От пристального взгляда телефонный аппарат вздрогнул, затем затрясся и лишь после этого разразился оглушительной трелью. «Мистика какая-то, даже техника не выдерживает, реагируя на мой энергетический магнетизм чересчур нервно», – Юмашева осторожно сняла трубку, будто боялась обжечься и приложила к уху.

– Гуля, вы меня узнаете?

Она сразу узнала этот низкий тембр. «Такие голоса бывают только у потрясающих мужчин. Особи среднего рода разговаривают противно и нудно», – думала она, слушая далекий голос. Так слушают воображаемую мелодию гениальные композиторы. «Мелодия возникает в глубинных недрах мозга, постепенно превращаясь из духовной материи в материальную. Мелодия может обладать материальной энергией, да-да, это вполне закономерно», – Гюзель Аркадьевна ближе притиснула трубку, чтобы не утратить связи с волшебной симфонией неповторимого голоса.

– Гуля-гуля-гуля, – засмеялся мужчина, и его смех смешался с треском радиоволн.

– Андрей? – то ли спросила, то ли убедила она себя. Боялась, что голос пропадет, исчезнет в эфире.

– Это я. Хочу с вами встретиться. Мы можем сегодня? – он спрашивал нетерпеливо, пребывая в полной уверенности, что она тоже стремится к этой встрече. Ответь она сейчас – «да, я хочу увидеться!», и он появился бы в ее кабинете мгновенно. Так вылетает живой голубь из ловких рук опытного фокусника.

«У меня нет времени, чтобы съесть кусок хлеба, мне приходится ночевать в кабинете, чтобы выполнить приказ к назначенному сроку. Мне никто не нужен в моем одиночестве, в моей скорлупе, в моем панцире. В них я спряталась от людей. К чему эти встречи? Придется сказать, что безумно занята. Мои слова не будут ложью. Это чистая правда. Встретиться я могу только с Господом Богом или самим дьяволом. Не по своей воле, разумеется. Больше никого видеть не хочу. Не имею такой возможности», – думала она, слушая далекий голос, изредка пропадающий в блуждающем эфире.

– Когда? – неожиданно для себя спросила она далекий голос.

– Прямо сейчас. – Юмашева вздрогнула. Помехи в трубке исчезли. Голос прозвучал так, как если бы Андрей был с ней рядом, совсем близко от нее.

«Мистика, волшебство, ирреальность. Чудеса техники превращают живых людей в привидения. Значит, и наша встреча произойдет в виртуальной жизни, а в реальной останутся киллеры и бандиты, совещания и выговоры, генералы и чиновники».

– Где? – спросила она.

– Внизу. В кафе. Напротив отдела.

Она еще немного посидела с трубкой возле уха, ощущая горячую пластмассу на прохладной коже. Родной голос исчез вместе с эфирными помехами. Виртуальная жизнь улетучилась, оставив после себя волнующий аромат сомнительных желаний. Юмашева посмотрела на стены, стол, сейф, люстру. Все выглядело обычным, ничего ирреального вокруг не наблюдалось, разве что в кафе ее ждал потрясающий мужчина, тот самый таинственный незнакомец из романтической ночи.

«Пока во мне бродили сомнения, как бродят дрожжи в молодом виноградном вине, звонить не звонить, он сам позвонил. Разыскал номер телефона. Мою фамилию он мог запомнить, когда покупал билет. И вот он здесь, в Петербурге. Сидит в кафе напротив отдела и смотрит на переход, пытаясь узнать меня в толпе прохожих. А я сижу и мучаюсь, изнывая от внутренней борьбы между чувством долга и нахлынувшей страстью». «Страшно, аж жуть!» – донесся из приемника приглушенный голос Высоцкого. «Мне тоже страшно до жути!» Она медленно поднялась и долго смотрела в зеркало, пытаясь разглядеть в глазах будущее, но ничего не увидела, кроме пляшущих огоньков в зрачках, словно там, внутри нее, кто-то неведомый запалил огромный костер, и отблески внутреннего пожара вырывались наружу, заглушая здравый смысл, чувство долга и цивилизованный подход к проблеме взаимоотношений между мужчиной и женщиной.

Гюзель Аркадьевна сжала губы и прикрыла глаза, скрывая пляшущие огоньки. Схватив со стола мобильный телефон, с высоко поднятой головой вышла из кабинета, не забыв подергать дверную ручку, проверяя, захлопнулась ли дверь.

