Он нежно целовал (раз ты хочешь моих поцелуев) её волосы, щёки, губы, шею, пробуждая обе жажды, на которые было способно его тело вампира. Но кровь подождёт. Если его принцесса так отчаянно желает сблизиться, прыгнуть вместе с ним в бездну, что стояла между ними всё это время, он с радостью толкнёт её туда.

— Юуки, не думай сейчас ни о чём. Кроме меня одного.

Изящное платье из дорогого шёлка стало тесным, принцессе было нечем дышать. Пока его губы ласкали её, не позволяя возразить ни слова, его пальцы стягивали вниз молнию, рукава, юбку. И наконец-то, чулки. Ей было стыдно, до ужаса стыдно, ведь она не была совершенством — и груди слишком маленькие, и фигура детсковата, и бёдра — узкие, совсем не чувственные. Но Канаме с восхищением смотрел на неё, словно Юуки была если не богиня, то как минимум старшая жрица.

Ей хотелось закричать от стыда — срочно прикрыться одеялом и спрятаться в тёмном углу. «За что ты меня любишь, Канаме? — мысленно вопрошала она, пока он покрывал поцелуями её руки и плечи. — Я такая нескладная и… жестокая. Мы бы не переживали всего этого, если бы не я!»

Но незаданный вопрос остаётся без ответа. Канаме лишь больше и сильнее показывает, что любит — беззаветно и страстно, так, как только чистокровные вампиры способны любить, несмотря на все жестокости, причиняемые им любимыми.

Чёрное полотенце полетело в сторону, но Юуки не отважилась сразу посмотреть на обнажённое тело брата. Отчего-то ей казалось, что если она это сделает, то Канаме засмеётся над ней, хотя разумная её часть шептала, что это глупости. Канаме понравится, если она посмотрит на него. Если при этом и её щёки вспыхнут, то он даже улыбнётся.

Так и произошло. Где-то в глубине души, сквозь стыд от наготы, Юуки чувствовала, что ей было приятно от того, что она угадала его действия. Приятными были его руки и горячее после душа тело, а влажные волосы остужали её пылающее лицо, когда Канаме крепко к ней прижимался.

— Юуки, — вдруг спросил он, глядя ей прямо в затуманенные глаза. — Это ли то, что ты хотела бы разделить со мной?

Она лежала, поэтому слеза потекла к виску, смачивая волосы. Сколько же можно мучить их обоих?

— Да, онии-сама. Именно это.

Канаме тяжело задышал от возбуждения и закинул её ноги себе на спину. Юуки порывисто обняла его, желая ещё большей близости, чем им было доступно. Она желала его крови. Ведь можно было укусить его, всасывать его сущность в себя, наслаждаясь тем, как он заполняет дыры и прорехи в её истерзанной самобичеванием душе. Но Канаме, как обычно, был быстрее: он со стоном вошёл в неё, заглушая крик боли Юуки ладонью на её губах.

Она ещё ничего о нём не знала. Не знала, что он не был её братом. Что он не был сыном Харуки и Джури. Что он и был тем самым королём, единственным спутником которого из глубины веков была только тьма.

Не знала, но ощущала её присутствие. И всем сердцем желала её рассеять.

Физическая близость, несмотря на то, что самый первый раз начинается с боли, оказалась очень приятной эмоционально. Юуки с восторгом признавала, что ей нравится чувствовать Канаме в себе. Пусть сейчас ей было некомфортно, но само осознание какого-то почти метафизического соединения с его телом вызывало такое восхищение, что она вновь готова была плакать. Только теперь это были слёзы радости. Она двигалась так, как он того желал. Касалась там, куда он вёл её руки. Дышала так, как он позволял. Пока наконец он не вышел из неё, прогнувшись в спине от наслаждения, и она не выдохнула, понимая, насколько рада тому, что всё свершилось:

— Канаме…

Комментарий к Phase III. Tempest

Если вы ожидали, что горячие сцены будут уже здесь, то зря. Первый раз всегда болезненный, что для персонажа, что для автора и читателей. Пусть лучше тут всё будет романтично и спокойно. А интересные ходы я припрятала для дальнейшего развития в будущих главах. В конце концов, если Канаме решил заняться обучением Юуки, то всему за один раз ведь не научишь, верно? ;)

========== Phase IV. Sensibilia ==========

Юуки широко раскрыла глаза и устало посмотрела на кровать. На ней в беспорядке лежала кипа платьев, привезённых сегодня вечером Лукой. Аристократка подбирала наряды с особой тщательностью, обращая внимание на качество кроя и ткани, рисунок, дабы избежать нежелательных символов, цвета и степень откровенности. Первый бал чистокровной принцессы — ответственное мероприятие.

— Юуки-сама? — обратила на себя внимание Соэн, и принцесса Куран устремила на неё свой взгляд: девушка стояла, сложив руки на груди и нетерпеливо постукивая пальцем по рукаву. В её глазах — полнейшая отрешённость и замкнутость. — Может, отберём хотя бы те, что сразу не пришлись Вам по вкусу?

Чистокровная выдохнула. Захотелось встать посреди комнаты и, как маленькая девочка, затопать ножками, говоря, что она не хочет идти на бал и пытаться казаться воплощением изящества, потому что ей это чуждо. Её стезя — бегать в удобных ботинках по территории Академии и разгонять по общежитиям чересчур назойливых поклонниц Ночного класса. Вот только не было больше ни Ночного класса, ни поклонниц, и Академия была далеко. И сама Юуки была другая.

— Юуки, — нежно сказал ей Канаме на ушко, когда уходил на очередное собрание после той знаменательной для них обоих ночи. — То, что мы сделали сегодня, было сродни откупориванию бутылки. В следующий раз мы уже будем наслаждаться вином.

С тех пор прошла пара недель, за которые они провели вместе ещё две ночи. И хотя тело Юуки содрогалось, стоило Канаме только до неё дотронуться, разум находился в неопределённом состоянии. Когда брат входил в её комнату с нежной улыбкой на лице и — определённо очень — хитрым взглядом, в голове проносилась только одна мысль: «И сегодня тоже?» Что-то внутри Юуки ещё не давало ей поверить, что она имела право на близость с тем, кто любил её так сильно. Кто любил её всем сердцем. В то время как она отдавала только половину.

— Юуки-сама! — Лука уже не скрывала, что была раздражена. Бал должен состояться уже завтрашней ночью, а к платью было необходимо подобрать аксессуары и соответствующую образу причёску. Нерешительность принцессы, не менявшая своего состояния уже который час, выводила аристократку из себя.

— Прости, Соэн-семпай! — выпалила Юуки, втянув голову в плечи, словно боялась, что Лука начнёт распускать руки, что в принципе было невозможно. — Они все такие красивые. А я…

«А я не могу понять, кем себя сейчас чувствую». Изысканные платья были пошиты не для незрелой девушки, которой совсем недавно себя чувствовала Юуки, а для молодой женщины. И вроде бы всё складывалось, и никакой ошибки не было. И даже глядя на Луку, такую утончённую, но всё ещё девственную, Юуки больше не чувствовала себя ребячливой. Но отпустить это от себя было сложно.

— Может быть, канареечно-жёлтое? — Искренне улыбнувшись, принцесса указала тонким пальчиком на лежавшее на самом краю яркое платье с разлетающейся юбкой до колен. Лука нахмурилась.

— Почему среди лучших вариантов Вы всегда выбираете худший из них?

Слова резанули по самому больному в сердце Куран. Соэн говорила всего лишь о тканях и фасонах, но в определённом контексте слова приобретали совсем иной смысл.

Вместо того чтобы любить Канаме всем сердцем. Или принести ему боль, но отдать сердце целиком Зеро. Она выбрала наихудший вариант: не отпускать от себя никого из них.

За эти дни, что Юуки и Канаме стали близки, образ Кирию поистёрся в её памяти. Ей было некогда думать о нём, когда для неё открылся новый чувственный мир. Но вчера Канаме сказал, что Зеро будет на завтрашнем балу. И покой снова пошатнулся.

Как он там живёт? Смирился ли со своей участью? Простил ли её? Заглохла ли его боль? Возможно, если Юуки узнает, что с ним действительно всё хорошо, а самое главное, что он принял её такой, какая она есть на самом деле, она отпустит его. Но пока желание заглянуть в сиреневые глаза было велико.

— Но разве жёлтый — не насыщенный цвет? — пожала плечами Юуки, отгоняя печальные мысли, и протянула руку к ткани. Она была гладкой, но плотной, и блестящей как кварц.