— А может, по льду?

— Может по льду, свечку не держал, — развёл руками Иван. — В общем, про переправу давно уже думали. Жаль, конечно, Аляска не наша давно, но это отдельный вопрос. Мост какой-нибудь там сварганить.

— Так он же широченный, пролив этот!

— Около девяноста километров. Собственно, это основная сложность. Так бы давно сделали, но уж больно всё фантастически выглядит. А представь себе экспресс Париж — Буэнос-Айрес, — улыбнулся Иван.

— Так у нас даже до Якутска дороги нет железной! — возразила Татьяна.

— Это дело наживное. Сейчас вот БАМ, потом и за Якутию возьмёмся. С Чукоткой. Пока нет экономической целесообразности такие прожекты возводить. Эдак, и не одна держава разориться. Тут нужно взвесить. Вот про это и сказано.

— Тебя экономический расчёт привлёк, что ли? — удивилась Татьяна.

— Да не! До этого, вообще, далеко, конечно. Собственно, пока это лишь фантазия автора статьи.

— Так в чём суть? Пока только вокруг, да около. Или я ошибаюсь, и выступление в самом разгаре?

— Иронию принял, потом прореагирую, — кивнул Иван. — Короче говоря, автор статьи пишет, мол, коли всё равно мысль эта настолько грандиозна, чтобы осуществиться, ну, по крайней мере, в ближайшее время, то чего бы тогда не дополнить её.

— Чем это ещё дополнить? Мост он и мост. Пусть и в девяносто километров.

— А вот и нет! Плотина! — радостно воскликнул Иван.

— Чего плотина?

— Не просто мост, как переправа единственного, считай, предназначения, а перегородка водяная.

— Погоди, — скривила рот Таня, — ты хочешь сказать, что этот чудак из журнала предлагает запрудить океан?! Ха!

— Не, не так. Прудить никто ничего не собирается, — замахал руками Иван. — Там же течения мощные. Это понятно, сужение серьёзное промеж двух обширных жидких масс с разными температурными и другими характеристиками — Северно-Ледовитым океаном и Тихим. Между ними есть водообмен. Холодная вода с севера, более тёплая с юга. То есть там течения присутствуют.

Таня нахмурилась, задумалась.

— Чего, прямо, как Гольфстрим?

— Нет, такого прямо ламинарного потока, как речной, там, конечно, нет. Но движение вод очень активное, как пишет этот друг. Мощь ни с какими реками, конечно, не сравниться. И, конечно, тут зарыт огромный энергетический потенциал.

— Точнее, затоплен.

— Что? А, ну, да. И в таком разрезе я вот и назвал это плотиной. Не том смысле, что она что-то там запруживает (хотя, в зависимости от конструкции и масштабов, возможен и такой исход, но отдельная песня, открывающая, конечно, совсем другие горизонты), а в том, что это гигантская дамба с турбинами.

— Да, я уловила суть. Смущает, конечно, масштабность.

— Ну, фантастично выглядит, да, — согласился Иван.

— Я только вот не поняла, чего тебя так зацепило? Я сколько этот журнал не листала, частенько там такие фантазии высказываются.

— Танюш, ну ты чего, не понимаешь, что ли? — в глазах у Иван прямо заполыхало. — Это ж ПЛОТИНА всё равно. Если потенциально хоть мысли такие были, то что это значит?

— Что?

— Переход! — торжественно заключил Иван. — И не просто переход, это должен быть какой-то переход всех времён и народов… хм… каламбур своего рода.

Глаза у Тани округлились. До неё дошло. Она испуганно закачала головой.

— Нет… Нет! — тихо проговорила она.

— Чего нет, Танюш? Я когда это всё понял, у меня всё в голове и сложилось. Сразу стало понятно всё.

Но Таня резко засобиралась, схватила свои вещи и выскочила из комнаты. Иван обомлел и ринулся и за ней.

— Куда ты?!

Не прощаясь, она выскочила в сени, на ходу одеваясь, прыгнула в сапожки и выбежала под дождь.

— Таня! — крикнул Иван в открытую дверь, метнулся за обувью, но потом и отбросил сапоги в сторону, присел. — Ну и ладно!

Выглянула Алёна.

— И чего это такое было?

— Да… — махнул неопределённо рукой Иван.

— Чего ещё за «да»? Обидел девочку и ещё тут сидит. Бегом за ней! — Алёна рассердилась.

