола со скучающим видом, медленными полукруговыми движениями головы разминая затекшую шею.
Остальные трое расположились треугольником с другой стороны стола, почти касаясь локтями друг друга, и поедают глазами старшего, хотя внешне они не выглядят моложе, скорее даже наоборот.
– Итак, покалякаем о делах наших скорбных, – главный начал встречу с цитаты из популярного фильма своего любимого режиссера.
Свет постепенно потух, как в кинозале, и за спиной говорившего засветился огромный, во всю стену, экран. На нем человек в туго перетянутой портупеей камуфляжной полевой форме без знаков различия, с глубоко посаженными зеленовато-водянистыми глазами и одутловатым лицом, на котором выделялись ухоженные щегольские усики, заметно грассируя, заявил: «В районе Снежного только что мы сбили самолет украинских ВВС. Предупреждали же – не летать в нашем небе. “Птичка” упала за террикон. Где-то за шахтой “Прогресс”. Жилой сектор не зацепила. Мирные люди не пострадали». Затем последовали кадры, на которых было хорошо видно, как с земли на горизонте поднимается сносимый ветром вправо огромный столб черного дыма.
Экран погас, и в зале воцарилась тьма. Одна за другой перед каждым из присутствующих, словно сами собой, зажглись свечи. Не электрические, а настоящие восковые. Где-то в потолке, в углу помещения, зашелестела вытяжка.
Неровные отблески пламени свечей искажали черты присутствующих до неузнаваемости. Все, кроме глаз. Говорили они негромко, но под сводами подвального потолка, будто в старинном винном погребе Шильонского замка, где Байрон от нечего делать выцарапывал заточенной ложкой свое бессмертное имя на скальном камне стены, голоса их звучали если не утробно, то гулко, незнакомо и зловеще. Словно говорили не люди, а копии Дарта Вейдера. Подвальные заговорщики-масоны говорили негромко, но их слова, несмотря на искаженные липкой акустикой средневекового подземелья голоса, были отчетливо слышны и понятны каждому из них. Причем чем тише говорил присутствующий на тайной вечере, тем отчетливее слышали его собеседники.
Окажись на столе игральные карты, а вместо свечей – канделябры, можно было бы принять их за картежников, гнущих, «Бог их прости, от пятидесяти на сто» в штоссе (он же фараон) ХIХ века (для обычной «пульки» все происходящее выглядело чересчур таинственно). Но ни игральных карт, ни тем более мела или каких-либо иных предметов в руках у собравшихся за столом не было. Все – часы, телефоны, ручки, даже расчески с носовыми платками и брючные ремни с ботинками – было сдано охране еще на первом пункте пропуска, на так называемой «Единице». На всех были теплые валяные тапочки. Каменный пол был с подогревом. Но все равно зябко. Их руки лежали на столе, хорошо различимые в отблесках горящих свечей. Главный Дарт Вейдер, наконец, нарушил тишину гулким эхом утробного мычания.
– Что это, я вас спрашиваю? Что это такое?
– Это министр обороны ДНР Белкин, – после паузы за всех ответил сидевший по правую руку от главного.
– Я не спрашиваю, кто это. Я спрашиваю, что это. Что он несет?! В смысле, кто разрешил?
В зале воцарилась мертвая тишина. В подобной ситуации одно мгновение тянется бесконечно, как в фильме ужасов или в страшном сне.
– Вы понимаете, вы отдаете себе отчет в том, что произошло и что этот полудурок сейчас несет? Почему это вообще оказалось на экранах, в Интернете и еще черт знает где?! Всего лишь час спустя после трагедии? – продолжил после затянувшейся паузы главный.
Не дождавшись ни от кого ответа, он некоторое время молчал. В помещении вновь образовалась тишина, только еще более мертвая, холодная, просто могильная. Было слышно, как участники вечери дышат.
– О том, почему вообще эта трагедия оказалась возможной, мы поговорим позже. А пока все, что я хочу услышать, – это кто выпустил этого идиота в эфир, если все здесь присутствующие уже через двадцать семь минут после произошедшего знали, что случилось и чей самолет там упал? Я хочу услышать хоть одно разумное объяснение этого очередного дебильного фак-апа, который сбил все наши планы, не говоря уже о том, что в катастрофе погибло черт знает сколько ни в чем не повинных людей – пассажиров, сами знаете какого, рейса.
– Если позволите, я мог бы поделиться некоторыми соображениями на этот счет, – наконец ответил самый молодой из участников совещания, сидящий по левую руку от старшего.
– Bitte tu mir einen Gefallen19, – с нарочитым акцентом ответил по-немецки старший и сразу же с некоторой издевкой в голосе повторил по-английски с еще более заметным акцентом: – Please, be so kind to explain20.
– Не было возможности сразу же связаться с вами. Вы плавали в бассейне. Когда стало ясно, что по ошибке, по трагической случайности был сбит другой борт, мы сразу же решили подстраховаться. На тот случай, если нам не удастся убедить мировое сообщество, что рейс Лондон – Бангкок был сбит ВСУ, Вооруженными силами Украины. Что на самом деле и произошло. А так… ну сбили ополченцы. Отбили у ВСУ ракетный комплекс и сбили.
Говоривший выпалил все это скороговоркой и громко выдохнул, как после глубокого нырка.
– Не кажется ли вам, любезный, что это слишком мудрено для мирового сообщества? – ответил вопросом старший.
Ни один из говоривших в обращении не использовал личные имена, отчества и, не дай бог, названия должностей. В таких беседах, особенно в подземном бункере, это было строго запрещено.
Любезный ответил молчанием. Старший воспринял это как согласие с высказанным им предположением. Так его учили много лет назад. Все, чему он тогда научился, работало до сих пор и – в этом он был совершенно уверен – будет работать здесь всегда.
– Хорошо, – в его голосе отчетливо прозвучала угроза. – А теперь пусть мне доходчиво объяснят, почему вообще был сбит самолет, летевший другим рейсом?
Эффект сказался мгновенно. Сидевшего за дальним концом стола грузного, с животиком и усами человека средних лет, к которому, собственно, и был обращен этот вопрос, передернуло уже от первого слова «хорошо». Главный говорил с мягкой, еле заметной шепелявостью, и в глубине подвала шипящие начинали присвистывать.