- Мало били? - спросил следователь.

- Наоборот, - сказал мальчик. - Сначала - потому что пацифистов удобно. Далее из предрассудков. Еще некоторые не любят кого-то умнее себя. Так что твое хамство погоды не сделает.

Кэсси подумала, что ей некоторые студенты терпимы и даже приятны.

- Слушай, - обратился Генрих к Кэсси, - где ты добываешь всяких извращенцев?

Вопрос не понравился.

А дальше, очень вовремя отыскала их родная компания студента, они о чем-то говорили, и в итоге неожиданно получилась так, что Кэсси осталась одна с Генрихом.

Во всем Генрихе что-то сообщало, что он до сих пор на работе и жаждет похоронить Кэсси под грудой своих глупых вопросов. И совсем уж неожиданным и неприятным показались ей его хорошо просматривающиеся попытки напроситься проводить ее до дома. Настроение скисло.

- Спасибо, не надо. Мне сейчас домой не хочется.

- А куда тебе хочется? Я хотел тебя кое о чем предупредить, но если тебе все равно...

Ну что на это можно ответить... На такой невежливый вопрос? Лишь столь же невежливо пожелать человеку отправиться в какую-нибудь общеизвестную сторону, в которую немного обидно идти, повинуясь чьей-нибудь злобной подсказке.

Прошло еще несколько дней, в течении которых Кэсси знакомилась и не знакомилась; и все встреченные ей люди рано или поздно начинали раздражать кто чем; каждый по-своему. Однажды она пообщалась с одной приятной девушкой, которая сочиняла очень неплохие стихи. Кэсси читала их с удовольствием, пока не нашла случайно один, о страсти лирической героини к монстру, и не расстроилась.

Вообще все ее новые знакомые рано или поздно разными способами проявляли свои неприятные качества, которые начали с безысходной неизбежностью повторяться, и Кэсси с мечтательным недоверием вспоминала времена, когда кем-то увлекалась. Наверное, решила она, с возрастом начинаешь ценить не самого человека, а то, насколько этот человек ценит тебя.

Как-то раз она вспомнила, что на свете есть Нестор, а у Нестора телефон.

- Привет, - сказал он. - Как Оська?

- Пишет. Вроде, нормально все. А как ты?

- Да тут назрела надобность всякой бюрократией заняться; вот и занимаюсь.

- Понятно... А помнишь как мы в маразм впали?

- Кэсси...Я не хочу сейчас ничего вспоминать. Это похоже на то, что чувствует человек, освободившийся из тюрьмы. Ты извини...

- Ничего.

- Я как-нибудь заеду.

- Как-нибудь заезжай.

- Кэсси...

- Да?

- Ты сама-то как?

- Да так... скучаю.

- Это хорошо. Как говорил один мой друг, погибший на съемках известного боевика...

- Несс!!!

- "Когда я скучаю, смерть обходит меня стороной"... Или что-то в этом роде. Кэсси, мне это тоже надоело, но если начинаешь в моем случае относиться к этому с подобающей серьезностью, сходишь с ума. Я пробовал. ...Да не был он мне другом. Просто говорил иногда. Что-то.

- Спасибо, Несс.

- Пожалуйста. Ладно, извини, бежать надо...

- Ну, беги.

Кэсси дала отбой. Расслабленно опустившаяся рука с телефоном показалась ей символом безнадежности и скорби. Это доброе слово поддержит ее наверное, в течении часа. А далее она снова вспомнит как у всех все хорошо, а у нее одной ну совсем ничего. Генриху, что ли позвонить? Пусть приходит, черт с ним... Еще соловей этот. Три кошки в доме, а его не волнует. Вот она, чисто мужская безответственность.

Генриха не было дома. На работе тем более.

Кэсси открыла окно, за которым громче щелкало и посвистывало. За ним белело и одуряюще пахло цветущее дерево.

- Никто не прилетит к тебе, свистулька, - прошипела Кэсси, - На свалку с котами. У тебя, наверное, в черепушке резонатор, а мозгов нет.

