— Приму с радостью, и с такой же радостью буду носить. Но эта вещь — дорогой сердцу подарок, и с ней я не расстанусь, по крайней мере, пока!

Я заметил, как глаза старого вояки затуманила стародавняя печаль. Ну, причину-то я выпытаю у Свята, фигня-война! А пока…

— Обещай мне, Илья! — я резко подаюсь вперёд и шепчу свои требования на ухо опешившего альфы.

Так нас и палит мрачный Макеев.

— Чадо спит! — докладывает Свят. — А вы, гляжу, уже перетёрли междусобойчик? Это нечестно, Ламертин!

— Нечестно отхватить в единоличное пользование такого потрясающего мужика! — меня толкнули в объятия Свята. — Совет вам да любовь, и детей берегите!

Когда Илья ушёл, мне не понадобилось много времени, чтоб расколоть Макеева. История этого альфы действительно оказалась драматичной, тем более, мне было непонятно, как он умудрился не оскотиниться и не стать бессердечным опером.

Одно я знал наверняка: моему бедному зайке, по возвращению в реальность, будет очень плохо и больно.

====== Глава 30. ======

Тремя часами ранее в Париже…

— Бонж-у-у-ур! — я, как торнадо, ворвался в зал для партнёрских занятий, словно перевалившая за восьмой месяц беременность меня совершенно не тяготила. За мной обречённо топал Свят, груженный сумкой с «вкусняшками на всех» от Мирро и недоумевающий, как я так быстро втянулся в процесс, хотя раньше сходил с ума.

Теперь курсы были переполнены, и у Роше были вполне обоснованные предположения на этот счёт. Слух о беременном омеге, который выглядит просто сногсшибательно и ведёт себя, как альфа, а партнёр его — тот ещё офигенский альфа из России, облетела по меньшей мере пол-Парижа. Меня втихаря фоткали и выкладывали в социальные сети, пока я не психанул и не пригрозил, что покину курсы и удалю все контакты этих «папарацци». Угрозы подействовали, как если бы поп-идол попробовал покинуть сцену. Я разом исчез из прямого эфира, но клинику Роше стали просто атаковать и посетители, и журналисты, и продюсеры популярных ток-шоу — все желали меня заполучить в кадр, на интервью или в передачу.

— Без камер! — орал Свят, больше напоминающий теперь моего телохранителя, нежели жениха. — Лерк, иди внутрь! Я, что, непонятно матерюсь?!

— Ты матерись по-французски, может, будет больше толку! — промурлыкал Анри за спиной Макеева. — Господа, убедительно вас прошу, начните уважать покой моих пациентов! Я — владелец клиники, и на съёмку разрешения не давал и не делал заявлений. Мне обратиться за помощью в жандармерию?

От Роше веяло властью, спокойствием и благородством, перед которыми журналюги спасовали.

— Пожалуйста, скажите, правда ли, что в Вашей клинике наблюдается первый в истории беременный альфа? — один бета настойчиво и отчаянно прорвался вперёд. — Это ASTV Франсе!

— Молодой человек, стыдно быть таким бесцеремонным! Но удача вознаграждает упорство! — тихую строгость дока сменила елейная улыбка. — Беспрецедентные случаи гермафродитов со статусом альф в паспорте, рожавших детей, уже происходили в мире. Мой пациент — нетипичный альфа с половыми признаками омеги. Такие люди встречаются довольно часто, просто в СМИ предпочитают не замечать заурядных.

— Это как? — не унимался удачливый бета, на его носу и щеках проступил румянец, ибо Анри был ему явно симпатичен.

— Ботана в очках и клетчатой рубашке вы бы не захотели снимать на своём канале, а такую яркую и эпатажную личность, как мой пациент… — Роше приподнял бровь.

— Он актёр или публичный человек иного рода?

— А это вы мне скажете, когда проведёте полноценное журналистское расследование! — док снова широко улыбнулся, неся святую идею мира во всём мира. — А теперь прошу всех не беременных покинуть территорию клиники!

Я встретил альф в фойе, ожидая, когда они отобьют атаки журналистов и соизволят заняться моей персоной.

— Ты у меня мобилу в сумке забыл, Свят. Она на вибре так урчала, что я практически получил удовольствие. Шесть пропущенных от нашего жандарма.

— И у меня, — задумчиво произнёс Анри и нахмурился, — но мне сейчас никак не отлучиться из клиники! Как быстро вы двое долетите до Буживаля, Свят?

