— Ты был плохим мужем? — спрашиваю я тихим голосом.

— Я был полицейским со средним доходом и опасной работой. Меня приходилось часто ждать дома. Алекса это не устраивало. Были любовники. Я прощал, пока… одного из них не погнал в чём мать родила из дому. Омегу выпорол и отодрал во все места. Ему даже понравилось, но потом Алекс снял «побои» и заявил о домашнем насилии. Развод и лишение прав на сына. А теперь у меня есть мой Рыжик и новая жизнь.

— Я за вас спокоен и рад. Но про Макс повторять не буду!

— Прости-прости, всё понял!

Полански уходит, а я задумчиво качаю дочь. Сколько я ещё не знаю про членов своей большой семьи? Что ещё мне вскоре откроют в очередной доверительной беседе? И ещё… что за подозрительный не цветочный запах исходит от моей доченьки?

====== Глава 35. ======

Я присел на краешек кровати, сглотнул полный рот тягучей слюны: русская сволочь на этот раз спала голой на животе, одной рукой приобняв Максин в тонкой распашонке. Девочка в натопленной комнате лежала без памперса, прикрытая лёгкой пелёнкой. Я жадно ощупывал взглядом долгую линию широкой спины, офигенную задницу с соблазнительными ямочками чуть ниже поясницы и то, что виднелось в тёмной промежности. Знает же, бесятина, как лечь повыгоднее и уснуть, чтобы муж кончился от желания! Это что ж творится-то на белом свете?! Кормящий папа, можно сказать, вполне понятного статуса, хочет до одури натянуть своего альфу?!

Макеев шевельнулся, чуть раздвигая бёдра, а я оправданно искусал всю нижнюю губу: «Хочу его! Ощутить дрожь сильного покорного тела, прогнувшегося подо мной в экстазе… Свят, что ж ты творишь?»

Я протягиваю руку, едва не касаясь загорелых ягодиц, а следующий порыв сжать посильнее, чтобы пальцы ощутили влажноватый жар между ног Свята, уже заглушаю.

— Ма…кеев, а ну-ка не спа-а-ать! — рычу я, а голос предательски глохнет. — Ты чего батонами сверкаешь при месячной дочке? Конечно, так она замуж никогда не выйдет, если ещё с грудного возраста с ней рядом спит такой секс!

— Значит, ты признаешь, что я чертовски сексуален? — Свят приоткрывает совершенно бессонный глаз. — Трахнешь… меня наконец, а, стари-и-ик?

Лучше бы просто выстрелил мне в голову. Отклик его предложению лавой стекает в пах, и там всё с готовностью оживает.

— Дай… ребенка переложу, изверг! — я осторожно беру Макс, тёплую и нежную, и переношу в колыбельку, не преминув поворчать:

— Чего без памперса? Сейчас надует и расхнычется!

— Не сразу! Жарко тут. Иди… ко мне! — Макеев распутно по-звериному облизывается и манит меня.

— Роше… убьёт, рано же ещё… — ломаюсь я, но сил уже нет — кожа Свята просится под ладонь, сверкая лёгким загаром и здоровьем. — О-о-о-о, чёо-о-орт!!! СКОТИНИЩЕ-Е-Е!

Я целую изгиб бедра, глажу спину и поясницу. Он — мой! Великолепный, безбашенный универсал! Макеев встаёт на четвереньки, шевеля задницей, и я целую любимые ямочки, покусываю чуть ниже. Как же я соскучился доминировать! Хочу его! Нашариваю в тумбочке смазку.

— Я… уже позаботился, старик, — останавливает меня. — Действуй смело! — флакон выпадает из моих рук, пальцами нащупываю мягкий податливый вход, завожу туда сразу два пальца и слышу нетерпеливый рык Свята.

— Когда… успел? Смерти моей хочешь?! — я снова сглатываю и отовариваю любимую сволочь смачным шлепком.

— Это… мой от тебя подарок. Помнишь, что завтра за день? — хрипло через плечо шепчет мой распутный альфа.

— Рождество? — я начинаю коварнейшую игру.

— М-м-м, укушу! — Свят насаживается на мои пальцы, и к его животу уже прижимается собственный великолепный стояк.

— Свадьба Роука и Пэтча? — о, да! Дрожь мускулистого тела и первые сокращения гладких внутренних мышц.

— Стари-иик! — недоброе, но сладкое рычание.

— А-а-а, дню-ю-юха твоя! — я добираюсь до большого святовского рта, с упоением впиваясь в него.

Макеев и сам не прочь потерзать мои губы. Мы несколько минут неистово лишаем друг друга дыхания. Потом я вновь с оттягом шлёпаю мужа пониже спины.

