— Харпер?

Щелчок — и дверь моей комнаты надежно заперта.

Стук каблуков о паркет. Она идет к моей комнате, озадаченно спрашивая:

— Ты только пришла? Так долго гуляла? — как только мать начинает стучать кулаком по поверхности двери, меня пробирает напряженная дрожь. Ладонями давлю на дверь, будто боясь, что женщина волшебным образом отворит её, застав меня в таком виде. Опускаю лицо, сжимая веки, и тихо дышу через нос, чтобы не выдать себя.

— Боже, скажи, что ты с Причардом так долго гуляла? — просит, хочет услышать желаемое, но я молчу. Её слова убивают меня. Боль терпеть становится невыносимо.

— Ладно, — мать вздыхает. — Если ты боишься показываться передо мной с растрепанными волосами и кругами под глазами, а так же дышать на меня перегаром, то отдохни и приведи себя в порядок, — она правда считает, что причина только в том, что мне стыдно предстать перед ней в неподобающем виде. — Позже за чашкой чая обсудим. Надеюсь, ты не много выпила. Не хочу, чтобы Причард посчитал тебя «гулящей», — да. Именно это она говорит перед тем, как я опять слышу стук каблуков. Мать возвращается к себе в кабинет, продолжая говорить по телефону, и закрывает дверь. В эту секунду на меня обрушивается стена дождя из эмоций. Я еле сдерживаю голос, чтобы не завопить от моральной и физической боли, от внутреннего дискомфорта и отвращения к своему существу. От злости к неизвестности. Прижимаюсь макушкой к двери, сгибая руки в локтях, и сжимаю ладони в кулаки, отказываясь открывать глаза.

Я устаю быть сильной. Устаю казаться непоколебимой и гордо держать голову, изо дня в день держать спину прямо. Устаю поддерживать свой образ в глазах других. Мне хватает ночи сна и времени в стенах комнаты, чтобы на следующий день вновь выйти с улыбкой на лице.

Но сейчас я падаю.

И у меня не хватит сил, чтобы вновь подняться на ноги.

Примечание к части

Мэй и её мать: https://www.youtube.com/watch?v=T-MopmpDWgs

>

Глава 5.

Холодный.

Ледяная плитка. Мне не удается оторвать от него голову, руки, всё тело, словно неимоверная тяжесть тянет меня вниз, заставляет жаться к полу, который без сомнений проглатывает, впитывает меня, не оставляя попыток выбраться. Мои веки сжаты, но мне с легкостью удается понять, что вокруг лишь темнота. Тусклый свет не освещает помещение, где раздражительно и медленно капает из крана вода. Быстрее. Делаю вздох, сильнее съеживаясь калачиком, прижимаю к груди тело.

Холодное тело.

Вода медленно подбирается ко мне, охватывает, проникая под ткань тонкой одежды, под кожу, мороз пронизывает до костей. Дышу паром, все тело постепенно слабнет, нет, расслабляется, оставляя намек на тревогу только в самом сознании. Ледяная вода поднимается. Поднимается до уровня моего лица, накрывает половину, и я не успеваю среагировать и вскочить, собрав всю силу в кулак, как жидкость с необычной быстротой заполняет все пространство вокруг меня. До самого потолка. Поднимает полотенца, щетки, мочалки, которые теперь парят в «невесомости». И мое тело. Мне удается оторвать голову от пола, разжимаю веки, без особой паники осознав, что воздуха в легких не хватит на долгое время. Волосы в полном беспорядке локонами поднимаются с плеч, позволяя воде играть с ними. Все мое тело спокойно начинает парить над плиточным полом. Я выпрямляюсь, носками ног касаясь его, чтобы не теряться в водном пространстве. Начинаю оглядываться по сторонам, изучая ванную комнату своего дома, но рукам не позволяю расслабленно отпустить холодное тело, которое теперь кажется вовсе мраморным, и это пугает, вынуждая меня глотнуть воды ртом и выпустить больше оставшегося воздуха в виде пузырей, которые быстро взмывают к потолку, в поисках выхода, спасения. Сутулю плечи, подгибая ноги, и продолжаю идти ко дну, всем телом желая обнять тельце в руках, сильнее прижать его в моей груди. Согреть. Но холод главенствует.

«Это не я».

Сжимаюсь, чувствуя, как вновь начинает покалывать под кожей, будто меня в порыве злости жалят пчелы.

