Как только Жаклин впорхнула в комнату, мужчины встали и изысканным поклоном поприветствовали ее.
– Я рада вас видеть, месье Флоран, – улыбнулась Жаклин, – и вас, месье Анжели.
Госпожа де Шаруэ села в узорчатое кресло у окна. Потрясенные французы, позабыв обо всем, топтались у стола и пялились на женщину. Они были поражены ее неземной красотой.
Жаклин можно было дать лет двадцать пять с небольшим. Статная, живая; из-под шитой жемчугом шляпки на белую шею спадали черные кудри. Высокий гладкий лоб говорил о недюжинном уме, а прямой тонкий нос, трепещущие розовые ноздри и зеленые, но необычайно блестящие глаза, – о хитрости. А сердце, а душа? Трудно сказать. Холеное тонкое лицо порой вспыхивало благородным воодушевлением, порой выражало злую насмешку, иногда освещалось неотразимой улыбкой, а порой становилось холодным, как мрамор. Только полные, чуть приоткрытые губы да беспокойные движения свидетельствовали о том, что в этой женской головке бьется горячая кровь. Кто видел, как ее высокая грудь вздымается, рвется из пут шелкового голубого платья, как обвивает ее стройный стан кожаный поясок, как нетерпеливо переставляет она по полу свои ножки в белых сапожках; кто все это видел, тот, без сомнения, должен был признать, что эта женщина рождена для любви и страсти! Но любила ли она когда-нибудь?
– Черт подери! – воскликнул месье Флоран. – Уже который раз вижу тебя, Жаклин, но, как и в первый раз, теряю дар речи!
– Ты не стареешь, а молодеешь и хорошеешь! – вторил ему месье Анжели.
– Ах, господа, – улыбнулась им с благодарностью госпожа де Шаруэ, – я тоже счастлива вас видеть!
– Мы в этом не сомневались ни малейшим образом, – сказал за обоих, учтиво кивнув, Флоран.
– Надеюсь, вы явились не с пустыми руками, господа? – с ядовитой улыбочкой поинтересовалась Жаклин.
– Гм-м-м! – смешавшись, хмыкнул Флоран. – Разумеется, нет! Мы привезли все, как было обещано.
– И на вас не напали по пути разбойники? – спросила Жаклин, улыбаясь уже презрительно. – Говорят, их много развелось в дикой степи.
– К счастью, нет, – ответил Анжели. – Атаман разбойников – нам друг. Он даже любезно сопроводил нас прямо до стен Оренбурга.
– И много вы привезли? – насторожилась Жаклин.
– Достаточно, чтобы развязать войну и выиграть ее, – улыбнулся, отвечая, Флоран. – Если потребуется, то его величество даст еще столько же.
– Ваш король щедр, – нахмурила красивые брови Жаклин. – Только вот никак не пойму, зачем ему нужен бунт казаков в российской глубинке?
Французы переглянулись, после чего Анжели сдержанно ответил:
– Мы всего лишь слуги своего короля и беспрекословно исполняем его августейшую волю.
– И мы не задаем вопросов, касающихся интересов Франции, – поддержал его Флоран. – Советую и тебе не делать этого.
– Ваш король мне не указ! – вспыхнула Жаклин. – И я не хочу рисковать жизнью даже ради любимой вами Франции!
Гости еще раз переглянулись. Флоран повернулся к Анжели и улыбнулся ему:
– Наша многоуважаемая госпожа, видимо, позабыла, кто она есть и для чего сюда пожаловала?
– Она еще, очевидно, позабыла, чей кушает хлеб и благодаря кому все еще жива? – не глядя на Жаклин, сказал Анжели.
Оба француза весело рассмеялись и, зная, что хозяйка злобно смотрит на них, пожали друг другу руки.
Месье Флоран, словно недоумевая, пожал плечами и покачал головой, после чего вкрадчиво заговорил:
– Так вот, друг мой Анжели, я так и не досказал тебе историю о прекрасной Анне из немытой России. Точнее, об ее первом преступлении, открывшем счет многим кровавым деяниям этой опасной во всех отношениях леди!
Жаклин напряглась и впилась пальцами в подлокотники кресла. Но французы сделали вид, что не заметили перемены, происшедшей в поведении прекрасной хозяйки.
– Я слушаю, друг мой, – кивнул Анжели и бросил взгляд на Жаклин. – Скажу больше: хозяйку этой обители тоже заинтересует ваш рассказ, месье.