Делать было нечего, и Кэсси решила слегка прибраться. Выскочила обгрызенная бумажка с номером Алика и пометкой, что он действителен лишь до пятнадцатого числа. И затем он сменится на постоянный, которого уже никто не будет знать. То есть, давно сменился. Зажав ее в кулаке, Кэсси присела на диван и минутку погрустила, подумав, что общаться с Аликом вообще настолько же бессмысленно, насколько сейчас бессмысленно звонить по номеру, некогда ему принадлежавшему.

Элис снова сидел за спиной у Алика. И мешал ему смотреть новый телевизор. Семнадцать старых, различных характеристик, из которых Алик составил стенку в одной из комнат, Элиса тоже не интересовали.

- Ты мог бы помочь мне с этой уборкой, - ворчал он. - Нудно так.

- Прости. Надеюсь, тебя это не очень утомило?

- Знаешь, когда на земле вообще не останется анкаианцев...

-- В прошлый раз ты был более лоялен. Не тревожь меня.

Доведенный Элис наконец-то встал с дивана, где провел последние несколько часов, надоедая.

- Двое - это мало, произнес он тихо, - Ты сам справишься, или мне этим заняться?

- Твоя работа, - отмахнулся Алик. - Мои чувства на другую тему.

- Ее будут звать Кассинкана? - поинтересовался Элис.

Алик некоторое время безмолвствовал.

- Почему ты меня так ненавидишь? - сказал он устало, - Я тебе что-то сделал когда-то, или я на кого-то похож, кого никогда не знал? Почему, Элис? Я знаю, ты не выносишь одиночества, и твоя мечта - заполненный многоспальный гроб, но мне уже надоело тебе повторять, что меня там не будет.

- Я хочу, чтобы кто-то еще был с нами. Я хочу, чтобы ты был счастлив, - Элис говорил монотонно, исподлобья глядя в глаза Алику. Алик решил не искать в его облике откровений, и уставился на руки.

- Я буду счастлив, - пообещал он, - если ты найдешь кого-то, к кому я достаточно равнодушен, чтоб меня, когда ты его обратишь, от него не тошнило. Элис, мне нравится только один из нас - я. Наверное, причина в возрасте, или в счастливом детстве.

- Да она мне потом спасибо скажет, - прошептал Элис, сощурившись.

- Она ли?

- Посмотрим..., - Халтреане поднялся, одновременно чуть развернувшись, и оказался напротив Алика, почти у самого выхода.

Но достичь двери не успел. Алик, вмиг оказавшись между ними, удачно схватил Элиса и отшвырнул его к противоположной стене. После чего тут же сам был прижат своим наставником к подоконнику. Там эта короткая схватка и завершилась.

Неповиновение было той самой заветной вещью, которая надолго выводила Элиса из равновесия. Можно назвать это слабым местом. Когда противились его воле, им овладевала безумная, необузданная ярость. Алик знал это, но знал еще, что другого способа изменить решение Элиса не существует. И, пока одна рука его все еще была свободна, полоснул Элиса ногтями по лицу и горлу. В ответ последний не разорвал его на части от того только, что в оконной нише не хватала на это места. Алик отметил, что его головой сначала высадили стекло, а после несколько минут сбивали краску со стены. И лишь после некоторого затмения он, придя в себя, увидел, что Халтреане немного успокоился.

- Ты сделаешь это сам, - прошептал он. Лицо его было не только поцарапано, но и в брызгах крови Алика.

- Милый Элис, ну когда же с тобой произойдет хоть что-нибудь летальное.... - слабым голосом произнес тот, рассматривая черные глаза с оранжевыми искрами. Он и сейчас жалел легионера, даже поняв, что тот, зная об этом, посчитает это унижением и в ответ готов унизить, избить или, как Элис выражался, растереть в пургу.

- Так ты согласен? - Элис зацепил пальцами его так и не сросшиеся ребра.

Мало того, что это было каждый раз одинаково больно, так еще и очень надоело. Алик так и не научился любить своего наставника ни за одну из его милых привычек. Стукнув его головой по носу, он попробовал вывернуться, но Элис был сильнее, и скоро заставил его сдаться.

- Элис...

Элис отошел. Алик смотрел в паркет и удивлялся, почему его соплеменники не научились такому простому чувству, как ненависть. Хотя он уже давно устал не любить Элиса. Это было какое-то бесплодное, безрезультатное чувство, которое проваливалось в пустоту, не принося ни успокоения, ни разрядки.