Босая стопа опускается на плиточный, уже грязный пол уборной. В кабинке плохо пахнет, но иного я не ожидала от туалета, который убирается «через раз». Снимаю каблуки, морща мускулы лица, и прикрываю веки, делая глубокие вздохи через приоткрытые губы. Туфли прячу в мешок для физкультуры, когда бросаю на пол обычные мягкие балетки. Пришлось солгать матери, сказав, что сегодня будет замена одного из уроков. Она знает мое расписание, поэтому приходится «выкручиваться» ложью, что, конечно, мне не особо нравится, но ничего не поделаешь. Еще немного на этих каблуках — и я останусь без способности ходить на своих двоих. Сажусь на прикрытый крышкой унитаз, снимая со стоп пластыри, чтобы наклеить новые, и решаю немного посидеть босиком. Хотя бы до первого звонка. Знаю, что мне нужно зайти в учительский кабинет, ибо, по какой-то причине, меня там очень ждут, но это может подождать.

В коридорах стоит шум, подростки ещё не разбрелись по кабинетам, что выглядит странно, ведь обычно после первого звонка учителя загоняют всех, чтобы морально настроить их на обучение и дать «эмоционально» остыть от общения. Наслаждаюсь тем, что ноги уже могут ощущать себя нормально, поэтому иду уверенной походкой. Моя мать слишком переоценивает значение каблуков. Да, я без них ниже, но всё ещё являюсь собой. То, как ты выглядишь, что носишь на своем теле не должно играть решающей роли для окружающих. По крайней мере я так считаю.

Мимо идут мои одноклассники, и не смотрю в их сторону, делая вид, что слишком занята и не замечаю девушек, но то, что они начинают говорить, привлекает внимание: «вау, Бэйб, а ты, оказывается ещё…», «кто бы мог подумать», «наша Бэйб», — и смех. Поворачиваю голову, бросив взгляд в грудь одного из парней, пытаясь понять, о чем они ведут речь, яро желая вызвать ответную реакцию с моей стороны. И думать приходится недолго, ведь следующий человек, на которого переходит мое внимание, — Фардж. Он стоит среди «своих» у шкафчиков, громко смеясь и разговаривая, но, подмечая меня в толпе, заявляет: «Тебе ведь было хорошо?» — и смех. Опять. Отворачиваю голову, начиная нервно скользить взглядом по спинам впереди идущих людей. Что он всем сказал? Неужели, развел слух, что мы с ним…

Затыкаю сознание, делая глубокий вздох, и вновь гордо поднимаю голову, сердито смотря перед собой. Меня не должны задевать «шуточки» других. Меня вообще не должны волновать люди, которые не играют какой-то роли в моей жизни. Слухи и сплетни — удел закомплексованных молокососов. Моя задача — молча игнорировать, не позволяя каким-то упыркам влиять на мою самооценку и слишком «неуравновешенное» настроение, которое только и делает, что постоянно меняется, колеблясь на краю туманного равнодушия и сжигающей злости.

Подхожу к кабинету, за которым меня ждет дежурный учитель и социальный педагог, с полной уверенностью, что дальше будет проще…

Что?

Простое. Что.

Сижу смирно, вспотевшие от напряжения ладони покоятся на коленях, и я то и делаю, что переплетаю пальцы, глотая комок за комком, чтобы не выявлять своего смятения и непонимания перед окружающими. Внешнее равнодушие и серьезность на лице — вот, что действительно должен иметь при себе любой уважающий себя человек. Напротив меня, за столом сидит дежурный учитель, скрестив пальцы в замок и уложив на деревянную поверхность. Социальный педагог давит на меня своим суровым взглядом полным недовольства, и цокает языком, не скрывая возмущения. Я чувствую всеобщее разочарование во мне, как в человеке, мнение о котором составили успешные родители. Но не многим сулит понять, что это мнение — лживое. Вы видели мои награды за успешные курсы по французскому? Моя мать настояла на изучении дополнительного языка. А награды за выступления со скрипкой? Одно из самых скучных занятий, которое мне приходилось посещать по той же просьбе матери. К слову, мои навыки очень разнообразны. Женщина будто решила отыграться на мне, заставив меня учиться тому, чем всегда желала обладать сама. Она же перевела меня из обычной, бесплатной школы, где хорошо учиться мне ничего не мешало, сюда. За все те годы, что мне приходится проводить бок о бок с родителями, осознала одну простую истину, от которой существование с ними под одной крышей дается мне нелегко, — они поверхностные. Важность для них заключается во внешнем показателе. Я получала хорошие оценки в государственной школе, но «для лица» была переведена, хоть это никак и не повлияло на мою успеваемость. Мать так расхвалила меня перед учителями и директором, что те, видимо, посчитали меня сверхчеловеком, тут же предложив вступить в школьный комитет и стать старостой. Моя мать сразу сообразила, что это неплохо вписывается в мое «дело», поэтому я сейчас занимаю ту должность, которая, по мнению окружающих, престижна.

