Нестор вздрогнул и проснулся. Звонил телефон.
Разглядев в той пародии на свет, что лилась из окна, черный прямоугольник трубки, Несторнетвердой рукой схватил ее.
- Это я, Несс, - произнес по-нехорошему спокойный голос, вернувший Романтика обратно в сон. - Приезжай, очень тебя прошу.
- Да? То есть, куда?
- К Кэське. Если можно,прямо сейчас.
- Да...
- Я от тебя сегодня услышу что-то кроме этого? - запредельно глухой тон Алика стал требовательным. - Ты нужен.
- Тебе?
- Это ты сам решишь.Если успеешь.
Нестору стало холодно.
- Я убью тебя, -прошептал он.
Алик засмеялся.
- Ты милый... - сообщил он нежно. - Вы все замечательные. Я постараюсь тебя дождаться и не заснуть.
Было похоже, что это действительно так. Во всяком случае, слова он из себя выжимал чем дальше, тем медленнее.
- Хорошо. Я приеду, - сказал Несс.
- Нестор?
- Аланкрес?
Молчание. Довольно долгое.
- Я жду.
34. Ничто.
На какой-то короткий миг удалось его от себя оттолкнуть, словно бы для того, чтобы лишний раз убедиться, насколько это бесполезно, потому что противостоящее усилие было быстрым и таким, что чуть не сломало ей руки. В результате еще одной попытки вывернуться Кэсси разорвала ему рубашку и теперь ее щека немела от холода, прижимаясь к ледяной коже принца. Потом, в расступившейся на миг дымке Кэсси осознала, что почти свободна - Алик позволяет ей опираться на его руку, а сам лишь слегка касается ее шеи разомкнутыми губами, и это касание - что-то такое, от чего невозможно отказаться и под страхом вечных мук. И несмотря на то что этот страх никуда не делся, двигаться не хотелось. Она нашла то, что забыла в последнем сне запретный, неуловимый и хрупкий мир. И каждую секунду пребывания в нем хотелось продлить до следующей, а потом еще до следующей... Пока сознание не покинуло ее снова, на короткий миг, а когда вернулось, никто не держал ее.
...Алик сидел на диване, подогнув под себя ноги и склонив голову на спинку. Глаза его были подернуты дымкой.
- Ты ждал этого? - обвинила его Кэсси. - Ты тоже хорошо скрываешь свои чувства - мне было и невдомек, что ты ждешь. Ведь это ты заставил меня тебя спровоцировать? Почему нельзя было заставить волей? Кодекс чести у вас весьма своеобразен...
Она устала.
- Наступил рассвет... - прошептал Алик, - Я скоро усну, - он склонил голову вперед, роняя на лицо спутанные волосы. Бледные пальцы вцепились в гнилую обивку, раздирая ее на пучки пушистых ниток; казалось, он действительно засыпает. Какое-то время было похоже, что он больше и не двинется; однако, лишь Кэсси начала приходить в себя, ее измученное сознание оказалось захваченным столь же неожиданно, сколь и жестко. Лишь настроение стало иным - она скользила в какой-то коридор, откуда не было возврата. А когда что-то похожее на раскаленный черный туман плеснуло в мозг - все схлынуло и реальность вернулась.
Она прислонялась щекой к прохладному кремовому шелку на руке, пальцы которой были запущены ей в волосы. Она так и не поняла, что чувствует сама и как к этому следует относиться, настолько странны были ее впечатления, только ни одно из ее предположений касательно его поведения не было истинным. Но по желанию ли Алика, по общемировым ли законам происходящее нравилось. Когда же перестало, воля вампира подавила все.
Но недостаточно. Вернее, достаточно лишь для того, чтобы увидеть мир его глазами. И Кэсси поняла, даже, вобщем- то, без особого удивления, что в этой жизни никогда не бывает просто хорошо, и за все надо платить. Что платят даже те, кто свободен, и что их свобода, при всем совершенстве телепатического и прочих видов общения все равно есть безраздельное вынужденное одиночество, имеющее причиной просто нехватку событий, которые целиком заполнили бы их непомерное восприятие. Им не хватает жизни - Кэсси только сейчас, наконец-то, поняла, что это такое. И ее, несмотря ни на что, очень хотелось оставить себе, а не гоняться вечность за его иллюзорными подобиями. Даже с Аликом, потому что и он...
