– Вы правы, Назирахон, вы правы. Мы с ними действительно близкие родственники. Больше, чем родные. Айбарчин-апа мне как родная сестра. А Камилахон, как родная дочь…
От слов Максуда "как родная дочь" Камила покраснела до корней волос.
В это время в "Лимузине" сидела незримая Гуландом с распущенными волосами и смотрела на своих родных. А на лице ее застыли две искрящиеся слезинки…
Айбарчин-апа пригласила гостя в дом.
– Спасибо, – сказал Максуд, – идите в дом – на улице холодно. Я сейчас зайду, поговорю немного с Назирахон и приду…
Хозяйки вернулись в дом, чтобы накрыть дастархан и приготовить для гостя комнату, а Максуд задержался на улице с Назирой.
– Вы счастливый человек, Максуджан, – сказала Назира, когда они остались одни.
– О чем вы, Назирахан? К чему клоните?
– К тому, что вы через столько лет нашли свою дочь.
– Что вы хотите этим сказать? Пожалуйста, объясните толком…
– А вы знаете, чей это дом? Здесь когда-то жила девушка, которую вы любили. Да-да, здесь родилась и выросла Гуландом. Это дом ее родителей. Айбарчин-апа – родная сестра ее, а Камила – дочь Гуландом, то есть ваша дочь.
От этих слов сердце Максуда защемило, словно клещами. Он схватился за грудь, прислонился к капоту машины и медленно стал оседать на землю, покрытую снегом…
Часть вторая
Глава 1
Известие о тяжелом недуге отца болью отозвалось в сердце Камилы. Они с Айбарчин-апой приехали навестить больного, но их не пустили в палату. Максуд находился в реанимации. Слава Богу, его вовремя привезли в больницу. Иначе… К счастью, рядом оказался муж Назиры – Сабиржон. Первую помощь Максуду оказал именно он.
Шли один за другим благословенные, священные дни – наступил месяц Рамадан. Вот уже третье утро – ни свет, ни заря, Камила умоляет Господа перед ранним завтраком, как это полагается во время Уразы – мусульманского поста, чтобы он ниспослал отцу здоровья.
"О, Боже, сохрани его душу, не дай нам разлучиться. Ведь я его только-только нашла! Будь милостив! Сжалься над несчастным. Ты же великодушный. Ради всего святого молю: верни мне моего отца. Чего же ты еще хочешь от меня?! Разлучил с матерью… Выросла без отца. Неужели ты такой бессердечный! Одарив меня нежданно-негаданно счастьем, хочешь тотчас же отобрать его у меня?! За что ты меня так злобно караешь?! В чем моя вина?!".
Камила не успевала произнести слова, чтобы Всевышний внял его мольбам, как глаза девушки наполнили слезы, заструившиеся по щекам.
В это время, пнув ногой дверь, вошла во двор Дильфуза.
Получив печальное известие из села, Мардон-ака, Васила-апа, со своей снохой – Дильфузой тот же час приехали в кишлак.
Если Дильфузу с одной стороны тревожило тяжелое состояние мужа, то с другой стороны ее беспощадно мучила ревность. Половина ее сердца сочувствовала мужу, а половина – проклинала. "Пропади ты пропадом!" – твердил ее внутренний голос, поддавшись чарам сатаны.
– Твоя близость с моим мужем накликала беду, повлекла несчастье, поганая тварь,– срывалось из уст озлобленной Дильфузы.
– Ты, мразь этакая, шлюха окаянная. Отвратительная, омерзительная потаскуха,– ругалась она, держа, словно шило, указательный палец перед невинными глазами Камилы.
Услышав беспочвенные, незаслуженные упреки в свой адрес, Камила внезапно потеряла дар речи и стояла сама не своя.
А Дильфуза все не умолкала: ругала бедную девушку, тяжело дыша, запыхаясь. То глаза выходили из орбит, то тряслись губы, то кричала на весь двор, ругая, на чем свет стоит:
– Проклятая голодранка, попрошайка несчастная! Неужели мой муж на тебя глаз положил – на внучку, чтоб ему сдохнуть, грязного арбакеша. Паскуда! Неужели я делила свое супружеское ложе с тобой – вшивой девчонкой! Поглядите-ка на нее? Ах, ты сучка уличная! Ах, ты дрянь деревенская! Лучше бы тебе умереть, чем так позорить девичью честь!
