— Слова других не определяют, кто ты есть.

— Да, но поступки определяют, — он перебирает пальцами, хрустит ими, искоса наблюдает за мной. — Я убивал людей, — повторяет, словно… Ждет от меня реакции. Должной реакции. — Ты и половины не знаешь о том, что я делал.

— Что ж, — хлопаю ладонями по кровати. — У нас впереди целая жизнь, так что будет время все рассказать.

О’Брайен не разделяет моего оптимизма. Он закатывает глаза, и меня переполняет желание треснуть ему по лицу, но вместо этого просто взрываюсь:

— Ладно, слушай, — набираю кислорода в легкие. — Да, ты делал ужасные вещи, но вспомни, сколько раз ты помогал мне, Дейву, Лили. Твоя семья. Ты ведь так заботишься о брате и матери, а, главное, ты молчишь. У тебя проблемы? Ты молчишь. Ты никому не скажешь. И это не потому, что ты слишком замкнутый, тебе просто не хочется кого-то нагружать. Ты думаешь о других. Ты ведь помогал мне на той станции, хотя мы не были близки.

— Ага, — Дилан кивает, заметно сощурившись. — А потом я избил тебя битой.

— Ты помогал мне с Причардом после того, как он изнасиловал меня, — не сдаюсь.

— Да, а потом я сам чуть не трахнул в том притоне. Если ты, конечно, что-то помнишь, — да, я помню, но тогда мы оба были, мягко сказать, не в себе.

— А Донтекю? Это ведь ты набил ему морду после того, как он приставал ко мне, — улыбаюсь. — Если даже это было сделано не для меня, я все равно была очень благодарна, — двигаюсь, чтобы сесть ближе к парню, который внимательно смотрит на меня. — Твоя семья. Ты ведь первым делом заставил их уехать. Ты им ничего не сказал.

— Мое молчание не делает меня хорошим человеком, — Дилан начинает раздражаться, так как ощущает мое противостояние. Он желает о чем-то сообщить мне таким неправильным образом, а в ответ получает только попытку оправдать его.

— Да, но ты… — опускаю руки, ненадолго замолкнув. — Ты ведь хороший человек, — смотрим друг на друга. Понятия не имею, почему так тяжело говорить, но мое горло больно сжимается, ведь я правда считаю его таковым. Дилан хороший. Я далеко не отношусь к тем людям, которые заряжают остальных оптимизмом, но приходится. Приходится меняться, чтобы оказать другому поддержку. Вот только проблема в том, что Дилан не особо ждет её от меня.

— Просто в трудный период тебе не оказали должной помощи, — объясняю, и О’Брайен пускает неприятный смешок:

— Жертва обстоятельств.

— Ты далеко не жертва, — сама начинаю усмехаться. — Ты сильный, — Дилан сейчас рассмеется. Он слушает меня, но отказывается верить моим словам. А я все больше убеждаюсь, чем парень занимается, чего добивается.

Дилан подводит черту. Нашу.

Поэтому я нервничаю. Поэтому терплю мурашки, что осыпаются по коже, заставляя растирать руки. И холод. Именно поэтому сейчас между нами такой холод. О’Брайен даже не пытается проникнуться моими попытками помочь ему. Это тот человек, который самостоятельно приходит к определенному решению и будет двигаться к цели. Я готовила себя к тому, что нам придется разойтись, но не думала, что он начнет говорить об этом так скоро.

— Мэй, — знаю эту тональность, знакома с подобным выражением лица. Дилан опять сутулится, упираясь локтями на колени, начинает хрустеть пальцами. Я должна его выслушать, потому что понимаю его чувства, его тяжесть, но и он должен понять меня, так что… Встаю с кровати, поворачиваясь к парню спиной, и чувствую прикованный к себе взгляд. Шагаю к двери.

— Мэй, сядь на место, — опять этот приказной тон. Оборачиваюсь, сложив руки на груди, начинаю притоптывать ногой. Дилан не встает, смотрит на меня, не хмуро, немного раздраженно, ведь желает поставить ту самую жирную точку, а я не даю ему такой возможности.

— Ты сама говорила, что мы взрослые люди… — начинает, но перебиваю, причем грубо:

— Да, О’Брайен, — ему не нравится, когда обращаюсь по фамилии. — Мы взрослые, поэтому должны были обсудить это вдвоем, но ты вновь поступаешь со мной, как тогда. Ты ставишь меня перед фактом. Ты принял решение один и хочешь, чтобы я просто приняла его? — мой разочарованный смех смешивается с недовольством и злостью. — Так не поступают взрослые.

