Ему не стоило отдаваться эмоциям. Он должен был уйти.

Если бы он мог, то вернулся бы назад и никогда не взглянул бы в её чертово окно. Никогда. Даже под дулом пистолета, ибо вот он — результат. Гребаный результат. И что ему это дало? Ничего. Только ещё больше терзаний и желания пустить тому накаченному ублюдку пулю в лоб.

— У тебя всё в порядке? — это настолько ужасный вопрос. Как может быть иначе? Но Дилан задает его с надеждой, что Дейв объяснит, но тот отрывается морально от своих мыслей, наконец, повернувшись лицом к шкафчику:

— Ничего. Спать хочу, — на выдохе. Так тяжело этот тип никогда не вздыхал. О’Брайен, сам ощущающий себя не лучше, хмуро смотрит на друга, какими-то слабыми ленивыми движениями перекладывая вещи из шкафчика в рюкзак. Он сам чувствует исключительно эмоциональную усталость. И причина тому так же ясна, как и погода за окном. Совершенно не соответствует общему настрою этих двоих.

Дилан, кажется, слегка не в себе. Его состояние с трудом можно описать так, чтобы передать всю ту массу неясного дерьма, что копошится внутри, постоянно отвлекая его от других мыслей. Он все помнит. Прекрасно помнит, поэтому… Поэтому ему нехорошо. И это слабо сказано. Оба парня без слов и долгих рассказов понимают, что натворили в тот вечер нечто ужасное, то, что может стать решающим фактором их дальнейшей судьбы. Их жизни будут зависеть от иного. А подобное неправильно. У этих типов есть только они сами. Они зависимы друг от друга. И лишние люди сломают ту стену, которую они возводили вместе.

Держаться вместе. Только вместе. Больше никого рядом не держать. Это опасно. Им нельзя.

Двигаются медленно, не желая шевелиться вообще. Дейв слабыми руками роняет учебник на пол, и с вздохом приседает, чтобы поднять его. Дилан настолько глубоко уходит в свои мысли, что уже минуту бесцельно водит пальцами по железной полке. Он пытается сконцентрировать сознание, направить его в сторону меньшего саморазрушения, но в итоге, возвращается в начало. Возвращается в тот душный зал, изводясь от громкой музыки и отвратительного желания касаться кого-то.

Неправильно.

Нельзя.

— Пойду, отолью, — Фардж не забрасывает бодро рюкзак на плечо. Он опускает его на пол, возле ног друга, и выпрямляется, коротко взглянув на Дилана, который продолжает боком стоять к нему, слушая.

— Подожди меня здесь, — Дейв отворачивается, пряча руки в карманы кофты, и направляется в сторону уборной, понимая, что дает себе и О’Брайену лишнее время побыть наедине с собой. Опасное занятие.

Дилан немного опускает голову, прикрывает веки, когда убеждается, что друга уже нет в поле зрения, и лбом прижимается к холодному железу дверцы, громко выдохнув. В данный момент он ведет себя неправильно. Слишком открыто проявляет усталость. Эмоции. С ними не играют. Парень приоткрывает веки, со злостью смотрит в пустоту перед собой, и дергает головой, грубыми движениями продолжив складывать нужные вещи в рюкзак. К черту. Не пройдет и дня, как он вновь станет собой. Холод. Лед. Жестокость. Ублюдок во плоти. Не человек. Тот, кто может убить.

С чувством окружающей угрозы озирается по сторонам, с безумным подобием счастья ощущая, как ненависть, не имеющая причин, заменяет внутри него чувство собственной неприязни. Затуманивает сознание, позволяя окунуться в ложь. Лишь бы не думать о наболевшем. Исподлобья смотрит на громких людей, мечтая каждому из них сломать ребра, но лучше бы он пялился в свой чертов шкафчик, ведь все его мысли вновь всплывают на поверхность.

И у этого ублюдка, у этого «не человека» учащается биение в груди.