— Гнать не буду. Да и Лерк хотел прикупить…

— К чёрту покупки! — я уже почти злой ёж. — Нам надо домой! У меня кристалл греется и поёт!!! — я набираю Нери.

Фаби уставшим после ночных бдений голосом усугубляет мои тревоги:

— Пай?! Лерк, что с ним?!

А дальше Макеев только обещанием переименовать Солнце моим именем смог выпихнуть меня из-за руля…

Я сел на кровать измученного течкой сына:

— Как ты, мальчик мой?

— Пап, вы… всё знаете?

— Наверное, да. Если и не всё, то можем поговорить, — честно говоря, так паршиво я себя давненько не чувствовал.

— Тут же… со мной был Илья?

— Да.

— Он… меня теперь презира…

— Зай, послушай, ты Роука… всё ещё любишь? — решительно перебил я сына, чтобы тот не заколотил в крышку своего ящика лишних гвоздиков.

Пай опустил голову, обречённо кивнул.

— Я сделал Илье очень больно, папа. Такое не прощается.

Молчу, хотя подмывает обнять и успокоить. Сын и хочет заплакать, но держится, видимо, не желая расстраивать меня.

— Пап, я его больше не увижу? Я же… вёл себя, как шлю…

А вот это уже лишнее! Обнимаю, насколько позволяет живот, целую в лоб, потом в ямочку на щеке. И он наконец-то начинает горько рыдать на моём плече, выпуская боль наружу пульсирующими выплесками всхлипов. Меня раздирают противоречия и договор с Ламертиным. Ведь я могу многое объяснить, но… Илья тоже кое о чём меня попросил.

— Пап?! — огромные серые глаза, залитые слезами, впиваются в меня умоляющим взглядом. — Ты… же его не убил?!

— Кого?! — картинно изумляюсь я следом.

— Ро…ука…

— А-а-а, не успел! Пацифисты отбили! — я скрипнул зубами от досады.

Пай закрывает рот руками, выдыхает сквозь слёзы с облегчением. Вот же, Господи, Боже ты мой! Бедный мой мальчик!

— Пап, прости его!!!

Упрямо молчу, хотя вижу, как сын надрывается в своей бесхитростной молитве.

Вспоминаю, как вполне уже дееспособный Роук, хоть и в наручниках, безропотно позволял мне неистово его молотить.

— Он повёл себя так, словно ты его безраздельная собственность, зая! Он был пропитан твоим ароматом, и он совершенно не думал ни о Пэтче, ни о тебе. Такое я, как отец, простить не могу! — я сдвинул брови.

— Но… ты же понимаешь, что у нас с самого начала были необычные отношения. Роуку было очень тяжело, пап!

Я скрыл досаду: даже сейчас зайка защищает своего дуралея.

— Посмотри на моего персонального демона, — у меня же свои железобетонные аргументы. — Он и то в первую течку носился со мной, как с хрустальным.

— Пап, — Пай вдруг стал странно серьёзен, таким я своего ветреного зайчика и не видел. — Можно… мне уехать?

Этого вопроса, равно как и решения сына, я боялся больше всего, потому что сам поступил бы так же, потому что пацаны действительно были моими до мозга костей. И их упрямство, и радикальность их поступков, и все безумные выходки — всё было так схоже с поведением сумасбродного папаши. Меня…

— Пай, золотце, не скажу, что я удивлён. Главное, не вини во всём себя. Если уедешь из Буживаля…

— Я сниму квартиру в Париже, я не исчезну! — горячо прошептал юноша. — Я просто растворю и затеряю свой запах в миллионе других ароматов.

Пай поморщился от неприятных ощущений. Я налил ему чашку успокаивающего чая. Помянув биологического папу Роука недобрым словом, я погладил сына по спине.

— Вы все у меня достаточно самостоятельные и взрослые люди, золотце. Я уважаю любое ваше решение. А вот сходить с ума от беспокойства мне никто не запретит!

— Я не уеду до твоих родов! — поспешно воскликнул юноша.

— Вот за это спасибо! Кроме того, принято решение Роуку на время сохранения Пэтча переехать на квартиру Анри в Париже. Ты пройдёшь цикл, восстановишься и потом воспользуешься…

Но Пай уже спал, уронив голову на плечо и привалившись ко мне. Я уложил сына на подушку, взъерошил непокорную чёлку. Неужели… я когда-то жил по-другому?! Я не знал многих дорогих людей, я был серой тенью, скользящей по земле.