– Не нужно было здесь произносить мико.

– Но ты-то произносила! – рявкнул он.

Я беспомощно пожала плечами. Наверное, так и было, но если честно, я не помнила. Так ведь запоминать такие вещи и не надо.

– Когда произносила я, это звучало правильно, – объяснила я, – а когда заклинал ты, то нет. Ну как будто… ты идешь по тропе, а между тем на нее упало дерево или ее перегородили какие-нибудь заросли, а ты упрямо продолжаешь путь по прямой вместо того, чтобы обогнуть препятствие…

– Нет тут нет никаких зарослей! – взревел он.

– Вот что бывает, если слишком долго просидеть в одиночестве в четырех стенах, – задумчиво проговорила я, ни к кому, собственно, не обращаясь. – Так недолго и позабыть, что все живое постоянно меняется.

Дракон в холодном бешенстве выгнал меня из библиотеки.

Надо отдать ему должное: Дракон дулся до конца недели, а затем раскопал на полке небольшую подборку книжиц, пропыленных и неиспользуемых, битком набитых неряшливыми, беспорядочными заклинаниями, вроде тех, что содержались в дневнике Яги. Все эти книги словно сами стремились ко мне, точно стосковавшиеся друзья. Дракон с трудом продирался сквозь них, сверялся с десятками отсылок в других книгах и, вооруженный этим знанием, намечал для меня курс обучения и практики. Он предостерегал меня против опасностей высокого искусства: заклинание может на полпути вырваться из рук и разбушеваться на воле; в дебрях магии можно заплутать и блуждать там точно в осязаемом сне, пока тело умирает от жажды; можно покуситься на заклинание, а оно тебе окажется не по плечу и выпьет силу, которой у тебя нет. Хотя Дракон по-прежнему не понимал, как вообще работают те чары, которые мне подходят лучше прочих, он яростно критиковал мои результаты и требовал, чтобы я говорила ему заранее, чего пытаюсь достичь, а когда я не могла толком предсказать исход, он заставлял меня отрабатывать заклинание снова и снова, пока я не обретала понимание того, что делаю.

Короче говоря, Дракон пытался учить меня как мог и наставлять меня в моем продвижении ощупью по новообретенному лесу, пусть этот лес и представлялся ему чужой, незнакомой страной. Он по-прежнему злился на меня за мои успехи – не из зависти, а из принципа: Дракона, привыкшего к упорядоченности и точности, оскорбляло, что мое безалаберное чародейство и впрямь срабатывает, и когда у меня что-то получалось, он хмурился не меньше, чем когда я допускала явные ошибки.

Спустя месяц после того, как Дракон начал обучать меня на новый лад, я попыталась создать иллюзию цветка. Учитель пепелил меня взглядом.

– Я ничего не понимаю, – пожаловалась я – проныла, если уж начистоту; чары давались мне с невероятным трудом. Мои первые три попытки выглядели так, будто цветок сшили из обрывков бумажной ткани. Наконец мне удалось-таки соорудить мало-мальски убедительный шиповник – если только не принюхиваться. – Цветок куда проще вырастить, зачем же возиться с магией?

– Все дело в масштабе, – объяснял Дракон. – Уверяю тебя, иллюзию армии создать проще, нежели армию как таковую. – Да как оно вообще работает?! – взорвался он. Мой наставник то и дело выходил из себя при виде моего самоочевидно никудышного чародейства. – Ты совсем не поддерживаешь заклинания – ни речитатива, ни жеста…

– Я все равно вкладываю в цветок магию. Очень много магии, – горестно заверила я.

Первые несколько заклинаний, которые не выдергивали из меня магию точно зуб, оказались таким неизъяснимым облегчением, что я уж подумала – самое плохое позади. Ведь теперь, когда я поняла, как именно магия должна работать – уж чего бы Дракон ни говорил на этот счет! – все окажется куда проще. Что ж, скоро я убедилась, как глубоко заблуждалась. Мои первые попытки подпитывались отчаянием и ужасом, а следующие несколько уроков были не сложнее тех первых заговоров, которым он пытался меня научить в самом начале: он считал, что теми простенькими заклятиями я овладею без особых усилий. Я действительно овладела ими с легкостью, и тогда Дракон безжалостно приставил меня к настоящей работе, и все снова стало… ну, если не настолько невыносимо, то по крайней мере неописуемо трудно.

