— Вы… вы же…

— Мне не нужна мантия для того, чтобы стать невидимым, Гарри. Скажи, почему ты не послушал Рона?

— Ну… На самом деле я послушал его и… он был прав. Ведь это зеркало — оно показывает желания, ведь так, сэр?

— Да. Например, совершенно счастливый человек увидел бы в нем ни больше, ни меньше, как просто самого себя. И если ты прочтешь надпись на нем правильно…

— «Я показываю не ваше лицо, но ваше самое горячее желание», — пробормотал, запинаясь, Гарри.

— Именно. Это зеркало не дает нам ни знаний, ни правды. Многие люди, стоя перед зеркалом, ломали свою жизнь. Одни из-за того, что были зачарованы увиденным. Другие сходили с ума оттого, что не могли понять, сбудется ли то, что предсказало им зеркало, гарантировано им это будущее или оно просто возможно? — продолжил Дамблдор. — Завтра его перенесут в другое помещение. И я прошу тебя больше не искать его. Но если ты когда-нибудь еще раз натолкнешься на него, ты будешь готов к встрече с ним. Будешь готов, если запомнишь то, что я скажу тебе сейчас. Нельзя цепляться за мечты и сны, забывая о настоящем, забывая о своей жизни.

— Я не буду, профессор. В смысле — я не буду искать, но буду помнить, что Вы сказали. Я… На самом деле, я уже понял это, когда Рон сказал мне, что мои родители… Они мертвы, и их не вернуть. И я… Да, я понял, что он прав. И я не хотел сюда идти. Но, Вы знаете, Шляпа…

— Шляпа? Ты имеешь в виду — Распределяющая Шляпа? При чем здесь она?

— На распределении… Она спросила меня, чего я хочу. Не «куда», а «чего». А я тогда только поесть хотел, ну, голодный был, а вот так чтобы вообще… Я не знал. И я решил, что… Ну, Рон же видел себя лучшим учеником школы…

— Я знаю. Но его мечта… Если он будет настойчиво трудиться — его мечта сбудется.

— Ага. И я захотел понять…

— Есть ли у тебя такая же мечта, как и у Рона? Раз уж мечта снова воссоединиться с родителями, несбыточна?

— Да… И я…

— И ты увидел себя…

— Я увидел себя взрослым. Не таким, как Рон, не студентом, а совсем взрослым, как папа и мама тогда… И… Я стал Великим Волшебником. Как… Вы! — Гарри лгал, но разве мог он рассказать Дамблдору правду, рассказать, что он на самом деле видел в зеркале, прежде чем повернуться к нему?

— Вот как? — казалось, Дамблдор улыбнулся, когда Гарри сказал «Взрослым, как папа и мама», но при словах «Как Вы» улыбка словно бы мигнула — о нет, она вернулась на место, но глаза директора… В глазах появился страх.

— Ну да, — повторил Гарри, — я был таким же, как папа, по возрасту, но таким же умным и могущественным, как Вы. Это плохо? — обеспокоился он.

— Вовсе нет, — Дамблдор продолжал улыбаться, но глаза его совсем не смеялись. — Вопрос лишь в том, ради чего ты стал… хочешь стать таким.

— Ну… Глупо ведь становиться великим только ради себя, правда? — сымпровизировал Гарри. — И… Я решил, что… ну… Есть же люди. И если ты стал могущественным — наверное, надо, чтобы это могущество шло им на благо, правда?

— На благо, — Дамблдор отвел взгляд. — Разные люди понимают благо по-разному, знаешь ли.

— Я пока не понимаю этого, — признался Гарри. Затеянный только ради того, чтобы отболтаться, разговор становился интересным, казалось, Дамблдор приоткрывает какие-то свои тайны, точнее — самые краешки каких-то своих тайн, — но, наверное, есть же какое-то специальное благо, когда всем хорошо? Ну, не знаю… Всеобщее…

— Высшее? Может быть, ты имеешь в виду высшее благо? — с улыбкой спросил директор, но Гарри мог бы поклясться, что улыбка эта приклеена таким же усилием воли, каким он держал на виду трупик Наивного-Хорошего-Мальчика-Гарри (Гарри-Гриффиндорец после того, что он увидел там, в зеркале, не годился совершенно), и он вдруг подумал, а не видит ли директор его собственных отчаянных усилий.

— Я не знаю, сэр.

— Наверное, надо сначала понять, что есть благо для тебя самого? — спросил директор.

— Я пытался, сэр. Пока… наверное, пока я хочу, чтобы все вокруг просто оставили меня в покое, — трупик уже разлагался, и из-за него выглядывал другой Гарри, жесткий и невежливый.

