Тварь задрожала и выгнулась, вцепившись ногтями в ковер так, что его основа, разрываясь, глухо затрещала. Секунду спустя его руки разжались, и Кэсси, заметив засохшую кровь на его ногтях впервые почувствовала, как саднят у нее плечи и лопатки.

Войдя, Генрих встретился с ней удивленным взглядом.

- Он обещал, что я не умру, - прошептала Кэсси, скорее, успокаивая сама себя, чем убеждая Генриха. Она прилагала все усилия, чтобы быть адекватной, но получалось плохо - каждый последующий момент отрицал предыдущий.

Генрих подавил вздох. Глядя в эти горящие одержимостью глаза, он впервые усомнился в необходимости решить все быстро и грубо. Медленно опустившись рядом с ней на пол и с опаской поглядывая на неподвижное тело, он тихо произнес:

- Да, после того, как он выпьет твою кровь, и отдаст тебе свою. Может быть, ты даже не умрешь в первую ночь. Может быть, даже во вторую. Он замучил тебя своим бредом, своими видениями, которых на самом деле нет, а есть... Неужели ты ему веришь? Твари? Ты прикоснулась к незримому миру и чудом спасла свою жизнь. Ты хочешь повторения? Ты потеряешь его - знаешь ли ты, ЧТО ИМЕННО ты потеряешь? Ничего!!! Он - ничто, он - твое отражение, твоя выдумка, твой собственный бред!!!

Кэсси оглянулась на Алика.

- Мой бред спас тебе жизнь.

- Ты - дура, - не выдержал Генрих. - Это был просто его отказ служить Змеищу. Моя жизнь его не трогала. Равно как и твоя, и всех остальных. Он живет в своем мире, где имеют значение совершенно другие вещи. Ты поимела с этого кайф, но за все надо платить, и он взыщет с тебя, если его не уничтожить. И тогда ты действительно не умрешь.

На этот раз вздохнула Кэсси. Ей было больно, грустно и страшно, она с трудом поддерживала себя в вертикальном положении, но сказать было надо. Ведь это было единственным, в чем она уверилась. Только что, но навечно.

- Если никому нельзя верить, - она посмотрела на Алика и задохнулась от подступивших слез, - то зачем тогда жить?

- Не, ну охренел народ, - заключил Генрих и, подняв с пола кинжал занес его над лежащим. Аланкрес открыл глаза - потемневшие, невидящие и полные боли. Кэсси передернуло и она попыталась поймать Генриха за руку.

- Слушай, - заорал он, - если ты получишь этим кинжалом, то можешь стать такой же, как он!!! Бредом, сном, иллюзией! Хочешь?!

- Не знаю...

Генрих сбросил ее руку и снова ударил. Кэсси отвернулась.

И увидела вдруг Нестора, замершего в дверях. Он излучал спокойствие, словно ожидал найти здесь то, что нашел.

В два шага он оказался рядом.

Генрих тем временем поднялся, обшаривая комнату взглядом, в поисках еще одного своего оружия. Кэсси снизу вверх посмотрела на Нестора.

- Он сказал, что я не умру, - прошептала она, внезапно вспомнив, что, если верить Элису, он выполняет только последнюю волю.

Несс повернулся к Генриху.

- Разумный выход, - заметил он глухо, - Но не лучший. Вынь.

- Еще один псих... Ты не понимаешь, он ведь ее не оставит теперь; посмотри, на что она похожа. Ты не знаешь, что эти извращенцы делают с людьми... Знаешь, за что его заколдовали? Он угрозами заставил (можно представить, какими) одного человека отрезать себе руку, а другого...

- Сожрать ее? - предположил Несс. - Была такая легенда, помню. Только это уже ваша легенда. Анкаианцы были другими, прежде, чем научились отвечать на удары. Их ответы были иными - страшнее, и история руки - еще не самая ужасная из вещей, которые приходилось делать Алику. Но это нас не касается. Аланкрес имел право на много жутких вещей.

Генрих понял, что для психа аргументов нет. Он отвел руку назад, и кулак его просвистел в миллиметре от уха отклонившего голову Нестора. Неожиданно, не возвращая ее в прежнее положение Романтик присел и, выпрямляясь исполнил об челюсть агента то, что в мыслях Кэсси, кажется, называлось "апперкот". Может быть, и по-другому, но как бы оно не называлось, оно подействовало - Генрих зашатался, подняв руки к лицу. А еще пара коротких ударов и вовсе отключила агента.