— Никого я не обижал! — попытался воспротивиться Иван.

— Он ещё ерепенится! Быстро, тебе говорят! — Алёна была сурова, как никогда. Иван, обескураженный необычным поведением матери, начал вновь натягивать сапоги.

— Да не пойду я никуда! Женских ваших бесов ублажать вечно! — психанул и он, брыкнул ногой скидывая надоевший сапог, ушёл к себе в комнату, грохнув, как водится в таких случаях, дверью.

— Ты чего, всё в мэнээсах ходишь? — Иван глотнул кваску, опёрся о столик.

Андрей прихлебнул в ответ пивка. Кивнул.

— А чего, меня ценят. За рацухи процент капает. Да переведут и так скоро, чего рыпаться? Ты лучше мне скажи, мы махнём летом, аль нет? Или опять прошлёпаем сезон?

Апрель неожиданно вдарил совершенно летними температурами. Основные водяные потоки уже отгремели, но всё равно отовсюду ещё сочилось. Земля набухла влагой, деревья почками. Друзья прогуливались в выходной день в парке Горького, но припекло, и они решили промочить горло.

— Никак нельзя пропускать! Или в этот раз, или уж никогда. Нависло совсем, тянуть нельзя. Пойдём, что ли, на причал, — предложил Иван, взяв кружку с квасом.

Пока шли до ступенек к помосту на воде, Андрей успел задуматься о другом.

— Вань, а ты Таню давно видел? — с хитрым прищуром он хлебнул пива и присел на деревянный насест.

Иван тоже отхлебнул, но так в кру?жке лицом и замер.

— Чего это ты вдруг?

— Да стало вот интересно.

— Андрюх, я уж и не помню, когда, если тебе так интересно, — Иван овладел собой, надел маску якобы равнодушия. — А что? Живём не особенно рядом, работаем в разных местах — где мы можем встретиться?

Иван лукавил. Больше того, он беспросветно врал. Каждый раз, когда оказывался на Каширке на автобусной остановке, стремился затеряться в толпе, чтобы не встретиться, и не быть замеченным. Очень он опасался увидеть Таню. Сил на спокойное «привет» могло и не хватить.

— Ага, ну да, — скептически кивнул Андрей. — Чего там на кафедре? — перевёл послушно тему.

А Ивана вдруг захлестнуло.

— Да прячусь я, конечно, от неё, прячусь. Чего уж тут скрывать. А чего я ей скажу, Андрюх?

— Ну, не знаю, можно же поговорить просто, не чужие люди вроде.

— «Просто поговорить», — усмехнулся Иван. — Да даже когда просто подумаю про неё, будоражусь. А уж, когда покажется, что в толпе она, так и, вообще, сердце колошматится, не остановишь. А если у неё кто-нибудь есть? Так это удар для меня будет. А так, конечно, лёгкость ушла без неё. Это да, — Иван поставил квас, отыскал какую-то веточку и стал постукивать ей об ступеньку.

— А может, и нет никого у неё? А ты просиживаешь время впустую, а?

— Как это впустую? У меня интересная работа, друзья имеются, увлечения — пожал плечами Иван. Но не очень неуверенно.

— Сам же сказал, что в работе лёгкость ушла. Значит, даже работе вредит.

— Сказал. Вредит. Но если она не приемлет принципиальное моё Я, а? — с жаром заговорил Иван. — Если ей это поперёк горла, что и слушать не хочет, и убегает? Как с этим быть? Не могу же я все эти свои стремления взять и похерить ради любви там какой-то! Нет, нет, старина! Надо перетерпеть! И лёгкость былую обретём, — он стал остервенело хлестать прутиком.

— А какие у тебя стремления, которые ты не можешь отбросить, а? Пролив с переходом, что ли? — саркастически прищурился Андрей. Провоцировал. Сознательно.

— Пролив! Пролив! А Тане это заноза, понимаешь? Не просто она там с чем-то не хочет меня делить, не собственница она, нет. Не согласна она с таким подходом, вот и всё! Переломить не может, но и уживаться не желает.

— Да откуда ты так уверен? Вы ж гордецы оба! А, может, всё изменилось, повзрослела чуток.

Иван с подозрением глянул на друга.

— Это чего, сводничество, сейчас, что ли? Ольгина рука тут?

— Чего? Ты края ты гляди! Ещё и подкаблучником меня назови! — вспылил Андрей.