Еще минута. Две. Дилан прекращает, наконец, курить, потушив сигарету о костяшки, покрытые ссадинами. Я всего секунду разглядываю поврежденный участок кожи, понимая, что делает подобное он не впервые, и поднимаю голову, когда слышу, как Донтекю открывает дверь, недовольно ругаясь с кем-то по телефону, и бросает аппарат на свой стол, сунув ладони в карманы:
— Тебе повезло, — смотрит в затылок Дилана, скрипя зубами. — Можешь быть свободен, — поднимает взгляд на меня. — А ты останься, — переходит на «ты». Напряженно переплетаю пальцы, успокаивая себя тем, что мне просто нужно пережить этот момент, и дальше более не влипать в подобное.
Перевожу внимание на ОʼБрайена, который стучит пальцами по столу, кинув взгляд пренебрежения на мужчину, и встает, расслабленно шагая в сторону двери. Даже не бросит ничего в ответ? Вместо слов он сохраняет долгий зрительный контакт с Донтекю, топчется на пороге, взявшись за ручку, и, все так же сохраняя молчание, выходит. Но перед тем, как закрыть плотно дверь, бросает на меня хмурый взгляд, и я, как ни странно, ловлю его спокойно, без напряжения.
Щелчок.
Довольно большое помещение резко сужается, раздавливая мои моральные барьеры. Сижу смирно, держа спину прямо, а руки укладываю в замке из переплетенных пальцев на колени. Донтекю чешет переносицу, шагая к моей парте, и садится на то место, на котором до этого сидел Дилан. Я невольно вжимаюсь спиной в стул, но голову держу прямо, смотря на поверхность парты. Ожидание.
— И что мне с тобой делать? — С какой-то притворной озадаченностью спрашивает учитель, опираясь локтями на парту, и смотрит на меня, чмокая губами. — С чего вдруг ты устраиваешь такой кавардак? Дела обстояли бы проще, если бы это сделал Дилан.
Складываю руки на груди, молча слушая.
— Ты же хорошая и воспитанная девочка, — вздыхает Донтекю, скользнув по губам языком. — Я предложу тебе варианты, а ты подумай и выбери на свое усмотрение. Все-таки ты должна понимать, что подобное нельзя спускать с рук.
Киваю головой, и учитель продолжает:
— Я не хочу подавлять тебя. Моя задача помочь. Мы все оступаемся, — если учесть тот факт, что Донтекю доставляет удовольствие давить на кого-то и чувствовать свое превосходство, то его словам верю с трудом.
Оценивая мое молчание, как согласие, мужчина начинает:
— Первый вариант — я вызываю твою мать, мы разбираемся с директором, и ты помогаешь разбирать бардак. Второй — я не сообщаю твоей матери о том, что произошло, и говорю директору, что найти нарушителя не удалось.
Мое утреннее состояние играет мне на руку, поэтому ничего не стоит сощурить веки и поднять на мужчину хмурый взгляд, полный озадаченного и неприятного подозрения:
— В чем подвох? — Подводный камень. Он обязан иметь место, ведь «за просто так» ни одна живая душа в современном обществе помогать не станет. Если делают «добро», то точно знают, что выиграют с этого. Психология двадцать первого века.
Молчание Донтекю задерживается, а по выражению его лица ясно, что он и сам продумывает ответ, и я уверена, что сейчас не получу в его качестве ничего приятного. Слежу за взглядом мужчины, который опускается немного ниже моей шеи, что внушает мне напряжение, терзающее между лопатками на спине. И от заданного вопроса мой внутренний мир трещит по швам, а те все это время помогают мне не развалиться.
— Тебе уже есть восемнадцать?
Мои губы еле заметно приоткрываются. Смотрю на Донтекю, который способен спокойно изучать меня взглядом, при этом не испытывая неудобства от самой мысли, которая в это время пронзает подобно ножу мою глотку, вынуждая терять самообладание.
Это не может походить на правду.
— Не понимаю вопроса, — почему я шепчу? Нет. Не от страха, а от иного чувства, которое медленно разгорается в животе. Боль, которую я насильно стараюсь забыть.
— Харпер, ты уже взрослая, и должна понимать, к чему я… — Прожевывает слова. Не говорит открыто о том, о чем желает донести. Я не глупая. Я хорошо понимаю намеки. И это становится моей последней каплей терпения, благодаря которой чаша наполняется до краев, а все внутреннее начинает вытекать непонятной серой жидкостью нарушу. Меня начинает трясти, ноги сводит от судороги, а мокрые ладони сжимают коленки, в попытке сдержать в себе то, что я пытаюсь скрывать от чужих глаз.