Разминая руку, Нестор опустился на одно колено рядом с Кэсси. Выдернув из вампира нож, он приподнял последнего, подложив руку ему под голову. Прошло некоторое время прежде, чем тварь снова приподняла дрожащие веки. Оторванный рукав, пропитавшись кровью и отяжелев обнажил плечо, похожее на плечо мумии.

- Что он обещал тебе? - обернулся Нестор к Кэсси. Та не ответила - у нее кружилась голова, может быть, она просто не услышала, а может, не смогла говорить вообще.

Алик вздрогнул. Вытянул руку и уронил ее, слабо царапнув Нестора по рукаву. Несс помог ему сесть, вернее, посадил и держал. Алик снова поднял дрожащую, бледную лапку, с третьей попытки поймал занавеску и приложил ее к лицу. Ткань под его пальцами потемнела. Громкий, глухой и хриплый звук, а не голос Аланкреса, сложился в слова:

- Я обещал, что она не умрет.

- Ты... о, господи... - Нестор предпочел смотреть в угол, - Я не мог не дать тебе выбора. Вот он у тебя... есть. Если ты хочешь забрать ее с собой, это твое право... Хоть лично я и буду возражать.

Алик оперся головой и плечом о стену, потом поднялся, держась за нее. Отступив, он ухватился за дверную ручку чтобы не упасть. Романтик, повинуясь мгновенному порыву, схватил его за руку. Он поверил. Поверил, что внутри этой твари присутствует принц - единственный и последний из загадочного, призрачного, так и не понявшего насилие народа. Аланкрес отпустил ручку, и покорно склонил голову на плечо Несса. И только когда жесткие пальцы твари оказались на шее, стало ясно, что это израненное проволочное тельце вновь превращается в капкан. Попытка сбросить его только ухудшила ситуацию.

- Алик!

Алик отпустил его и упал на колени.

- Я не всерьез, - неожиданно хрипло засмеялся он. - Ты мне не нравишься. Ты выглядишь так, словно тебя в подняли пять утра... не позволяй больше никому.

Нестор хотел бы отвернуться, перестал чувствовать себя реальным и стоял, уже забыв как двигаться. Через какое-то время, успокоительно (как Нестору показалось, хоть и не успокоило ни капельки) махнув рукой, Алик сорвал занавеску с гардины. И, хотя большинство его движений все еще были неверными, скорость, с которой вампир приходил в себя была пугающей. Только его обескровленные губы шевелились все так же почти беззвучно, когда снова он обратился к Нессу.

- Ты хочешь убить меня, но не сможешь. Меня нельзя убить. Убиваю я легко, достаточно лишь поверить мне, как это сделал ты. Ты ошибся, Романтик. В мире все грубее и проще, чем ты думаешь.

- Тогда я в этом мире не нужен.

Алик то ли засмеялся, то ли закашлялся, наклонив голову и приложив руку к окровавленным лохмотьям на груди.

- Ну должны же быть в мире идиоты...

- Что бы ты не говорил, но ты не пользуешься их услугами, Аланкрес, спокойно возразил Несс. - Да и позвал ты меня не для того, чтобы я тебе нравился.

Алик спрятал лицо в занавеску. Его обескровленное, отравленное тело все еще терзали спазмы, хотя ему удалось почти без усилий подняться на ноги.

- Генрих... был прав, - безголосо продолжал он, бросив измятую штору в сторону, где Генрих лежал ,- такие, как он, существуют для человечества. Но человечество... оно существует для таких, как вы. Хоть и не знает об этом. Теперь я все ж таки пойду.

- Но ведь уже... совсем светло, - Несс обвел взглядом комнату, в которую свет почти не просачивался из-за закрытых ставень.

Аланкрес некоторое время молчал, пытаясь побороть сводившую мышцы судорогу.

- Мне уже в который раз поверили, - прошептал он. Запавшие, но по-прежнему гипнотические глаза были его полны знакомого света, только теперь уж вовсе призрачного - так ярко проглядывала сквозь него глубокая, шевелящаяся в своей лежащей за гранью человеческого понимания дали жадная, неистребимая тьма. Но Алик моргнул, и она уступила место усталому, бесцветному покою. - Знаешь... - продолжал он, - когда кто-нибудь уходит навсегда... нельзя спрашивать... каким будет его дальнейший путь, куда и когда он пойдет... светло или темно будет... никогда.