…Дворецкий взял у Фабио пиджак и сумку.

— Поздний ужин, ваша светлость?

— Нет, только сладкий капуччино, Жан. Господин Майлз?

— Он вернулся за час до вас. Они с господином Лу уже поели и легли. Эм-м-м, сеньор Нери. Там… в Вашей комнате, м-м-м, извините, я ничего не смог поделать! — пожилой бета качает головой и улыбается.

— Опя-я-ять! — Фабио заглянул в спальню: на его большой кровати, неизменно лежа на животе, обняв подушку с запахом князя и чуть поджав ногу, спал Дарий.

Неизменно… Только… с каждым годом мальчишеское тело вытягивается, тяжелеет, растёт, и молодое лицо всё больше и мучительнее напоминает Лера. Сначала выражением глаз, формой бровей и губ, потом ломающимся голосом и всеми ЕГО жестами. Откуда?! Отец и сын не видятся часто! На каком генетическом уровне всё заложилось? Где тот маленький мальчик, что смотрел влюблёнными глазами и льнул к груди? Теперь в сером взгляде призыв и страсть, а сильные руки, оплетённые молодыми мускулами, причиняют своей настойчивостью сладкую боль.

Дарию в этом году исполнится семнадцать лет, он — истинный альфа от макушки до пят. Помимо стати у юноши острый пытливый ум и завидная выдержка. И Дари признался Фабио в любви. С этим на сердце Нери жил уже три года. Он помнил всё до последней эмоции, когда после очередного визита в Андорру меня и Максин, Дари вбежал в кабинет итальянца.

Сжимая кулаки, подросток замер посреди комнаты:

— На тебе… опять ЕГО запах, твои губы припухли, а глаза блестят, как у мальчишки. Ты! Вы! Никогда это не прекратите?! Никогда?! Зачем, когда обоим так больно?! Почему не замечаешь, как сильны МОИ чувства, Фаби?!

— Что за тон? Я же тебе, как отец… — у Нери отчаянно закололо сердце.

— Ты мне не отец! Ещё чего! Ты — мой любимый обожаемый человек! Я люблю тебя! Люблю! — и Дарий убежал, роняя злые крупные слёзы.

В этот день Нери поговорил о своём прозрении с Лу:

— Я это знаю уже давно. Как он смотрит на тебя, как касается. Фаби, он сын своего отца. И то, что не получилось у Лера, судьба переводит в зачёт Дари. Мне, конечно, это не даёт покоя, но я верю тебе, дорогой. Ты не испортишь ситуацию, ведь правда? — невозмутимо произнёс андоррский князь.

— Лу, о чём ты?! — Фаби едва не задохнулся. — Надо… что-то делать! Дарий — размечтавшийся заблуждающийся ребёнок, не понимающий ситуацию! Я… оглушён! Конечно, я не допущу ничего странного. Мадонна!

Омега улыбается, пряча свои мысли поглубже. Бедный Фаби! Дари — полная молодая копия Лера Дарси, влюблённая в своего дорогого воспитателя.

Выныривая из воспоминаний, Фабио потрепал юношу за крепкое плечо.

— Проснись, Дари.

— М-м-м, — парень открыл серый глаз, хмурясь, ревниво втянул носом запах беты. — От тебя пахнет не ИМ. Другой альфа. Кто он?

— Дарий, успокойся! — тон Нери усталый и строгий. — Я не обязан перед тобой отчитываться, а ты… ты должен прекратить забираться в мою постель. Это неправильно, мой мальчик.

— Я тебя люблю, а ты приносишь в наш дом запахи других альф! Чего такого я не могу тебе дать, Фаби?! Всё это тело, вся сила, все старания в учёбе — всё для одного тебя! Чтобы стать достойным тебя! — парень садится на колени.

Нери закрыл лицо руками:

— Мадонна, пощади! Это так неправильно, мальчик, и так больно! Для меня ты — мой дорогой сынок, который сладко засыпал на моих руках, над которым я не спал ночами и за которого без сожаления отдам жизнь.

— НЕТ!!! ПРОШУ НЕТ!!! — юноша резко заключил Фаби в объятия, его голос сорвался в волнении. — Ощути меня, чёрт побери! Я не твой ребёнок, я — альфа, безумно любящий тебя!

— Если… не поймёшь и не остановишься, мне придётся… покинуть Андорру, Дарий! — тихо прошептал Нери.

— Нет! — на лице юноши блуждал ужас. — Я… только не это! Я пойду следом! Я отыщу тебя даже на Луне, любимый!

— Дари… мой Дари! Это я проклят! Я заразил тебя… прости! — узкая ладонь беты погладила щёку молодого человека. — Скоро ты уже бриться начнёшь. Как быстро вырос, мой мальчик. Как быстро летит время.