А я сидела рядом. Нет, рядом с матерью и отцом сидел ребенок, только что оторванный от своей зоны комфорта. Ребенок, которому трудно привыкать к «новому». Но его не спрашивают о его мнении, о самочувствии. Никого не интересует то, что девочка сначала должна привыкнуть к новому классу, морально устояться, может, найти свое место.

К чему я завожу подобный разговор? Всё просто.

Разочарование — это нормально. Нормально с чем-то не справляться. Нормально не оправдывать чужих ожиданий, ведь они не принадлежат тебе. Нет твоей вины в том, что другие люди построили свое представление о тебе, а теперь разочарованно качают головами, высказывая свою снисходительность.

А проблема в чем?

Смотрю косо на старост, которых я вчера отпустила в зал. Они не выявляют своей заинтересованности, утыкаясь кто в телефоны, кто смотря в потолок, в окно, кто пиля ногти.

— Харпер, ты нас, кхм, — дежурный учитель откашливается. — Удивила своей безответственностью.

Вновь перевожу свое внимание на мужчину, не понимая, серьезно ли он отсчитывает меня, или это всё — дурная неудачная шутка?

— Ты была ответственной за коридор, но, по какой-то причине, там произошла драка, а тебя не было рядом, — вступает социальный педагог, которому, кажется, даже приятно злиться на кого-то. Есть такие люди. Эмоциональные вампиры. Но я не дам им подкосить меня.

Опять смотрю в сторону других старост. Видимо, они все сговорились и решили сбросить вину на меня, чтобы выйти сухими из воды. Что ж. Слишком типично. Я даже не собираюсь злиться или обижаться на них. Кто они мне, чтобы тратить на них свои моральные силы? Мое время дорого стоит, потому что его мало, и мне жалко тратить его на людей, которые боятся других. Обидно осознавать, что большинство живущих на Земле, не понимают эту истину. Заботиться о мнении «третьих лиц твоей жизни» сравнимо с попытками выбросить бумеранг. Он вернется, а возможно даже стукнет тебя по лицу.

— Несмотря на твои хорошие показатели, нам придется попросить тебя остаться на послешкольную отработку. Ничего серьезного, — кажется, учитель сам пытается загладить мою вину, но проблема в том, что мне вовсе не стыдно. Равнодушно смотрю на него, ожидая продолжения слов. — Просто отсидишь до шести вечера в школе, сделаешь домашнее задание, — меня это не напрягает. Что здесь, что дома — один «хер».

Стоп. Я понимаю. Понимаю, почему учитель, хрипя и запинаясь, пытается унять ситуацию. Он осознает, что в этом есть и его вина. Вина всех учителей, которые в момент «вечеринки» находились в кабинете, распивая спиртное. Так сказать, пользовались шансом «погулять». Но учитель, как и социальный педагог, хоть и будут перебрасываться многозначительными взглядами, но никогда не признают своей причастности, ошибки, ведь они — взрослые. Им не положено «пачкать» лицо.

Ещё минут пять мозговой долбежки — и меня наконец отпускают. Вот только, как бы мне не хотелось признавать, но повлиять морально на мое состояние у них вышло. Второй звонок уже прозвенел, поэтому иду по пустому коридору, слушая молчание остальных старост, которые плетутся позади, боясь сравняться со мной. Им стыдно? Возможно. Но они, как и учителя, никогда не признают этого. Вот, что ставит их на одну ступень. Нет, это не подростки смотрятся взрослее, а именно взрослые опускаются до подростков. В любой ситуации стоит помнить о том, что подобное допускать нельзя. Под какой бы психологической давкой вы бы не находились, вам нельзя следовать за стадом. Говорят, общество — это рыбий косяк, и те, кто меняют свое направление, выбиваясь из общей массы, погибают.