Этот район с невысокими однообразными домами является центром элиты, считается, что те, кто может позволить себе жить здесь, способен спокойно пригласить саму королеву Англии к себе на чаепитие и вовсе не смущаться своих хором. Идеализированные образы семей, взрослых, которые честно трудятся на работах, детей, что усердно учатся, чтобы стать почетным гражданином своего общества. Кажется, перед такими людьми все дороги открыты. Чего еще можно желать для счастья? Вот тебе — жизнь в достатке, в роскоши, так что же тебе не хватает?

Твое желание — быть услышанным. Но проблема в том, что твоя мать не является тем человеком, перед которым тебе хотелось бы высказаться, поведать о своих проблемах и поделиться переживаниями. В конце концов, в голову никогда не придет мысль о том, чтобы открыть ей свою боль, страшную тайну. А если родителям, единственным по сути твоим близким, ты не способна признаться, то у тебя нет возможности выблевать из себя все то скопившееся дерьмо, что запихано тебе в глотку и гниет там внутри, а с ним разлагаешься и ты сам.

Именно тогда на смену желанию плакать от безысходности приходит «взрыв». Агрессия в ее самом чистом проявлении. Контроль пропадает — и ты прекращаешь существовать. Временно.

С виду смотришь на этот двухэтажный дом и не думаешь ни о чем, кроме его внешней красоты, мнимо считая, что внутри него так же тепло, но вот слышишь крик. Женский. Переводишь взгляд на окна кухни, что зашторены кружевными занавесками. Приятный свет льется изнутри, даря расслабление, но вновь грохот. Звук бьющегося стекла. Видно, как что-то летит тенью мимо окна, разбиваясь о стену. И снова женский крик, зовущий мужа на помощь, но даже он резко обрывается на вопль. «Что ты…» — звук сильного удара. Слышно, как тело падает на пол, но оно еще в сознании. Виден силуэт за занавесками, который поднимает что-то в руках, кажется, стул, и бросает вниз, после чего слышится стон. Судя по звукам, на кухню вбегает мужчина. Первым делом помогает жене, позволяя дочери сносить все с полок. Осторожные шаги к агрессору — и ты получаешь утюгом по плечу, выбивая его. Мужской стон. Женские крики: «Успокойся, Харпер! Харпе…» — в нее летит тот самый утюг. Крики и ругань не затихают. Мат льется из-за щелей в оконной раме, через приоткрытую форточку, которая должна впускать в дом больше свежего кислорода, а не выпускать бранные слова наружу. Шум стоит такой, будто ящики вырывают из кухонных шкафчиков. Рука срывает белые занавески.

Иллюзия идеального исчезает.

Мчится наверх, оставляя покалеченных взрослых на разнесенной вдребезги кухне. Вся, абсолютно вся посуда побита, холодильник перевернут, ящики с принадлежностями разбросаны по полу, стол опрокинут, стулья поломаны. На стене огромное пятно от разбитой об нее бутылки вина. Ураган внутри дома, внутри одного помещения. Мужчина поглаживает плечо, помогая подняться с пола своей жене, которая с ужасом осматривает убытки, вынимая телефон из кармана пиджака. Номер набран поспешно. Приходится перепроверять, чтобы дозвониться, куда нужно. Ответ не заставляет ждать. Ошеломленная женщина слышит знакомый голос, поэтому перебивает, громко вдохнув кислород в легкие: «Снова началось».

Что необходимо такому человеку, как Мэй Харпер?

Девушка вбегает к себе в комнату, закрываясь на ключ, и прижимается затылком к двери, запрокинув голову. Прикрывает веки, ладонями стирая с лица пот, и ее губы растягиваются в блаженную улыбку, так же резко сменяясь настоящей грустью. Настроение скачет. Признак неуравновешенного состояния. Девушка бросается вперед, по темной комнате, пиная ногой стул, что падает набок. С диким рычанием несется к шкафу, выбрасывая с полок все вещи. Не останавливается, выворачивая всю кровать, и с безумием в глазах смотрит в зеркало. На свое отражение. Лицо расслабляется. Взгляд усталый, пустой, никакой. Тело трясет от странного удовлетворения, перемешанного с расстройством, которое стягивает шею крепкой проволокой. Харпер пытается рассмеяться, но с улыбкой слезятся глаза. Она растягивает шнурки кофты, рассчитывая придушить себя, но настроение опять-таки внезапно меняется. Девушка кричит на свое отражение, бросаясь на зеркало с кулаками. Разбивает. Не чувствует боли в костяшках. Только внизу живота. Она живет с этим ощущением разорванности и злится исключительно на себя. Никак иначе.

