Его высочество поднялся в башню вместе с Драконом. Врата за ними затворились; свита принца встала лагерем на ровном поле перед входом. А я отвернулась от окна и принялась нарезать круги по комнате. Наконец, не стерпев, я вышла и неслышно прокралась вниз по лестнице – думала, может, услышу, о чем они беседуют. Шажок за шажком я спускалась все ниже, пока из библиотеки до меня не донеслись голоса. Разобрать удавалось лишь одно слово из пяти: разговор шел о войнах с Росией и о Чаще.

Не то чтобы я так уж старательно подслушивала. Мне, собственно, было все равно, о чем они толкуют. Куда важнее для меня была всколыхнувшаяся смутная надежда на спасение: уж что бы Дракон со мною ни проделывал, весь этот ужас с вытягиванием жизненной силы – наверняка оно противоречит королевскому закону. Дракон велел мне не показываться и держаться от гостя подальше; а вдруг не только потому, что я неряха и замарашка, ведь эту беду он способен поправить одним словом, – может, маг просто не хочет, чтобы принц прознал про его дела?.. Что, если я воззову к милосердию принца и он увезет меня прочь…

– Довольно, – голос принца Марека вклинился в мои мысли: слова послышались четче, как будто гость подошел к двери. Он, похоже, здорово злился. – И ты, и отец, и Сигмунд – все вы блеете как овцы… нет, с меня хватит. Я не намерен сидеть сложа руки.

Я торопливо взбежала обратно по лестнице – босиком, стараясь ступать как можно тише: гостевые покои находились на третьем этаже, между моими и библиотекой. Я уселась на верхней лестничной площадке, прислушиваясь к стуку его сапог по ступеням внизу, пока шаги не затихли. Я отнюдь не была уверена, что у меня достанет храбрости открыто нарушить приказ Дракона: если я попытаюсь постучаться в дверь к принцу, а Дракон меня на этом поймает, он наверняка сотворит со мной нечто ужасное. Но ведь нечто ужасное он со мной и так проделывает! Вот Кася наверняка бы не упустила такой возможности – будь она здесь, она бы пошла и открыла дверь, и пала на колени к ногам принца, и умоляла бы его о помощи – и не как перепуганный зареванный ребенок, а как гордая дева из преданий и легенд.

Я вернулась к себе в комнату и принялась репетировать эту сцену, бормоча слова себе под нос, пока солнце опускалось за горизонт. Когда же наконец стемнело и настала ночь, я с неистово бьющимся сердцем прокралась по лестнице. Меня по-прежнему одолевал страх. Сперва я сошла вниз и осмотрелась, чтобы убедиться: в библиотеке и в лаборатории свет погашен, Дракон спит. На третьем этаже из-под двери первой гостевой спальни мерцал тускло-оранжевый отблеск пламени, а двери хозяйской спальни я вообще не видела: она терялась в полумраке в самом конце коридора. И все-таки я замешкалась на площадке… а затем спустилась в кухню.

Я сказала себе: я голодна. Подкрепившись кусочком хлеба с сыром, дрожа у очага, я снова побрела наверх. Наверх до самого конца, обратно в свою комнатушку.

У меня просто в голове не укладывалось – как это я постучусь в дверь к принцу, и преклоню колена, и произнесу прочувствованную речь. Я ж не Кася, я никакая не особенная. Я просто-напросто разревусь как идиотка, а он, пожалуй, вышвырнет меня за порог или, того хуже, позовет Дракона, чтоб тот наказал меня по заслугам. Да и с какой стати принцу мне верить? Деревенская девчонка-замарашка в домотканой сорочке, жалкая служанка в Драконовой башне, будит его посреди ночи дикой историей о том, как великий маг ее мучает?

Я обреченно возвратилась к себе – и застыла на пороге. Посреди комнаты стоял принц Марек и разглядывал картину: он даже мешковину сдернул, которой я ее когда-то завесила. Гость обернулся и с сомнением оглядел меня с головы до ног.

– Милорд, ваше высочество, – пролепетала я – точнее, попыталась. Слова прозвучали так тихо, что принц их вряд ли расслышал – разве что как невнятный шепот.

Но, кажется, ему было все равно.