— Вот как? — удивился Дамблдор. — Вообще все?

— А почему бы и нет? — спросил в ответ Жесткий Гарри, Просто Гарри в глубине головы, конечно, тосковал, не желая расставаться с друзьями, но лучше бы директору об этом не знать. — Видите ли, сэр… Я, например, очень рад, что дядя с тетей и кузен, наконец, отвязались от меня.

— Ты… сделал что-то для этого? — спросил вдруг директор, и Гарри показалось, что в его глазах мелькнул испуг.

— Да.

— Но ты же… не сделал им ничего плохого?

— Нет. Меня… хотели убить. Летом. До Хогвартса еще. Нет, не дядя с тетей и не кузен. Другой мальчик, из нашего класса. Я отбился. И… я дал понять Дурслям… кузену, что буду отбиваться и дальше. Кто бы на меня ни напал. Этого хватило.

— То есть… ты запугивал их? — страх директора стал ощутим почти физически.

— Скорее, отпугивал, сэр. Это другое. Кстати, и с мистером Малфоем, ну, Драко Малфоем, точно так же получилось. Я его и пальцем не тронул, но теперь он не достает ни меня, ни… Так, словесно воняет. Но это я переживу.

— Я надеюсь… что скоро ты поймешь, что запугиванием не решить ни одной проблемы, — мягко, но, как почувствовал Гарри, неуверенно сказал Дамблдор. То ли Гарри переоценил его ум, то ли он действительно был чем-то крепко озабочен, но на разницу в словах он внимания не обратил. Странно. Вот Бутройд — всего-то майор, но он понял. А Великий Волшебник и Повелитель Памяти — нет.

— Наверное, сэр. Я постараюсь.

— Постарайся, это действительно важно, — ответил директор, и в его взгляде Гарри вдруг уловил тоску, такую же, какую он видел в глазах Шарлин, еще до того как… — он загнал эту мысль и мысли о майоре как можно дальше вглубь, чтобы Повелитель Памяти не добрался до них; пока он не ощущал в своей голове чужого присутствия, но…

— Знаешь… — продолжил Дамблдор, — будет честно, если я расскажу тебе, что видел в зеркале я сам… Если ты хочешь стать Великим Волшебником, как я, — тут он невесело усмехнулся, — это может оказаться тебе небесполезным.

— Конечно, сэр!

— Я вижу себя, держащего в руке пару толстых шерстяных носков.

Гарри недоуменно посмотрел на него.

— У человека не может быть слишком много носков, — пояснил Дамблдор. — Вот прошло еще одно Рождество, а я не получил в подарок ни одной пары. Люди почему-то дарят мне только книги.

В этом был, обязательно должен был быть какой-то смысл, но Гарри был слишком напряжен, чтобы думать еще и об этом.

— А теперь, Гарри, почему бы тебе не надеть эту восхитительную мантию и не вернуться в спальню?

— Да, сэр. Спасибо, сэр!

Уже пробираясь по направлению к портрету Полной Дамы, Гарри подумал, что Дамблдор вряд ли был откровенен с ним. Но это было честно — ведь и сам Гарри не рассказал ему, что в своей последней попытке заглянуть в зеркало он увидел, как он сам, Гарри-Гриффиндорец — действительно взрослый, как он и сказал Дамблдору — вместе со своим отцом и молодым, под стать папе, МакФергюссоном грубо и незатейливо били морду самому Повелителю Памяти. Да так били, что, казалось, из-за стекла был слышен звон бубенчиков, вплетенных в бороду, прочно удерживаемую в кулаке шотландца, на голове которого почему-то красовалась Распределяющая Шляпа…

А еще он думал, кем же была та девочка, точнее, девушка, которую он видел рядом с папой и мамой в первую ночь. И… потом, вчера и сегодня, и даже когда папа и мама уже ушли.

Она напоминала ему Саманту-Шарлин с той самой детской фотографии, но это была не она, вернее, не совсем она. Она была похожа и на фотографию, и на кого-то еще, но на кого — Гарри так и не понял. А потом он уже не мог вспомнить черт ее лица.

====== В отрыв ======

Гарри не хотел встречать «Хогвартс-Экспресс», на котором должны были вернуться Невилл и Гермиона. Остаток каникул он не высыпался: встреча с родителями в Зеркале ЕИНАЛЕЖ разбередила память, и теперь каждую ночь ему снился один и тот же кошмар: его родители, точно такие, какими он видел их в Зеркале, исчезали в зеленой вспышке под пронзительный холодный смех.