Забежав в холл, Стрелкова на ходу крикнула Машеньке, секретарше Николая Ивановича, которая как раз неторопливо вышла из коридора:

– Встреча у шефа уже началась? Я опоздала?

– Нет, – ответила та, как всегда размеренно и неторопливо. – Встречи сегодня не будет. Никольский только что звонил, извинился. Непредвиденные обстоятельства. Не знаю, какие, но оно и к лучшему, – добавила Мария, подумав. Похоже, Никольский умудрялся не нравиться почти всем, кому доводилось с ним общаться.

– Фу! Зря я только бежала. Ладно, работы много, – облегченно произнесла Ксения. – Представляешь, я сегодня у мамы ночевала, а когда от нее ехала, опять попала в пробку из-за ремонта дороги. Ну что за дела?

– Как тебе сказать, – протянула Маша. – Может, наш градоначальник в прошлой жизни был землеройкой? Как думаешь, такое возможно?

На этом Мария, улыбаясь, уплыла к себе.

Работы действительно было много. В последнее время Денис напарнице почти не помогал, весь поглощенный переездом, а дела ждать не могли.

Закопавшись в бумагах, Ксения не заметила, как подошло время обеда. От стола Стрелкову оторвала Лида из бухгалтерии, заглянувшая в кабинет и выразительно постучавшая пальцем по своим часам. Ксения поблагодарила и быстренько смоталась на перекус в ближайшее кафе. Кормили там вкусно, а обслуживали, благодаря сделанному шефом внушению, быстро.

После обеда Ксения опять засела за работу. Необходимо было срочно написать жалобу по одному делу и закончить заявление по второму. К тому же задерживаться сегодня на работе Стрелкова не могла. Причина для столь внезапного соблюдения режима труда и отдыха имелась. Именно сегодня сыну Ксении исполнялось семь лет. Ребенок, как обычно, проводил лето у бабушки с дедом, но на семь вечера был назначен сеанс связи по «Скайпу», так что Стрелковой к этому времени требовалось вернуться домой.

Послеобеденные часы пробежали незаметно. Спохватившись, что уже шесть, Ксения начала лихорадочно собираться. Второпях она выключила компьютер, быстро оглядела кабинет, не забыто ли чего, и захлопнула дверь. Несясь по коридору, Стрелкова услышала глухой шум. Понять, что это, она не успела, и замерла, выскочив на крыльцо.

Улицы не было. Не было ни соседних домов, ни деревьев. Вместо них стояла сплошная стена ливня, с шумом бьющегося о землю.

Поначалу опешив, Ксения звучно выдала:

– Твою дивизию! Небеса, вы думаете, что я должна домой добираться вплавь?!

Стрелкова подняла глаза вверх, но увидела только свинцовые тучи и отблеск молнии, сразу после которой грянул раскат грома.

Когда небо чуть успокоилось, а Ксения почувствовала, как к ней возвращается слух, то поняла, что не одна. Неподалеку от Стрелковой на крыльце стоял, небрежно опираясь на перила, молодой мужчина. Он то и дело поглядывал на вылетающие из водостока струи воды. Судя по веселому виду, мужчина услышал выданную Ксенией гневную тираду, либо его просто позабавил возмущенный вид Стрелковой.

Заметив взгляд Ксении, молодой человек кивнул и сказал:

– Я могу вам помочь, подвезу. Плыть мне ближе, только до машины. Но и это пока затруднительно. Зонт остался там же, в бардачке.

– Зонт! – Ксения лихорадочно рылась в сумке. – Зонт есть!

С этими словами Стрелкова протянула мужчине извлеченный из необъятной сумки зонтик.

Дима как-то на днях разговорился, что было на него не похоже. Глядя на эту сумку, он спросил, зачем Ксения купила такого мастодонта и что собирается в ней носить, если только госпожа Стрелкова не маньяк и не планирует при необходимости по частям избавляться от трупов. Задрав голову, Ксения ответила, мол, это, кто не в курсе, сумка дамская, модная, и если муж не перестанет язвить, он первый претендент в жертвы. А там сразу можно будет и сумку обновить.

– Машина буквально в десяти метрах, я сейчас подъеду, пока у крыльца свободно, – сказал мужчина. – Потом подойду и вас встречу, иначе вы вся промокнете.

– Не надо, у меня есть еще один зонт, – ответила Ксения, со смехом демонстрируя найденный в сумке второй экземпляр.

– О! – поразился он. – Я смотрю, вы запасливая!

– Да! – парировала Ксения. – Если что, обращайтесь. Правда, не знаю, что еще можно найти в моей сумке.

Последняя фраза вызвала дружные улыбки. Габариты модной сумки действительно впечатляли.

Ливень меж тем слегка поутих. Воспользовавшись моментом, мужчина побежал к машине.