Услышав столько брани из ядовитых уст Дильфузы, Айбарчин-апа дрожала от недоумения, как осиновый лист.
– Что плохого сделала вам моя дочь, сестра?!– еле-еле смогла произнести Айбарчин-апа в защиту своей дочери.
А Дильфуза в тот же миг бросилась на нее, словно бешеная тигрица:
– Хоть бы ты помолчала, негодная сводница. Прикусила бы свой вонючий язык. Тебе не стыдно, в преклонном возрасте, с седыми волосами "стлать" свою молодую дочь в постель богатых мужиков! Какой срам! Какой позор! Бесстыдство!
Сквернословию Дильфузы не было предела. От ее ругани не то, что человек, даже змея сбросила бы кожу.
Камила с Айбарчин-апой стояли молча. Они будто бы окаменели в этой неожиданной и неприятной ситуации.
– Испорченная, бессовестная, осрамившаяся! Жалкая деревенщина! Взгляни на себя! От тебя же воняет кизяком, – кричала Дильфуза и, подняла руку, и дала Камиле звонкую пощечину, выразив тем самым всю полноту своей ненависти…
Но эту пощечину, доставшуюся Камиле, Айбарчин-апа восприняла как удар, поразивший ее прямо в сердце. Она не смогла стерпеть эту боль и упала на порог бессознания…
Услышав крики, двор покойного Садыка-арбакеша окружили любознательные соседи – жители махалли. Некоторые хладнокровно и с интересом наблюдали за происходящим через не очень высокий, полуразрушенный дувал – стену. А Камила плакала от досады, трясущимися руками приподняв голову любимой тети. Но не было слышно ее горького плача. Она рыдала безмолвно, кусая свои соленые от слез губы…
Глава 2
Неделю назад Максуда перевезли из районной больницы в частную городскую клинику доктора Акрамалиева. Лечит больного его сын – молодой ученый-кардиолог, кандидат медицинских наук Аббос Акрамалиев.
Не было отбоя от посетителей. Каждый божий день с раннего утра до позднего вечера как минимум по пять-шесть человек приходят навестить Максуда. Состояние больного постепенно улучшалось. Слава Аллаху, болезнь хоть и понемножку, но все же отступала.
Он лежал на кровати, надев очки, и читал свежие газеты и журналы, оставленные утром женой. В это время в комнату вошла медсестра:
– Максуджон-ака, к вам пришли две женщины из кишлака. Пропустить их? От посещений вы заметно ослабли, однако… Может, на завтра отложим?
Но Максуд, услышав слово "кишлак", произнесенное медсестрой, в глубине души обрадовался. Ведь он с того момента, когда пришел в сознание, не переставая, думал о своей дочери – Камиле.
Немного спустя, смущенно отворив дверь, в палату вошли гостьи из деревни, накинув на плечи белоснежные халаты. Айбарчин-апа, подойдя поближе к Максуду, начала здороваться с ним. Увидев отца, нечаянно вздрогнуло сердце Камилы. Она была вся красная от стыда. Когда Максуд с Айбарчин-апой приветствовали друг друга, Максуд не мог оторвать глаз от родной дочери.
– Простите нас, братец, ради Аллаха. Вы слишком многое пережили из-за нас. Откуда же Бог свел вас с нами?
– Не говорите так, сестра, перестаньте? Я в тот день от радости попал в такое состояние. В тот неожиданный миг я не знал, поверить своим ушам или нет? Ведь восемнадцать лет прошло с тех пор! Я все еще не могу понять – неужели все это действительно происходит наяву! Неужели Камила и впрямь моя дочь?!
Девушка слушала своего отца безмолвно, опустив голову вниз. Ей в это время так хотелось насмотреться, наглядеться на своего пропадавшего столько лет отца, крепко-крепко обнять его и поцеловать. Глядя на здоровое лицо Максуда, она всей душой радовалась и благодарила Господа за то, что он услышал ее мольбы:
"Нет, я не безродная и не безотцовщина. Да, у меня теперь есть отец. Неужели и вправду я дочь такого почтенного человека? Нет, не могу поверить в это. Лишь вчера у меня кроме бедной тети никого не было. Сегодня у меня есть родной папа. А у него еще трое детей… Значит, они мои родные – братья и сестры!".
Камила, сидя напротив своего отца, находилась в плену раздумий.
В это время, случайно отворив дверь, в палату вошел лечащий врач Аббос Акрамалиев и произнес:
