Концентрация огня действительно была из ряда вон выходящей. К северу от "Красного Октября", в направлении "Баррикад" и Тракторного, все клокотало от несчетных разрывов. И в последующие часы командование северной группы противника, по-видимому, начало терять контроль над своими войсками. Вопрос о капитуляции отдельные части решали самостоятельно. На некоторых участках немцы выкинули белые простыни сразу после 15-минутного огневого налета.
Но об этом мы узнали потом. Перед фронтом нашей армии ничего такого пока не происходило. В плен сдавались, однако, еще не гуртом: за весь день 116 человек. Так что говорить "теперь уже все" оказалось рано. Армии в целом 1 февраля удалось отвоевать лишь чуть-чуть больше пространства, чем накануне. Правда, уже меньшей кровью. Наши потери - 42 убитых, 105 раненых были наименьшими за много дней.
Решение командарма на 2 февраля гласило: "Продолжать наступление, выполняя прежнюю задачу..."
Из центра города (там делать больше было нечего) к "Баррикадам" перебрасывалась дивизия Батюка. Утром ей предстояло атаковать противника в направлении Арабатской и Трамвайной улиц, слева от дивизии Соколова. У Соколова к исходу дня оставалось немногим больше четырехсот штыков, но вечером подоспело из-за Волги пополнение. Хоть и невеликое числом, оно очень обрадовало комдива: возвращались в строй - быть может, к последнему сталинградскому бою - "старые щорсовцы", ветераны 45-й стрелковой, раненные в ноябре - декабре.
Стали поступать и крупные подкрепления. Командование фронта подчинило нам 298-ю стрелковую дивизию и 51-ю гвардейскую из состава 21-й армии. От других соседей были переданы на усиление 62-й армии танковая бригада и гвардейский танковый полк.
В последнее время мы практически не имели танков. Сам ввод их в бой в заводском районе, изобиловавшем всякого рода препятствиями и особенно минами, был делом непростым. Помогли прибывшие подразделения инженерно-минной бригады фронтового подчинения. Они обшарили буквально каждый квадратный метр между исходными позициями танков в районе Химической улицы и неприятельским передним краем. Выделялись и минеры для сопровождения машин в бою. Подготовка, законченная в ночь на 2 февраля, обеспечивала поддержку пехоты танками на участках, которые мы считали завтра решающими.
Прибывали также новые истребительно-противотанковые и просто противотанковые артполки, освободившиеся после ликвидации южного котла. Командарм смог придать по полку и Батюку и Соколову. Танков у немцев уже почти не было, во всяком случае - двигающихся, и эта добавочная артиллерийская сила предназначалась прежде всего для сокрушения прямой наводкой вражеских укреплений.
Скажу, впрочем, сразу - не все, чем разбогатела наша армия, успело вступать в действие. Это относится и к новым стрелковым частям, и к артиллерии. "Готовность на указанных огневых позициях к 15.00 2 февраля", значится в боевом распоряжении командующего артиллерией командиру артполка, прибывшего одним из последних. Назначить более ранний срок Пожарский не мог - не управились бы. А в 15.00 ни для этого артполка, ни для других уже не было целей.
* * *
Утром 2 февраля я проводил Василия Ивановича Чуйкова и Кузьму Акимовича Гурова на передовой наблюдательный пункт, развернутый в полуразбитом здании главной конторы "Красного Октября". Начальнику штаба, как водится, полагалось оставаться на армейском КП. Но при той стремительности, с какой начали развертываться события, которые все равно ниоткуда не охватить взглядом, моя позиция рядом с основным узлом связи была, пожалуй, не худшей.
Если сутки или даже полсуток назад трудно было предсказать, сколько еще продержится северная группа 6-й немецкой армии, то в утренние часы 2 февраля стало ясно: сегодня все должно кончиться. Вчерашний могучий удар всей артиллерии фронта, помимо своего непосредственного, так сказать, физического воздействия на врага, очевидно, основательно деморализовал окруженных гитлеровцев. За ночь как бы сработал некий заряд замедленного действия, и утром опытные командиры поняли по общему поведению противника - такого сопротивления, как до сих пор, уже не будет.
Быть может, быстрее других почувствовал это Батюк. Сам он потом говорил, что просто не мог сдержать рвавшихся вперед людей. Во всяком случае 284-я дивизия пошла в атаку на полчаса раньше, чем было назначено. Своей артиллерии опасаться не приходилось: артподготовка предусматривалась только по видимым целям, прямой наводкой, и все это было у комдива в руках.
Первые час-полтора немцы местами еще вели довольно сильный огонь. Но подниматься в контратаки уже не пытались. И долго выдерживать наш натиск не смогли больше нигде. Части Батюка почти без задержек дошли на своем участке до западного края заводской территории "Баррикад". Вскоре после полудня выполнила поставленную ей задачу дивизия Соколова. Уверенно продвигались вперед разбитые на мелкие боевые группы дивизии Горишного, Родимцева, Людникова...
Рушилась вся неприятельская оборона. Выбитые из хлебозавода, из укрепленного здании школы, из опорных пунктов в цехах, в бане рабочего поселка, гитлеровцы стали отходить на север и северо-запад.
Это представлялось абсурдным: отходить им было некуда. Навстречу нам наступали две другие армии, о чем не мог не знать любой немецкий солдат. И все-таки нашим подразделениям сдавались где десятки, где сотни, а тысячи устремлялись в противоположные углы сжимавшегося котла. Из сорока с лишним тысяч солдат и офицеров северной группы, сложивших оружие за два последних дня, нашей армии сдалось немногим больше тысячи.
Из дивизий потоком шли донесения о пройденных промежуточных рубежах, об окружении приметных, служивших ориентирами зданий, о сдаче или уничтожении их гарнизонов, о захваченных трофеях... И все чаще кто-нибудь - тут уж не справляясь со своими чувствами - восторженно кричал в трубку полевого телефона, что в таком-то месте - за "Баррикадами", в рабочих поселках, на территории Тракторного - такой-то наш батальон встретился с такой-то частью 65-й или 66-й армии. Что там творилось, какое было ликование, я мог представить уже по тому, как звучали эти доклады.
К середине дня фронта в Сталинграде уже больше не существовало.
С армейского НП позвонил Гуров:
- Николай Иванович, а не хватит тебе там сидеть? Перебирайся-ка к нам. Командующий ждет!
На наблюдательном пункте я застал Пожарского, Вайнруба, Ткаченко, чуть ли не всех комдивов. Все поздравляли друг друга. И уже отдавались распоряжения о первоочередных работах по разминированию, об организации в городе комендантской службы, об учете трофеев, о том, куда вести пленных...
Здесь же я составил и подписал вместе с Чуйковым и Гуровым боевое донесение № 32 командующему Донским фронтом. Оно начиналось так: "Войска 62-й армии к 14.00 2 февраля 1943 г. полностью выполнили свою боевую задачу..."
Несколько часов спустя Московское радио передало специальное сообщение Совинформбюро о том, что войска Донского фронта закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окруженных в районе Сталинграда.
* * *
Минуло еще двое суток, и в центре города, на площади Павших борцов, собрался многолюдный митинг.
Там, где недавно все перекрывалось многослойным огнем, где человеку немыслимо было остаться живым, простояв на открытом месте полминуты, алели под солнцем яркого морозного дня флаги и транспаранты, гремели оркестры. С развернутыми знаменами выходили на площадь соединения 62-й армии и другие войска Донского фронта.
Появились и люди в гражданской одежде. И не так уж мало! Прибыли жители самого южного из городских районов - Кировского. Там, в полосе обороны 64-й армии, оставались на своих местах райком партии и райисполком, не переставали работать некоторые предприятия, а теперь начинались занятия в одной школе. Железнодорожники, восстановив на скорую руку несколько километров пути, привели на товарную станцию первый состав. Порядочно сталинградцев успело за эти два дня вернуться из-за Волги. Люди шли по льду, таща саночки с нехитрым скарбом и с непременной почти у каждого железной печуркой - обогревать подвал, где придется жить. На правом берегу находились уже не только городские руководители, но и директора главных заводов.
