Спотыкаюсь о тротуар, взглядом пропуская Причарда, который следует за мной, как утенок за мамой уткой. Постоянно оглядывается на свой дом, слыша ругань матери с отцом.
Дилан поднимается на крыльцо, распахивая входную дверь, и заталкивает меня в коридор. Причард тормозит у ступенек, когда О’Брайен хлопает дверью перед его лицом, наконец, отпустив мое запястье:
— Какого черта?! — и повышенный тон. Сразу. Он даже не успевает обернуться. Я сохраняю спокойствие на лице, так же ровно поясняя:
— Ему нужно переждать здесь ночь, а потом пусть делает, что хочет.
Дилан прикусывает губу, сбито дышит, качнув головой:
— Ты ебанутая? Я не понимаю, что с тобой не так, — указывает пальцем на дверь. — Ты помнишь, что он делал с тобой?
— Помню, — отвечаю без эмоций.
— Он изнасиловал тебя! — кричит. — Я хочу, чтобы ты, наконец, поняла это!
— Дилан, я в курсе, — удивительно, но мне удается держать себя.
— Тогда, какого хера ты делаешь?! — делает шаг ко мне, словно с угрозой, но не отступаю, хмуря брови, и жестко шепчу:
— Хватит кричать на меня, — смотрю ему в глаза. Дилан щурится, сжимая челюсть, и скользит языком по нижней губе, пустив неприятный смешок:
— Ясно, блять, — отворачивается, и я чувствую укол в грудь, когда думаю, что он собирается уйти, но парень направляется на кухню, хлопая дверью. И выдыхаю. Ладонью растираю лоб, приводя мысли в порядок, и гордо вскидываю голову, расправляя плечи. Подхожу к двери, открывая, и вижу Причарда, который вообще не шевелился все это время. Стоит так же. Он поднимает глаза, смотрит на меня, и мне не хочется молчать с ним, поэтому сохраняю жесткий тон:
— В гостиной ложись. Утром уходи, — говорю, желая отвернуться, чтобы пойти на кухню, но парень останавливает:
— Прости, — шепотом, еле слышно. Оглядываюсь, хмуро уставившись на человека, который, кажется, с каждой неделей выглядит все хуже. Такое чувство, что он потерял много в весе. Меня не касаются его проблемы. Но внутреннее «я» отвращает такое обращение. Его родители явно больные, поэтому… Черт, я не собираюсь оправдываться, не собираюсь как-то выгораживать Причарда. Сама мысль об этом отвратительна, поэтому ни один мускул моего лица не дергается, когда парень поднимается на крыльцо, смотря мне в глаза с особой уставшей виной:
— Извини меня, — повторяет. Но внутри меня тишина. Быть может, ему правда плохо, но меня это не трогает. Совсем. Для меня он каким был, так и останется насильником. Человеком, с которого началось мое разрушение.
— Извини, — он хочет ещё что-то добавить, но перебиваю так же грубо и не моргаю:
— Мне не нужны твои слова. Я не злюсь на тебя, — с дрожью в руках вздыхаю. — Потому что я выше этого. Я выше этой чертовой ненависти, которая всем вам так свойственна. Ты для меня никто, поэтому не хочу тратить свои эмоциональные силы на тебя, — сжимаю ручку двери. — Будь в гостиной. И я не хочу тебя слышать. Утром просто уходи.
Причард опускает голову, кивая, и хочет, видимо, сказать «хорошо», но затыкается, ведь я точно дала понять, что не хочу слышать его голос. Парень проходит в коридор, поэтому хлопаю дверью, разворачиваясь, и направляюсь на кухню.
Не хочу думать о Причарде. Не хочу тратить свое время на мысли о нем. Он — никто. Я не собираюсь питать к нему лютую ненависть. Просто отпущу. Отпущу этот отрезок своего прошлого, потому что не хочу, чтобы воспоминания влияли на меня.
Толкаю дверь, заходя на кухню, и останавливаясь возле стола, с интересом наблюдая за Диланом, который открывает ящики, кое-как передвигаясь по помещению. И пьет. Когда это чертово пиво закончится?
— Что ты ищешь? — не собираюсь молчать. Я не сделала ничего плохого, поэтому в своей эмоциональной вспышке виноват только сам О’Брайен. Ему нужно научиться контролировать себя, хотя, о чем это я? Проще обезьяну приучить пить чай с оттопыренным мизинцем.