– В один из дней в доме князя Бибикова, в Москве, появилась новая горничная. – Флоран посмотрел на раскрасневшуюся Жаклин и продолжил: – Юная, живая, непосредственная и необычайно красивая. Ее отец, кажется, разорившийся пекарь, свел счеты с жизнью при помощи куска мыла и веревки. Так вот в горничных эта бойкая особа долго не засиделась. Обобрав князя до нитки, она бежала из Москвы с юным красавцем.
Флоран заговорщически подмигнул застывшей в кресле Жаклин и повернулся к Анжели:
– Но, видимо, красавец быстро утомил Анну, и вскоре его хладный труп был найден в Петербурге на берегу Невы с черными от яда внутренностями.
– И она понесла за это наказание? – спросил Анжели со скучающим видом.
– Увы, я спешу разочаровать вас, друг мой, – усмехнулся Флоран. – Этой кровавой девице удалось скрыться! И более того, она сумела покорить богатого, но недалекого графа, не вылезающего из своего имения, и благополучно подвести его под венец.
– А фамилию этого графа вы не знаете? – спросил с издевкой Анжели.
– Обижаешь, сударь мой, – покачал головой Флоран. – Его фамилия…
– Довольно, хватит! – воскликнула, вскакивая, Жаклин. – Мне неинтересно слушать ваши непристойности.
– Ну, друг мой Флоран, я слышал немало презабавных историй, в которых рассказывалось о коварных женщинах. К счастью, все они русские. Француженки на такие гадости не способны! А наша замечательная Жаклин вновь полюбила Францию и нашего короля, протянувшего ей когда-то руку помощи. Не так ли, прекрасная Жаклин?
Госпожа де Шаруэ с трудом сдерживала свое неутомимое желание вцепиться когтями в гнусные физиономии гостей и разорвать их.
– Не знаю, – хрипло ответила она, облизнув пересохшие губы.
– А я знаю, – грозно посмотрел на нее Флоран. – Мы спасли Анну от заслуженной петли. Мы дали ей все, что она сейчас имеет! И она должна твердо усвоить впредь, что за любезность надо отвечать любезностью. Его величество дал Анне новое имя и свое подданство, и она должна…
– Довольно! – взвизгнула Жаклин. – Идемте разгружать товар и убирайтесь к черту, месье французы.
Вместе они спустились на улицу.
– Где повозки? – тихо спросила госпожа де Шаруэ у Анжели.
– У твоего шляпного салона, – ответил он.
– Много привезли?
– Сто бочонков.
– Сто бочонков золота?!
От услышанного Жаклин едва не лишилась дара речи.
– Тс-с-с, – оглянувшись, цыкнул Флоран. – Не золота, а меди. Казаки и за медные деньги растрясут всю Россию, – беря под руку госпожу де Шаруэ, прошептал Анжели.
И они отошли от гостиницы.
* * *
Слуга француженки проводил хозяйку и ее гостей долгим внимательным взглядом. А когда их фигуры растаяли в поглотившей город темноте, спешно перебежал улицу и остановился под деревом в скверике у кабака. Не успел Нага коснуться рукой дерева, как возле него, словно из-под земли, вырос бродяга.
– Это я, Садык, – тихо сказал тот на кайсацком.
– Заткнись, ишак! – рыкнул Нага, хватая его за грудки. – Сколько раз предупреждал, чтобы не смели произносить моего имени даже во сне.
– Прости, – захрипел перетрусивший мужчина. – Я… я…
Нага отпустил его, брезгливо поморщился и вытер руки носовым платком.
– Скажи всем, чтоб сидели и не высовывались.
– А как же французы? – прошептал озадаченно байгуш (разбойник). – Ты же сказал, что они привезут много денег?
– Деньги они привезли, только медные, – раздраженно ответил Нага. – Ждать еще надо.
– А что, нам и медные сгодятся, – загорелся байгуш. – Лишь бы их много было. А то люди роптать начинают!
– А ты им скажи, – лицо Наги перекосилось от злобы. – Скажи всем, пусть ждут и не высовываются. Хозяйка шкуру сдерет с любого, кто только ослушается!
Нага схватил байгуша за горло и сдавил его пальцами:
– Или ты забыл, как поступает госпожа с ослушниками?
– Нет, не забыл, – захрипел несчастный, вздрогнув от грозного предупреждения. – Всем скажу. Всем… Сам зарублю каждого, кто только помыслит ее ослушаться!