На самом деле наличие двух зонтов объяснялось просто. Катя вчера на улице впихнула Ксении свой, убегая в кафе с подругой. Грозившее дождем небо очистилось, и дочь решила, что лишняя тяжесть ей ни к чему, тем более что после кафе девушки планировали прогуляться. Сама Ксения, конечно, позже про это напрочь забыла. Так и уехала к маме с двумя зонтами. Утром же было совсем не до того, схватила сумку – и бежать.

Увидев припарковавшийся у крыльца «Форд», Ксения раскрыла зонт и шагнула к предупредительно распахнувшейся дверце.

– Куда вас везти? – спросил водитель, когда Ксения уселась и пристегнулась.

– До метро, – ответила она, – если не сложно.

Ехать было недалеко. В пути Стрелкова и шофер почти не разговаривали, ограничившись парой дежурных фраз да поругав погоду.

Уже на подъезде к метро Ксения проверила время и тихо застонала. Опять опоздание. «Да что ж за день-то такой!» – подумалось ей. Как только машина остановилась, Ксения, второпях поблагодарив водителя, выскочила и понеслась к входу на станцию. И лишь заскакивая в вагон, поняла, что ее зонт так и остался у хозяина «Форда».

Телефонный звонок застал Ксению на выходе из подземки. Муж сердито спрашивал, почему она задерживается и когда им следует ждать мать домой. Ксения ответила, что уже на подходе.

Жили Стрелковы теперь у станции метро «Международная», поменяв квартиру после того, как Ксения ушла из налоговой инспекции. В двухкомнатной, доставшейся Диме от родителей, после рождения сына их семье стало тесно. Потому, хоть старая квартира и была расположена в неплохом районе, решились на переезд. К тому же Дмитрий в тот период как раз сменил место работы. Каждый день Стрелков вынужденно совершал утомительное путешествие туда и обратно. Новое жилье выбирали долго, сойдясь на варианте, устроившем членов семьи в транспортном плане. Вновь подумав о сыне, Ксения улыбнулась. Роман Дмитриевич, Ромочка или Ромашка, был всеобщим любимцем.

Дома все оказались в сборе. Встречать Ксению вышел с кислым лицом муж. Недовольство Стрелкова было явлением обычным. Дима вечно негодовал, где жену опять носит и когда носить перестанет. Учитывая характер своей работы, Ксения считала подобное поведение просто глупым, но обычно старалась Дмитрия не провоцировать. Хотя несколько грандиозных скандалов на почве позднего возращения с работы между супругами всё же произошли. Сейчас Стрелкова тайком посматривала на мужа. О вчерашнем он вроде не вспоминал, и на том спасибо. Продолжать ругаться ей совершенно не хотелось.

Пройдя в комнату, Ксения поздоровалась со своей матерью, с королевским видом восседавшей на диване. Из кухни с приветствием выглянула Катерина. Ксения вручила дочери торт, купленный по пути.

– Звонили наши уже, – сообщила мама, подмигнув Ксении. – Готовься, скоро перезвонить должны.

Ксения вздохнула, поняв, что своим опозданием могла вызвать недовольство свекрови. Мама Дмитрия, Иоланта Генриховна Стрелкова, в девичестве Вуйчик, по отцу была полячкой. Генрих Густавович в свое время оказался занесен в СССР вихрем Второй мировой, да так и осел здесь. Будучи абсолютно непролетарского происхождения, Генрих счастливо избежал попадания под колесо репрессий. Этому в первую очередь способствовала его мирная профессия. Вуйчик был музыкантом. Найдя в юности свой путь, Генрих учился в Италии. Случилось это благодаря матери, Анне, разглядевшей в сыне наследственную способность к музыке. Сама она музыку обожала, однако, будучи замужней дамой и матерью большого семейства, подняться выше игры на фортепиано на светских приемах по понятным причинам не смогла. Вернуться домой пришлось несколько раньше срока из-за тяжелой болезни матери. Туберкулез вскоре свел ее в могилу. Спустя пару месяцев Генрих насмерть рассорился с отцом, крупным промышленником, не считавшим игру на контрабасе достойным занятием для своего старшего сына. После этого связи Генриха с семьей оказались разорваны. Сам он колесил по городам и весям, выступая в составе различных оркестров. Начавшаяся война застала Вуйчика во Франции, его музыкальная карьера заглохла. На накрытом огромного масштаба катаклизмом континенте было больше потребности в хлебе насущном, чем в музыке, за исключением, пожалуй, военных маршей, и Генриху приходилось перебиваться случайными заработками. Частенько думать следовало просто о выживании. Вуйчика немало покидало по Европе, а к концу войны он по стечению обстоятельств вновь попал в Польшу, где чуть не погиб в ходе наступления Красной армии. Едва оправившись в госпитале, Генрих еще более странными путями оказался заброшен в Смоленск.