Она идет по коридору. Просто «она». Медленно, но не менее уверенно. Голову держит прямо, плечи расправлены, взгляд смотрит не на толпу, а сквозь нее. На лице выражается чувство собственного достоинства. Нет, превосходства. Харпер постоянно строит из себя гордого, сильного человека, с завышенной самооценкой. Сучка и стерва. Но, быть может, это вовсе не роль? Что если она правда является таковой? И ей это нравится? Вьющиеся волосы собраны в пучок, тело скрыто под бледно-розовой рубашкой, застегнутой на все пуговицы, а ноги защищает черная юбка до колен. И каблуки. Внешне Мэй выглядит так, будто ничего не происходит. Словно она все та же староста, что и в начале. Дилан резко отворачивает голову, замерев. Пальцы сжимают жесткую ткань рюкзака, а дыхание сбивается из-за постоянных попыток проглотить комок в сухой глотке. Успокойся, черт возьми, что за хрень с тобой происходит? Скачет. Сильнее. Громче отдается в ушах. В груди возрастает давление. Волнение? Тревога? Предчувствие опасности? Что? Что не так?!

Взгляд против воли скользит в сторону. Хватит. Коридор переполнен людьми, но О’Брайен не видит ее, поэтому выдыхает, еще пару раз нарочно бьется лбом о дверцу шкафчика, после чего сдерживает нервный смешок. Лучше Фарджу скорее вернуться, иначе Дилан рехнется в этой толпе.

Хлопает дверцей, натягивает ремни рюкзака, и оборачивается, чтобы опереться плечом на шкафчик, но вздрагивает. Дергается всем телом. И это так заметно, что Харпер невольно отступает назад, явно опешив, ведь такая реакция совершенно неестественна для парня, который понимает, что совершает оплошность, когда сам с дрожью в ногах делает шаг назад, ухватившись за дверную ручку, чтобы не упасть вовсе. Мэй моргает, внимательно смотрит на человека, который всеми силами заставляет свое лицо исказиться и приобрести хмурость, злость, даже то самое знакомое раздражение. О’Брайен будто испугался ее. Но девушка не собирается отступать. Не зря же она переборола себя и подошла к нему?

— Как ты себя чувствуешь? — да, ее голос не соответствует внешнему виду. Тихий и хриплый от легкой простуды. Она интересуется, поскольку помнит его состояние в тот день. Кажется, что-то сильно подкашивает парня, и Харпер хочет убедиться, что он вновь стал собой. И что он практически ничего не помнит. Но он помнит, так что ситуация куда сложнее. Внезапная реакция организма заставляет его врасплох: ладони потеют, запястья рук начинают ныть, сбитый сердечный ритм подавляет. Терпи. Смотрит ей в глаза, но уже искоса, демонстрирует свое внешнее противостояние девушке, хотя в первую очередь сражается против себя.

— Какого хера ты говоришь со мной? — Шепотом рычит, с угрозой дернувшись вперед с помощью короткого шага, который должен был заставить девушку в страхе вздрогнуть и отступить на безопасное расстояние, но Харпер остается без движения. Она лишь складывает руки на груди, выдохнув, и ее лицо принимает равнодушное выражение, когда она с гордостью вскидывает голову:

— Вижу, ты в порядке, — короткий ответ, после которого Мэй поворачивается к нему спиной, шагая дальше.

О’Брайен облизывает сухие губы, сам не осознает, как делает еще небольшой шаг вперед, но уже без намека на угрозу. Просто его будто со спины толкает то чувство, что сидит в груди с того вечера. Моргает, нервно вытирая губы пальцами, и выдыхает, переминаясь с ноги на ногу. Со вздохом слетает и тихая ругань. Встает лицом к своему шкафчику, но голову все равно поворачивает в сторону отдаляющейся девушки, которая пальцами проверяет состояние прически, идет уверенно, заставляя встречающихся на пути людей отойти в сторону.

Откуда берется чувство угнетения? О’Брайен ничего плохого не сделал. Он вел себя, как обычно, так почему ему так тяжело вдохнуть полной грудью?

Парень желает отвернуться, правда сегодня все идет кувырком, поэтому одна проблема накладывается на другую. И на этот раз дело в Пенриссе — в парне, который стоит у своего шкафчика. И Дилан не обратил бы на него внимания, если бы не синяки, покрывающие его лицо. Перебинтованная рука, разбитый нос и необычный след на виске, будто ожог. О’Брайену плевать на то, что происходит в жизни Причарда, как и на него в целом. Будет корректнее сказать, что вниманием Дилана сейчас владеет другой человек.

Парень сглатывает, сам не замечает, как начинает тихо шептать губами: «Не останавливайся. Не останавливайся», — и взглядом врезается в спину Харпер, которая проходит мимо Пенрисса. Парень продолжает шептать, со злостью прищурив веки, когда девушка внезапно тормозит, глубоко вздыхая, будто с негодованием, и поворачивает голову, взглянув в сторону Причарда.