— А как поступают? — Дилан резко встает на ноги, сделав шаг в мою сторону, и я еле сдерживаю желание отступить назад. Не боюсь его, но… Немного остерегаюсь. Не хочу, чтобы он знал о моей осторожности. Это опять заденет его чувства.

Вот! Вот я думаю о нем, я не хочу ранить, а как поступает он?

Сжимаю свои плечи, борясь с тем, чтобы не опустить глаза. Смотрю в ответ. И, знаете… Это точно она. Наша зрительная война, о которой я давно успела позабыть. Прямо сейчас мы сражаемся вновь, и меня это ранит.

Дилан прячет ладони в карманы кофты. Они вспотели, уверена. А еще он сжимает пальцы, чтобы избежать проявления нервозности в виде привычного потирания переносицы.

— Они говорят, О’Брайен, — моргаю.

— Хорошо, — он все-таки касается пальцами переносицы, почесав, и начинает. — Харпер, я думаю, нам стоит расстаться, потому что… — и замолкает, его рука замирает в поднятом и согнутом положении. Я сжимаю губы. Молчу. Смотрю в глаза. Он смотрит на меня. Опускает руку, сильно хлопнув ею по бедру.

— Видишь? — моргает, скользнув языком по губам. — Я не могу так.

Сглатываю, теперь понимая, о чем он. Но ведь все не должно быть именно таким образом, верно? Мне хочется начать говорить, Дилан первый открывает рот:

— Я слишком близок к тому, чтобы… — сутулится, его язык заплетается по вине дрожащих губ. Молчит, не договаривая, поэтому набираю больше воздуха, шепча:

— К чему? — глотка сжимается, а ожидание приводит кровь в кипящее состояние. Кажется, именно сейчас О’Брайен на самом деле идет против себя, против своих принципов, чтобы… Обсудить проблему со мной.

— Мне тяжело, Мэй, — признается. — Каждый день. Все сложнее, понимаешь? Я просыпаюсь и первым делом думаю о том, как бы сегодня не проморгать момент, заметить угрозу и устранить её. Не потому что я так забочусь о своей жизни, — осторожным движением указывает на меня ладонью. — Ты рядом. Я отвечаю за твою безопасность. Мне сложно контролировать себя, сохранять какое-то спокойствие, когда ты не в поле моего зрения, — сглатывает, ведь продолжаю молчать, взглядом упираясь в него. — Тебя злит мой контроль, но я не могу иначе, — вздыхает, хмуря брови, и замолкает, ожидая моей реакции. Я должна быть готова к этому разговору. Должна. Но.

Опускаю руки, понимая, что сам же инициатор разговора не готов к этому. Дилан ждет, что я сейчас взорвусь и брошусь прочь на эмоциях, но я не собираюсь устраивать сцену, уж прости.

— Я думаю, — шепчу. — Мы не готовы.

— Нет, — на удивление, он дает ответ быстро, даже не запинается, не пытается оспорить. О’Брайен пожимает плечами, как и я.

— Но я не хочу напрягать тебя, — признаюсь, сразу заметив, как Дилан сдерживает желание нервно почесать переносицу. Он хочет казаться эмоционально стойким, поэтому только изрядно сжимает зубы.

— Если тебе будет легче, то я буду все время на виду, — не могу перестать активно моргать, так как слишком переживаю. О’Брайен без эмоций:

— Двадцать четыре на семь будешь торчать на расстоянии вытянутой руки? — уточняет, немного сводя брови к переносице, отчего проявляет хмурость. Он не шутит. И если мне хочется ему помочь, то, да, я согласна. Хотя бы на то время, пока мы не будем готовы разойтись.

— Окей, — развожу руки в стороны, пожимая плечами. — Мне не сложно, — замечаю, как еле дергаются его губы в усмешке. — Можем начать прямо сейчас, — два-три шага — и я возле него. Беру за локоть, сильно сжав пальцами кожу:

— И сейчас мы вместе пойдем наверх, иначе Фардж скоро спустится, чтобы душить тебя вопросами о состоянии, — гордо поднимаю голову, подобно Дилану, который щурится, внимательно разглядывая мое лицо:

— И почему ты такой баран? — выдыхает, цокая языком, словно сдается, принимая мое решение, и я довольно улыбаюсь:

— Неприятно, да, когда твоя девушка похожа на тебя?