– Как ты вкладываешь в цветок магию? – процедил Дракон сквозь зубы.

– Так я ведь уже нашла тропу! – объясняла я. – Я просто следую по ней. Ты разве… не чувствуешь? – вдруг спросила я и протянула ему руку с цветком. Дракон нахмурился, накрыл ее ладонями и промолвил: – Вадийя руша иликад тухи, – и на мою иллюзию наложилась новая: две розы в одном пространстве, причем его роза, понятное дело, состояла из трех рядов безупречных лепестков и благоухала тонким ароматом.

– Попробуй сделать не хуже, – рассеянно промолвил Дракон. Пальцы его чуть двигались; шаг за шагом, рывками, мы сводили наши иллюзии воедино, и вот уже стало почти невозможно отличить одну от другой, и тут он внезапно воскликнул: – Ага! – ровно в тот момент, когда я начала прозревать его заклинание – в точности как странный механизм в центре стола, весь из блестящих подвижных деталек. Повинуясь внезапному порыву, я попыталась согласовать наши усилия; я представила себе его заклинание как водяное колесо мельницы, а себя – как бурный поток, колесо вращающий. – Что ты де… – начал было Дракон, а в следующий миг роза у нас осталась только одна – и начала расти.

И не только роза: вверх по книжным полкам во всех направлениях поползли виноградные лозы, оплетая древние тома и выбираясь в окно; высокие, хрупкие колонны, образовавшие арку дверного проема, исчезли среди берез, раскинувших длинные пальцы-ветви; пол покрылся мхом и фиалками; развернули листья изящные папоротники. Повсюду расцвели цветы, каких я в жизни не видела – странные висячие кисти и другие, с блестяще-яркими и острыми, как иголки, лепестками. Библиотеку заполнил густой аромат и запах мятых листьев и пряных трав. Я изумленно оглядывалась по сторонам, и магия моя текла легко и вольно.

– Ты это имел в виду? – спросила я. Создать целый сад оказалось не труднее, чем один-единственный цветок.

Но Дракон глядел на цветочное буйство повсюду вокруг нас так же потрясенно, как и я. Он озадаченно покосился на меня, словно впервые усомнившись, не столкнулся ли с чем-то таким, к чему он не готов. Его длинные чуткие пальцы обнимали мои ладони: розу мы держали вместе. Магия пела во мне и сквозь меня, я слышала шепот ее силы, откликающейся в ответ той же самой мелодией. Внезапно мне стало очень жарко – и до странности неловко. Я высвободила руки.

Весь следующий день я как дура избегала Дракона. Слишком поздно я осознала, что мне это удается так ловко, потому что он тоже меня избегает – а ведь прежде он не позволял мне пропускать уроки. Я предпочла не задумываться почему. Я упорно притворялась, будто это ровным счетом ничего не значит – просто нам обоим захотелось отдохнуть от немыслимо трудного обучения. Но я провела бессонную ночь и на следующее утро спустилась в библиотеку с красными глазами и вся как на иголках. Дракон, не взглянув на меня, коротко бросил:

– Начнешь с фулмкеа, страница сорок три. – Это было совершенно другое заклинание; а он даже головы над своей книгой не поднял. Я охотно погрузилась в такую безопасную работу.

В течение четырех дней мы почти не разговаривали друг с другом и, полагаю, будучи предоставлены сами себе, еще месяц бы прожили, обмениваясь от силы несколькими словами на дню. Но поутру четвертого дня к башне подкатили сани. Я выглянула в окно: это приехал Борис, да не один – он привез Касину мать Венсу. Она сжалась в комочек в глубине саней; бледное круглое личико выглядывало из-под шали.

С той самой ночи, когда вспыхнули сигнальные огни, я никого из Дверника не видела.

Данка отослала огнь-сердце обратно в Ольшанку – с охранным сопровождением. Отряд проехал через всю долину с вестью, и в каждой деревне к нему мрачно присоединялись еще люди. Четыре дня спустя после того, как я перенесла Дракона и себя саму обратно, к башне явилась целая толпа. Храбрецы, что и говорить: фермеры и ремесленники явились бросить вызов ужасу страшнее всего того, что они только вообразить могли; ведь все они не очень-то верили, будто Дракон исцелился.