Уловив протест, вампир снова с неимоверной силой впился пальцами ей в позвоночник. Потом поднял голову и снова, и мерцающим, страшным взглядом накинул на ее сознание давящий аркан серой пустоты.
Тут сквозь почти раздавивший удушающий туман Кэсси услышала скрип двери и слабый звук стремительных, легких шагов. Кто-то ворвался в комнату. Сознание прояснилось, чтобы почувствовать, точно определить, что произошло, хоть Кэсси и никогда не приходилось чувствовать это раньше.
Аланкрес исчез за миг до того, как упасть ей на руки с дрожащей у основания шеи рукояткой кинжала - красивым блестящим узором на ней было изображено непонятно что.
- Отвали! - прошипел кто-то знакомым голосом, и, зацепив ее за плечо, отшвырнул к противоположной стене. Кинжал, вылетев, когда Алик повернул голову, отправился туда же и в следующий миг был вновь обретен бросившимся за ним пришельцем. И в то же мгновение потерян, потому что вампир, хоть и немного парализованный после первого удара, но все еще достаточно быстрый, мгновенно выбил его неповрежденной рукой. Прокрутив человека вокруг себя, он ударил его об стену с такой силой, что та затрещала. Впрочем, размаха в этой маленькой комнатке не хватило, поэтому, когда Алик поднял своего съехавшего по стене врага, тот оказался в сознании. И взвизгнул - громко, неприятно, на миг оглушив держащую его тварь. Обхватил ее и нанес несколько быстрых ударов еще двумя кинжалами. Впрочем, для парализации слабого к утру Алика было остаточно и одного.
Генрих устало опустил на пол легкое, изломанное тело. Он тяжело дышал; его лицо и руки были перепачканы кровью, а глаза бешено блуждали по комнате, пока не встретились с глазами Кэсси.
- На! - крикнул он. - Хоть снова целуйся с ним, только ножик не вынимай. И вот это тоже...
Кассинкану снова затрясло. Было сильно страшно, до слабости, до полной потери соображения. По телу лежащей на полу парализованной твари проходили судороги, волны дрожи - сначала сильные, потом все слабее и слабее.
Девушка сползла на пол; приходилось часто дышать, чтобы окончательно не погрузиться в черноту неодолимой слабости. Она устала как никогда еще в жизни не уставала, но разум, растревоженный тем, о чем он раньше и помыслить не мог, работал на износ. В нем рождались и исчезали потрясающие видения, воспоминания и звуки... Кэсси подумала, что умирает.
"Ты не умрешь", вспомнила она.
- Я знал все о вас давно, и до недавнего момента хотел услышать все от тебя, - возбужденно и громко говорил Генрих. - Но, общаясь с вот этим... он небрежно перевернул легкую тварь на спину, - все сильно дуреют. Что ты, что этот ваш друг брюнет. Впрочем, вы и до этого не страдали нормальностью, так что он вам сильно имиджа не подпортил, - он криво усмехнулся. - Ты думаешь, мы не знаем о них? Если б ты знала, сколько дряни можно сделать из человека! А можно и не делать, если достаточно того, что есть... Ты ужасно выглядишь. Где тут можно умыться?
Кэсси заставила себя подняться и пойти на кухню. По дороге она забыла, зачем шла, но зато очень хорошо вспомнила все, что считала нужным сделать, когда вернется. Поэтому она вернулась.
- Я ж тебя просил... - начал Генрих, но Кэсси медленно опустилась по стенке, - Понятно, - сказал он и ушел на кухню сам.
Алик почти не выделялся на полу, словно просто аномальное место, на котором четкий узор ковра превращался в набор хаотичных линий. Комната наполнялась запахом крови с привкусом чего-то еще - то ли озона, то ли йода, то ли раскаленного металла.
Под ключицу вампира был действительно косо воткнут трехгранный костыль с клеймом службы безопасности - Генрих не врал, хоть и слегка промахнулся. Шелк вокруг деревяшки весь пропитался черным, однако там, где торчал серебряный кинжал ничего подобного не было.
После неудачной попытки вскочить и подойти к Алику, Кэсси пришлось подползти. Уверенно протянув руку, она выдернула сначала кол из его груди ( шершавая деревяшка вышла легко, словно из воды), а затем серебряный нож - с трудом, словно он врос намертво.