«Это была не я», — голос настолько близко. Звучит приглушенным эхом в ушах, и мне приходится терпеть, чтобы не закрыть их ладонями, ведь боюсь отпустить тело. Сжимаю губы, веки, не позволяя себе не глотать воду, не видеть темноту, которая протягивает ко мне свои тонкие руки, с враждой сдирая кожу с щек.

«Это не я», — голос напуганного ребенка.

Голос прошлого.

«Это все она…» — резко обрывается, а сон разрывается от громкого: «Харпер».

Распахиваю глаза, сразу же взглядом уткнувшись в поверхность деревянной двери, которую с другой стороны терроризирует мать. Как и вчера. В воскресенье. Я заперлась здесь, морально подготавливаясь к выходу в люди. Мне казалось, что переступить порог комнаты не вызовет трудностей, но мое сознание, мой разум подорваны куда сильнее, чем предполагалось. Где твоя стойкость, Харпер?

Стук повторяется, но никак не реагирую, начиная грубыми движениями тереть мокрое от пота лицо. Лежу у самого края, ногами в сторону изголовья кровати. Подушка на полу, одеяло в непонятном состоянии свалено у головы. Опять ворочалась во сне. Постоянно просыпаюсь в странном положении, когда мне снится что-то тревожное.

— Харпер! Вставай, иначе опоздаешь к завтраку! — Мать барабанит по двери, после чуть тише продолжает. — Что с тобой в последнее время?

Смотрю в сторону окна, замечая, что пейзаж особо не меняется последние дни. Эта мрачность и влажность. Да. Октябрьская осень.

Вновь растираю пальцами опухшие после сна веки, вовсе накрыв ладонями лицо, чтобы скрыть его. Слегка двигаю ногами, тут же съежившись от боли, что растекается кровью внизу живота, морщусь, ногтями впиваясь в кожу своего изнуренного лица, со злостью принимая тот факт, что мне тяжело. Прошел всего день. Мне необходимо больше времени.

— Харпер!

Но кто мне его даст?

Ковыряю вилкой салат с перцем. Сижу с опущенным в тарелку взглядом, пока мать весело щебечет о чем-то с отцом, который опять же только делает вид, что увлечен беседой, а на самом деле все его внимание отдано газете в руках, которую он изредка листает. Сижу, положив ногу на ногу. Положение приходится менять слишком часто, чтобы снизить ноющую боль, и это замечает мать, прося меня вести себя прилично. Видимо, считает, что я просто хочу в туалет.

Пожалуйста, не говори со мной.

— Харпер, ты вчера не выходила из комнаты. Так долго спала? — Мать отпивает кофе, вопросительно взглянув в мою сторону, и я сжимаюсь, впервые еле справившись с желанием промолчать.

— Я сбила свой режим, — говорю, делая вид, что мой рот занят едой, но это не останавливает поток слов со стороны матери:

— Хм, это как же хорошо надо погулять, чтобы… — Игриво поднимает брови, посылая мне намеки, но я игнорирую их, продолжая жевать траву на завтрак.

— И? — Женщина полностью переключается на меня, а отец ликует, продолжая уже спокойно читать газету. Мать изводяще смотрит на меня, пробуждая внутри волнение, но молчание не длится вечно, и женщина задает тот вопрос, который стоит первым в списке:

— Ты провела все время с Причардом?

Этот вопрос бьет под дых. С размаху сжатой в кулак ладонью, ибо я не знаю. Понятия не имею. Единственное, что помогает мне не рехнуться окончательно, это мысль, что, возможно, Причард мог видеть меня с кем-то.

— Харпер? — Женщина давит голосом на мои виски, допрашивая. — Ты ведь не сделала ничего из того, что как-то могло повлиять на наши взаимоотношения с семьей Пенрисс?

— Пап, — смотрю на свои наручные часы, изобразив волнение. — Я опоздаю на собрание старост, — вру, осторожно поднимаясь со стула, чтобы не увеличить боль между ног. Отец вздыхает, лениво следуя за мной с кухни. Оставляю мать одну с вопросами, на которые я не способна дать ответы. А главное, что мне вовсе не хочется поднимать эту тему. От упоминания о той ночи моя спина покрывается мурашками, а ноги неприятно сводит, словно я опустила их в ледяную воду.