Парень хочет обойтись без моей помощи, поэтому продолжает вести себя по-хозяйски в моем доме, ходит от полки к полке, от ящика к ящику, и я пониманию, что ему нужно только тогда, когда Дилан морщится, прижимая ладонь к виску. Закатываю глаза, шагая уверенно к верхним ящикам, и поднимаюсь на носки, открывая дверцу. Тут же вижу аптечку, которую беру в руки, поворачиваясь к столу:
— От головы, верно?
Дилан стоит сбоку от меня с таким видом, будто не примет ничего из моих рук. Больно самостоятельного из себя строит, хотя сам еле удерживается на ватных ногах.
— Серьезно, — хмурюсь, начиная рыться в аптечке. — Хватит уже пить или курить всякую дрянь, — нахожу таблетки от боли в голове. — Выглядишь жалко, — протягиваю парню, который мнется, поэтому кладу лекарство на стол, поворачиваясь к столешнице, чтобы взять фильтр с водой. Наливаю в прозрачный стакан, краем глаз следя за передвижением О’Брайена. Тот держится за все, что попадается ему под руку. Он вот-вот свалится в обморок, или просто уснет, так и не присев. Занимает стул с другой стороны стола, когда оборачиваюсь, поставив кружку перед ним, и двигаю к нему упаковку таблеток:
— Остыл? — складываю руки на груди, наблюдая за тем, как парень пытается открыть упаковку, но его движения слишком расслабленные, отчего пальцы не справляются с задачей, а про фокусировку взгляда вообще молчу. Совсем недееспособный, когда напьется. Краем губ улыбаюсь, опираясь одной рукой на стол, другой отбираю у Дилана упаковку, чтобы самой вынуть таблетку. О’Брайен молча смотрит в стол, пальцами стуча по бутылке пива, что держит на коленях. Я разглядываю таблетку, понимая, что она довольно большая. В таком состоянии, боюсь, он не сможет её проглотить, так что ломаю её на мелкие кусочки, раскладывая напротив парня. Тот сильно сжимает веки, дернув головой, видимо, чтобы отбросить пьяный сон, берет одну, кладет её в рот и подносит к губам пиво.
— О-у-у, — качаю головой, успевая отобрать у Дилана бутылку до того, как алкоголь попадает ему в рот. — Достаточно, — улыбаюсь, двигая к нему стакан с обычной водой.
Видимо, опьянение О’Брайена происходит в виде отдельных фаз. Сначала легкое, затем немного туманное, в период которого он пристает ко мне, затем агрессивное, и теперь то самое, когда он практически спит. Думаю, его сознание давно дремлет, а тело ещё просто этого не понимает. И выглядело это вполне себе забавно. Если бы не было так печально.
Дилан опускает лицо в ладони. Глубоко дышит. Уверена, ему не долго «бодрствовать» осталось. Оглядываюсь на настенные часы. Уже четыре утра. Мне вряд ли удастся уснуть, так что займусь пока тем, что поможет мне развиваться.
Да, я сажусь за уроки. И делаю это на кухне, чтобы присмотреть за Диланом, который, хоть и уложил голову на стол, но вряд ли уже спит. Вдруг он решит пойти и набить морду Причарду? Нет, мне все равно, пускай раскрашивает его лицо, как хочет, но не в моем доме. А пока я пытаюсь самостоятельно пройти темы по алгебре. Серьезно, люблю математику, но не тогда, когда ни черта не понимаешь. Стрелка часов двигается медленно. Кажется, я сижу уже больше двух часов с домашкой и теорией, но на деле проходит минут сорок. Радует то, что я ощущаю, как мой мозг начинает работать. Всё-таки нужно устраивать ему проверки. Если ничему не учиться, то совсем отупеешь.
И вот, пока пишу лекцию по логарифмам, понимаю, что именно учеба раньше всегда помогала мне отвлечься. Она в прямом смысле забивала мою голову, вот, почему я так усердно трудилась на уроках и после них. Когда ты чем-то занят, то у тебя нет времени на уныние и лишние размышления, способные как-то повлиять на тебя. Так что, это неплохое решение проблем. Если человек понимает, что его опять охватывает какая-то эмоциональная боль, то ему просто нужно себя чем-то занять. Развитие любых навыков всегда полезно. Даже просто взять и начать учить какой-нибудь язык. Это же здорово. Жаль, что не многих беспокоит развитие.
Поглядываю на Дилана. Знаю, что он не спит. Просто ему так проще. Думаю, парень даже не сможет заснуть. Его так же напрягает присутствие Причарда, как и меня.