— Пропадёт молоко, сам Макс кормить будешь!

Он ждёт, вздрагивая от нетерпения, я не заставляю себя ждать, вхожу бережно, но напористо. Слышу тихий, глубокий стон в подушку, внутри меня жадно обволакивает жар бархатного узкого нутра. Замираю, потом дарю первый тугой толчок…, а потом… на какое-то время планета существует и вертится в задаваемом нами же ритме. Плевать, что начинает ныть шов!

Я обладаю…

Я люблю…

Я любим…

Свят минут пять лежит без сил на животе, слизывая с верхней губы крупный бисер пота. Я, похоже, слишком соскучился и вколотил его в постель на пару сантиметров! Обтерев полотенцем Макеевский зад и сильные бёдра, я устраиваюсь рядом, позволяя себя оглаживать и собирая рецепторами кожи всполохи удовольствия от его ласк.

На утро нас разбудила яростная суета в доме.

Суббота.

Рождество.

Свадьба.

День рождения Свята.

Пэтч откровенно истерил. Он извёл стилиста, Мирро, Роука и Пая. Костюм жал и сидел, как «на корове седло». Живот ныл. Хотелось клубники. Хотелось сладкого чая с апельсиновой корочкой. Вышел папка, то есть я, и нытьё прекратилось. Я обнял ребёнка, объяснил, что мужа пилить надо начинать после свадьбы, а не до. Макеев, после ночного безумия державшийся молодцом, с Макс на руках, насмешливо хмыкал надо мной и ждал няню на час. Сосед-омега вызвался посидеть с малышкой, чтобы не таскать полуторамесячного младенца по холоду.

Пэтч повис на моей шее, спрашивая что-то типа, есть ли жизнь после свадьбы. Пай и Руж в костюмах свидетелей уже встречали заказной лимузин. Я наорал на Зайцев за то, что они выскочили на улицу раздетые, потом на Свята, что так договаривался с няней. Миловидный пожилой омега уже стоял в дверях, извиняясь за задержку. Максин на руках постороннего дядьки ударилась в рёв, и только звуковое шоу Ланса и кривляния Макеева на заднем плане спасли всё дело.

Одевались быстро, словно нормативы в армии сдавали. Сладенький стилист настойчиво домогался попудрить мне носик, игнорируя пристальные недобрые взгляды Свята. Будучи одной комплекции с Роше, я одолжил у него прекрасный тёмно-серый костюм. Мой роскошный жилет с жабо и выточками под заказ перешили на Пэтча. Мой сын выбрал костюм голубого воздушного цвета, отчего его серо-голубые глаза стали ярче. Упёрся малец, что Мирро был в белом, я в сером, а он повторяться не хочет!

Роуку костюм тоже шили в ателье. Можно было бы, конечно, с макеевского плеча, но длина брюк оказалась маловата. Великан умолял не тратиться и выбрал недорогой чёрный материал. Портной всё же украсил пиджак атласными вставками с набивным рисунком, а жилет роскошного стального оттенка сделал в тон галстука, больше напоминающего завязанный в галстучном стиле нашейный платок. Огромный Дэвид в своем праздничном облачении выглядел внушительно и величественно. Когда появился похудевший хрупкий Пэтч, едва достающий будущему супругу до плеча, Роук растерялся от нежной красоты его костюма.

Пока молодожены тихо балдели друг от друга, мне сгрузили все документы, а Ланс и Свят запихали чету Роуков в лимузин.

Пай сел рядом со мной.

— Они — чудесная пара, — шепнул юноша.

— Ничего. Придёт и твоё время.

— Да, — просто ответил мой солнечный сын. — Только… я костюмов не хочу. Можно? Хочу быть в простой белой рубашке и хлопковых белых штанах. Босиком. Я хочу летнюю свадьбу. Чтобы все оделись просто и легко. И было много солнца!

— Здорово! А то устал я что-то от этих пафосных смокингов за кучу денег! — я дёрнул узел строгого галстука, чтобы ослабить давление.

Роук гладил руки Пэтчу, абсолютно растерянный и счастливый, а я почему-то себе представлял другую свадьбу, где рядом с моим славным растрёпанным Заем босиком по траве шёл большой, взрослый и надёжный человек…

В мэрию ввалились шумной, едва ли забытой толпой. Заместитель мэра месье Азуле прежде всего поздравил меня и Свята и объявил, что собираются сведения, и рассматривается вопрос о выплате мне какой-то давным-давно учреждённой премии «первому альфе, родившему ребёнка». Я отмахнулся, сказав, что никому ничего доказывать не намерен, и я тот, кто я есть.