– Да уж, – промолвил он, – вижу, ты не из числа его красоток. – Гость пересек комнату – ему и двух шагов на это не потребовалось. Теперь, благодаря его присутствию, комнатушка словно умалилась еще больше. Он взял меня за подбородок и повернул мое лицо туда-сюда, внимательно его изучая. Я молча глядела на принца снизу вверх. Как это странно – вдруг оказаться к нему так близко, почти вплотную… просто ошеломительно. Он был выше меня, широкоплеч и статен – как тот, кто днюет и ночует в доспехах, – красив как на портрете, чисто выбрит, свежевымыт; его золотые волосы потемнели от влаги и чуть вились у основания шеи. – Но может, ты что-то такое умеешь, милая, что с лихвой восполняет все остальное? Он ведь так обычно говорит, да?

Его слова прозвучали не то чтобы жестоко, он просто поддразнивал – и заговорщицки мне улыбался. Я ничуть не обиделась – скорее опешила от такого внимания к своей особе, как будто меня уже спасли, а мне и слова произнести не понадобилось. И тут принц рассмеялся, поцеловал меня и опытной рукой взялся за мою юбку.

Я вздрогнула, точно рыбка, пытающаяся выпрыгнуть из сети, и попыталась оттолкнуть его. Это было все равно что противиться башенным вратам, то есть невозможно. Принц, скорее всего, даже не заметил моего сопротивления. Он снова рассмеялся и поцеловал меня в шею.

– Не тревожься, он возражать не станет, – заверил Марек, как будто никакой другой причины протестовать у меня и быть не могло. – Он ведь все еще вассал моего отца, даже если ему так нравится прозябать здесь в глуши и единовластно править всеми вами.

Вряд ли борьба доставляла ему удовольствие. Я по-прежнему молчала и отбивалась отчасти растерянно, отчасти удивленно: ну не может же он, принц Марек, герой из героев, – ну не может же он на самом деле пожелать меня! Я не кричала, не молила, и, думаю, ему и в голову не приходило, что я могу ему воспротивиться. Наверное, в любом другом поместье какая-нибудь судомойка уже сама забралась бы к нему в постель – и преохотно, и избавила бы его от необходимости кого-то где-то искать. Если на то пошло, может, и я была бы не прочь, если бы он спросил меня прямо и дал мне время прийти в себя от удивления и ответить; боролась я скорее непроизвольно, нежели потому, что в самом деле хотела ему отказать.

Но он таки меня одолел. Вот тогда я испугалась по-настоящему: теперь мне хотелось только убежать; я отталкивала его руки, бессвязно, обрывочно выкрикивая:

– Принц, нет, пожалуйста, не надо!..

И хотя сопротивления принц, вероятно, не искал, столкнувшись с ним, он не передумал – лишь преисполнился нетерпения.

– Ну полно, полно, все в порядке, – промолвил он, словно я была лошадью, которую требовалось взнуздать и успокоить, и притиснул мою руку к бедру. Мое домотканое платье было перепоясано кушаком, завязанным на обычный бант; принц уже распустил кушак и задрал мне подол.

Я пыталась одернуть юбку, оттолкнуть его, высвободиться – все было бесполезно. Принц удерживал меня легко, словно играючи. Когда же он потянулся к собственным штанам в обтяжку, я в отчаянии, не задумываясь, громко произнесла:

– Ванасталем.

Из меня толчками хлынула сила. Шитый жемчугом лиф и китовый ус сомкнулись под его ладонями точно доспех; принц отдернул от меня руки и отшатнулся; заслон из бархатных юбок с шуршанием упал между нами. Я схватилась за стену, дрожа всем телом и хватая ртом воздух.

Он вытаращился на меня. А затем произнес – совсем иным голосом, и этого тона я не поняла:

– Ты – ведьма.

Я отпрянула от него как испуганный зверек, голова у меня шла кругом, я задыхалась. Платье спасло меня, но корсет туго сдавил ребра, а юбки тяжело волочились по полу: такие и захочешь, не снимешь! Принц медленно шагнул ко мне и протянул руку:

– Послушай…

Но слушать я не собиралась. Я схватила поднос от завтрака, что все еще стоял на моем комоде, и, яростно размахнувшись, ударила принца по голове. Край подноса громко лязгнул о его висок, Марек отшатнулся в сторону. Я сжала поднос обеими руками, взмахнула им – и обрушила его на незваного гостя еще раз, и еще, слепо и отчаянно.