— Я так понимаю, вся проблема в матери? — Донтекю строит из себя подобие психолога, опирается локтями на парту и заглядывает в мои глаза, которые не прячу, держа голову в прежнем положении. На моем лице дергаются мускулы, но мужчина вряд ли способен уловить столь незаметные движения, которые раскрывают мой нервный тик.
— Ты боишься разочаровывать людей, так давай же я помогу тебе остаться в глазах окружающих достойным человеком? — Что значит в его понимании «достойный человек»? Этот вопрос канет в разуме, пока мое тело содрогается от колющей боли между ног. Взгляд грубеет, но люди слишком слепы. Они не видят, не понимают, когда пора сказать себе «стоп». Проглотить комок слов не выходит, но не нарушаю зрительного контакта даже тогда, когда учитель поддается вперед, аккуратно коснувшись, словно проверяя реакцию, моего плеча пальцами:
— Выбор за тобой, Харпер.
Чувствую его дыхание на кончике своего носа, ощущаю, как его ладонь сдавливает мое предплечье, торопя с ответом. И я мысленно не даю себе пощечин, так как мне надоело. Мне надоело винить себя в происходящем. Жертва не виновата в грехах других людей, она не обязана присуждать их себе, ведь со временем начнет думать, что оплошности окружающих — это ее рук дело. Жертва не виновата в том, что ее изнасиловали. Я только и делаю, что вижу в себе жертву, хоть и не хочу этого признавать. И я постоянно бью себя по рукам, ругая за эту жалость, и надеюсь, что завтра мне станет легче, что завтра мой мир изменится. Но оно не наступит, ведь каждый твой день — это и есть «завтра». Твое настоящее, это вчерашнее «завтра».
Я больше не хочу существовать так. Не хочу жить надеждой.
Надежда — это иллюзия, благодаря которой люди продолжают двигаться, встают каждое утро, заваривают кофе и спешат на работу.
Мне не нужна надежда. Мне не требуется «завтра».
Потому что отстаивать «себя», свою личность, свои права нужно сегодня, сейчас, в этот момент. И плевать, что моя психология будет противоречить правилам жизни, которым учат остальные. Мне нет дела до других людей. И я готова показать ту сторону себя, которую так тщательно скрываю. Если люди агрессивны и проявляют несправедливость по отношению к тебе, то почему я должна распинаться и подставлять вторую щеку?
Если Вас бьют, бейте в ответ намного сильнее.
Мои трясущиеся ладони поднимаются с колен. Одна лезет в задний карман джинсов, другая выше, на стол. Я никому не говорила, что начала носить его после той ночи, чтобы чувствовать себя защищенной. Прятала, боясь, что меня примут за ненормальную. Самой себе запрещала думать о его наличии.
— Так, что? — Донтекю неправильно воспринимает мое молчание, поэтому наклоняет голову вперед, видимо, уже вкушая победу. Он умеет управлять людьми, манипулировать их эмоциями и чувствами. И я не хочу стать одной из тех, над кем он в последствии начнет измываться для своего самоутверждения.
Резко привстаю со стула, впечатавшись ладонью ему в руку, и наклоняю голову, практически касаясь своим носом его щеки, а голос переходит на хриплый шепот, от которого у самой мурашками покрывается кожа:
— Да пошел ты, — и Донтекю не успевает нахмурить брови, как я сжимаю второй рукой резак для карандашей, и размахиваюсь, вонзая острие в деревянную поверхность рядом с локтем мужчины, вскочившего от неожиданности с места. Немного промахнулась.
Эту сторону себя я ненавижу открывать людям. Ведь она резко противоречит тем правилам, нравам и принципам, которым меня учит мать.
Я агрессивна.
И все мое тело дрожит не от страха, а от ослепляющего сознание гнева.
Учитель ударяется спиной о сзади стоящую парту, которая опрокидывается, создавая шум. Донтекю не может так быстро перескочить из состояния спокойного ликования на режим напряженного волнения. Он не видит во мне опасности. Никто не видит. Выхожу из-за стола, глотая воздух, затягивая в себя. Я боюсь терять контроль. Как-то в детстве я травмировала дорогого для меня человека, поэтому мне стоит следить за биением своего сердца, за потоком и фильтрацией мыслей.