Она — скрытый агрессор. Скрытый ураган эмоций, что запечатаны под маской равнодушия. И ее чувствам так же необходим выход.

Харпер отходит от разбитого зеркала, смех сливается в одну ненормальную смесь с рыданием. Слабеет, медленно опускаясь на пол. Холодный паркет. Ложится на спину, уставившись в потолок, и громко дышит, корчась от боли между ног. Переворачивается набок, руки сгибает в локтях, а пальцами касается влажных губ, которыми тихо мычит, сжав зубы. Смотрит в сторону двери.

Что нужно Мэй Харпер?

Девушка всхлипывает, переживая стресс, от которого начинает грызть ногти. Перед глазами все плывет от слез, что стекают к вискам, капая на пол.

Мэй Харпер необходим тот, кто просто выслушает ее.

***

Утром кошмар ночи не пропадает по волшебству. Простого желания женщины недостаточно, чтобы реальность стала сном. Ее просили лечь спать, просили выпить снотворное, но она наотрез отказывалась, продолжая сидеть на кухне до самого утра. Муж перевернул стол, нашел «выживший» стул. Но после ушел. Не смог находиться в одном помещении с женой, которая молча смотрела вниз, подперев подбородок кулаками. Изредка моргала. Все глубже окуналась в себя, в свои мысли.

Миссис Харпер тоже имеет свою цель. И сейчас все ее задумки просто встали, замерли, как и время на часах. Уже восемь утра. Рабочий день. Муж молча покинул дом, ушел на работу, а женщина продолжила сидеть на кухне. Сна ни в одном глазу. Только изнеможение. Моральный упадок сил. Последние полчаса она сидит с хмурым выражением лица. О чем думает? На ее ноге большой синяк, по телу разбросаны мелкие отметины после побоев.

Оно опять началось.

Мысли в хаосе, кажется, они способны вылететь из головы, пронестись по кухне и вернуться еще более тяжелыми назад в сознание. И безумное действие не прекращается, даже при услышанном дверном скрипе. Женщина не поворачивает головы. Лишь переводит дух, прикрыв веки, когда ее дочь с опаской переступает порог, хмурым взглядом изучая помещение. Она практически ничего не помнит, но знает факт — это ее рук дело. Вытирает потные ладони о ткань поехавшей с плеча майки, если бы мать взглянула на нее сейчас, то поняла бы, что у ненормального тоже имеется лицо. Харпер нервно поправляет спутанные волосы, откашлявшись. Не смотрит на мать, но и двинуться с места не способна. Стоит, как вкопанная под давлением тишины, смотрит на свои ноги, на поцарапанный ножом паркет, на оставшиеся осколки посуды. Она разрушила все.

Она разрушает все, к чему прикасается, и порой сама этого не понимает.

Мать медленно встает со стула, еле вынуждая себя расправить ноги, которые хрустят в коленях. Девушка скованно обнимает себя рукой, готовясь получить по лицу. Лучше сейчас перетерпеть, чтобы забыть. Хотя, подобную выходку женщина будет припоминать еще долгое время. Миссис Харпер подходит к своей сумке, что лежит здесь с того момента, как ее хозяйка решила что-то предпринять и в раздумьях присела на кухне поздно вечером. Мэй слегка мнется, слышит, как что-то тихо грохочет, словно маленькие камушки, после чего мать направляется в ее сторону, заставив сильнее сжаться от гнетущего ожидания.

— Три раза в день, — громко ставит оранжевую баночку на стол, постучав на ее белой крышке обгрызенными ногтями. Больше ничего не говорит. Просто обходит дочь, просто покидает кухню, просто направляется в свою комнату, оставляя Мэй в недоумении. Побоев не будет? Криков не ждать? Ее мать заболела?

Опускает взгляд на прозрачную баночку, рассматривая капсулы в бело-оранжевой упаковке. Делает осторожные шаги к столу, еще дрожащими от пережитого стресса руками берет баночку. Пытается прочесть мелкий шрифт на крышке, но взгляд не фокусируется. Открывает. Берет одну капсулу, с недоверием разглядывая ее. Кажется, такие она принимала в детстве. Подходит к раковине, положив лекарство на язык, и наклоняется, крутя ручку крана. Проглатывает.