Парень сжал кристалл на груди:

— Даже ЭТО у меня от тебя! Фаб! Ну почему ты…

— Я стар и слаб для тебя. Испорчен и малодушен.

— Иди сюда! — итальянца силком подтаскивают к большому в рост зеркалу. Нери вздыхает: Дарий уже выше на полголовы, шире в плечах. Он так красив и молод. Сын Лера. Сын любимого человека с такой же складкой между бровей.

— Смотри на себя! — приказал Дари. — Эта нежная кожа, эти шёлковые кудри, эти прекрасные печальные глаза, в которых растворён янтарь солнечного света. Твоё божественное тело, руки, ноги, я всё хочу покрыть поцелуями! — парень опускает губы в изгиб плеча Нери. — Ты совсем не стар, глупый! Ты… прекраснее всех омег для меня, и мне не полюбить никого сильнее. Знай это!

— Я знаю, то, что ты ребёнок, которого я безумно люблю, которого я вырастил! — простонал Фабио. — Мальчик, у тебя впереди вся жизнь, а половина моей прожита. Моё время покорять давно прошло. Мне почти сорок, а тебе ещё нет двадцати, не губи свою молодость! Не растрачивай жар своего сердца, Дарий!

— Но ТОМУ, КОГО ТЫ ТАК ПРЕДАННО ЛЮБИШЬ, ВОТ-ВОТ СТУКНЕТ ШЕСТЬДЕСЯТ!!! — хрипло выкрикнул парень. — Вот кто стар!!! Вот чьё время давно прошло!

— Дари, прекрати! — Фабио сел на край постели. — Лер, не постареет настолько, чтобы я перестал его желать. Прости! Если ты… так любишь, значит, должен меня понять.

— Значит, мой старик будет всё время стоять между нами?! И всё, что остаётся мне, только… любить?

— В этом мы похожи, мой мальчик, — грустно прошептал Фабио. — Только ты можешь всё изменить!

— И ты! Ты тоже, Фаб! Просто захоти!

Юноша широкими шагами покинул спальню беты. Нери со стоном опустил лицо в подушку, она пахнет молодым сильным альфой, доминантом.

Дворецкий, выждав время, принёс ароматный кофе.

— Юный господин выскочил, как сам демон. Он же ничего вам не сделал?

— Нет, Жан. Он не способен на дурные поступки, я знаю. Он всё поймёт!

— Вам приглашение от господина Дарси на его юбилей. Такие же получили Его Светлость и министр, и сам юный князь.

Фабио, взял роскошный конверт, открыл его.

— Мой любимый старик… что мне делать с твоим сыном, а? Меньше всего на свете я хочу причинить боль ЕМУ. Скажи мне, что мне делать? Не хочу его потерять.

Моё разросшееся и повзрослевшее семейство извело меня идеями юбилейного праздника. Я был против помпезной шумихи и старательно не отвечал на звонки детей и внуков, находясь в офисе модельного агентства, когда их идеи достигли верха креативного безумия. Жюльен Ористен, приятно располневший и не слишком степенный для омеги-одиночки, тронул меня за плечо:

— Вот, надо подписать ещё эти документы, и ты на сегодня свободен.

— Тебе вручили приглашение на это «безумное чаепитие», лапа?!

— Твой юбилей? Да, ещё неделю назад! — Жюльен рассмеялся.

Молодой секретарь принёс последний отпечатанный документ.

— Месье Ористен, тут опечатка, а я в электронке не заметил! — грустно сообщил паренёк.

— С именем напортачили? — спросил я, глядя поверх очков, которые теперь приходится одевать, когда читаю, вяжу или… Да, хочу и вяжу, проблемы?

— Нет, с возрастом! — энергично возмущается секретарь. — Они там совсем с календарем не дружат. Указали, что вам шестьдесят лет!

— Ох, уж мне эти очепятки, Жюль! — я сморщил гримасу и подмигнул. — Каждый год одно и тоже, одно и то же!

Ористен прыснул в кулачок, а я везде расписался и чмокнул менеджера в щёчку.

— Увидимся на празднике, малыш!

Жюльен посмотрел мне вслед с нескрываемой любовью, вот бы получился бы для кого-то идеальный муж. Никогда не спорит, никогда не ругается, не критикует, выдерживает все мои шуточки и понимает с полувзгляда и помимо всего прочего… Ладно, об этом не сейчас… Я отвечал на звонок Роше, что всех нас сегодня заберёт Ламерт и увезёт в «родовое гнездо» в Буживаль, хотя уже давно половина птенцов вылетела оттуда и зажила своей жизнью.