Она шла в толпе прохожих, стараясь наступать на белые полосы, будто это была некая граница. Ей казалось, шаг в сторону, и все, расстрел на месте. За отступление от чувства долга, за душевный покой, выстраданный в мучительных размышлениях.

Андрей стоял у стойки бара, высокий, выше всех, стройный, в кожаной куртке и джинсах. Он что-то говорил девушке за стойкой. Наверное, что-то очень смешное. Девушка смеялась и доверчиво смотрела на Андрея. Он обернулся, почувствовав пристальный взгляд Юмашевой. Девушка за стойкой бара помрачнела. Ее доверчивый смех растаял во внезапно наступившей напряженной тишине. Клиенты, присутствующие в баре замолчали. Казалось, все вдруг прекратили курить, пить и дышать, словно давали возможность Андрею и Гюзели разглядеть друг друга. Не ошиблись ли? Вдруг подвела двух одиноких людей романтическая ночь, раскрасив их лица на короткое мгновение волшебными красками.

– Здравствуй, – совсем просто сказал он. В зале снова зазвучал смех. Дым кружил волнами, медленно уплывая к потолку, скручиваясь на самом верху в кольца. Послышалась негромкая музыка, будто невидимый дирижер взмахнул палочкой и жизнь вернулась в нормальный ритм.

– Здравствуй, – спокойно ответила Юмашева и присела за столик, стоявший рядом с ней. Она изо всех сил старалась держаться достойно, сохраняя самообладание, выдерживая планку и не концентрируя внимание на бухающем сердце, отправляющее цистерны крови по всем кровеносным сосудам.

Андрей все стоял возле стойки. Гюзель внутренне забеспокоилась: «Неужели, я так плохо выгляжу, что он не решается сесть рядом со мной? Конечно, бессонные ночи не украшают женщину. Нервная работа не прибавляет красоты. Но можно просто поговорить. Вспомнить о проведенных вместе минутах в самолете. И, вообще зачем он позвонил?»

Она стиснула зубы, чтобы не разрыдаться от обиды. Слезы уже вскипели в краешках глаз, еще немного, – и они скатятся по щекам, оставляя предательские следы. Андрей улыбнулся и ушел. Он ушел куда-то в глубь бара, высокий, заметный, и… и такой желанный. Юмашева тихо охнула и прижала салфетку к щеке, одна слезинка все-таки пробралась на свободу и покатилась по лицу, призывая за собой оставшуюся лавину. Девушка за стойкой ехидно ухмыльнулась, скользнув взглядом по сжавшейся фигурке Гюзель.

Юмашева резко поднялась и направилась к выходу. У двери она остановилась и пошла в зал, разглядывая присутствующих за столиками. Никто не обращал на нее внимания. Все громко говорили, перебивая друг друга, при этом они не слышали никого, только себя. «Все хотят выговориться, поделиться своим одиночеством, но никто не хочет слушать другого», – подумала она, отыскивая глазами Андрея. В зале его не было. Она прошла по коридору в подсобное помещение. Андрей стоял в дверях маленькой комнатки и смеялся, как мальчишка, радуясь, что она не исчезла, не ушла, что он видит ее. Когда она подошла к двери, он схватил ее за руку и затащил в комнату, прижал к стене, и она забыла, где находится. Гюзель знала, что рядом существует реальный мир с его бедами и невзгодами, вселенским одиночеством, неприятностями и проблемами, но это знание осталось вне ее сознания. Она приникла к Андрею и стала его частью, одним целым, отдельной планетой, отделенной миллионами километров от существующего мира. Исчезли запахи и звуки, исчезли предметы и стены, оставив после себя бушующее пламя, вырвавшееся, наконец-то, на свободу. Пламя осветило два лица, приникшие друг к другу. Страсть одного перелилась в другого, переплетаясь тесным клубком, навечно связывая двух людей. Теперь их ничто не могло разлучить. Пока будет жив один из них, они будут вместе!

– Дверь закрой, – прошептала Гюзель, – сюда могут прийти.

– Я закрыл, – шепотом ответил он, целуя ее. Он все смеялся. – Не волнуйся. Я так ждал тебя. Измучился весь. Почему ты так долго шла?

– Разве долго? Не может быть, – она тоже тихо смеялась. – Мы с тобой, как студенты, грешим в подсобке, тайком от взрослых. Пойдем отсюда.

Юмашева потянула его за руку, но он еще не вернулся в реальный мир. Она уже слышала голоса, шум, звон посуды, а он целовал ее грудь и шею, не давая опомниться.