– Не знаю, – эхом моих мыслей откликнулся Мини.

– Поживи пока у нас, – помолчав, предложил Врач. – Пока все успокоится. Что-нибудь придумаем. Тебе нельзя рожу прохожим светить, потому что вмиг опознают.

– Ты откуда знаешь? – вскинулся я.

– Я тебе вчера целую лекцию про нейрофон прочитал, ты чем слушал? Я знаю возможности этих машинок, я сам с ними работал, еще до того момента, как первые экземпляры в открытой продаже появились. Меня из-за этого чуть не посадили.

– Ты ж говорил, что тебя выгнали за то, что ты с Мини гаджет снял, – напомнил я.

– Это повод, – отмахнулся Врач. – Так сказать, последняя капля.

– Врач реально разобрался в этом говнофоне, он, знаешь, как…

– Не будем о грустном, – прервал словоизлияния напарника Врач. – Не забывай о деле, наливай.

Мини быстро разлил остатки водки. Врач ловко, с профессиональной четкостью орудуя своей финкой, нарезал сало, выдавил на край тарелки кетчуп и подхватил рюмку.

– За свободу! – провозгласил он торжественно.

Выпили не чокаясь. Мини подтолкнул мне по столу открытую банку килек. Пожрать надо – на старые «дрожжи» меня уже слегка повело. Голова должна быть свежей, потому что сейчас предстояло решить, что делать дальше. Можно, конечно, у ребят остаться…

– Слушайте, а что за тело там лежит? – спохватился я.

– Где?

– В комнате.

– Это Медбрат, – сказал Врач.

Я немного подождал, но Врач, судя по всему, считал, что ответил исчерпывающе.

– Что за медбрат?

– Хороший человек, – ответил Мини. – Он раньше с Врачом работал. Был его ассистентом. А потом забухал. Из идейных соображений. Это его квартира.

– У него нейрофон, – сообщил я.

– Дохлый тот нейрофон, – махнул Врач ладонью размером с кастрюлю.

– Ага! – хихикнул Мини. – Не выдержала буржуйская техника русской водки. Прикинь, Медбрат бухал, бухал… а потом гаджет ка-а-ак заискрит! Паленым запахло, Медбрат со стула на бок брык! Мы перепугались, давай его реанимировать… Врач его чуть не раздавил.

– Идиот! – незлобно рявкнул Врач. – Это был непрямой массаж сердца!

– Ага, точно, у Медбрата потом месяц ребра болели. Ну, в общем, тут он глаза открывает да как давай что-то бормотать на разных языках. Еле его отпоили… Ну а теперь нейрофон у него вроде как не работает, но он все его программы видит.

– Как это?

– Ну как, помнишь, в фильме «Матрица»? Все такое зеленое и из цифр? Вот что-то типа того. Он объяснить не может, но как бы…

– Короче, – оборвал напарника Врач. – Знаешь, что такое исходный код?

– Нет, – пожал я плечами.

– Ну это… – Врач замялся, подбирая слова. – Любая программа – это набор текста, символов. Компьютер считывает его, превращает в программу, в то, с чем работает пользователь. А у нашего коллеги вместо виртуального интерфейса, что видят носители гаджетов, циферки перед глазами бегут…

– Он с этого еще больше запил, – сочувственно сообщил Мини. – Не могу, говорит, лицезреть эту ахинею… Так что ты его нейрофона не бойся. Он не работает. По этому поводу даже менты приходили: говорят, поступил сигнал, что Медбрат кони двинул.

– Когда нейрофон отключается, система интерпретирует это как смерть пациента, – пояснил Врач.

– Мало ли с чего он выключиться может! – возразил я.

– Верно. Однако каждый такой случай обязаны проверить. В основном, конечно, ложная тревога. Но нам на опыты несколько раз привозили жмуриков, которых по выключенному гаджету вычислили.

– До чего дошел прогресс! – покачал я головой.

– До невиданных чудес! – подхватил Врач, доставая из-под стола еще одну бутылку водки.

– Так, стойте! – я выставил руку, как на знаменитом плакате. – Мне вначале нужно определиться, что делать.

– Ночь на дворе, – напомнил Врач.

– Завтра все решишь, – добавил Мини.

Начало десятого. За окном уже сумерки. Да… А, собственно говоря, что поменялось бы, будь сейчас полдень? И тут наконец оформилась мысль, которая крутилась в голове со вчерашней ночи. Нужно связаться с Липатовым. Выведать, как там и что. На крайняк – через него провести переговоры о сдаче. Им же нужна флешка. И, судя по всему, очень сильно нужна. Идею насчет того, чтобы продать информацию конкурентам, вряд ли теперь стоит рассматривать всерьез. Если такой шухер поднялся, то стопудово все каналы связи с американцами и прочими китайцами под контролем, тем более, что я даже и не представляю, как и с кем там контактировать.

Машинально подхватив протянутую рюмку, я выпил, закусил салом и закурил. Собутыльники о чем-то говорили, но я пропускал все мимо ушей, размышлял. Липатов – это реальная поддержка. Сколько мы с ним дерьма вместе съели. Он не сдаст. И как раз для таких конспиративных случаев есть у нас канал связи, остался со времен, когда мы на Донбассе воевали. Вот только как мне в сеть выйти, чтобы не засветиться?

– Мужики, а у вас среди награбленного рабочего смартфона случайно нет?

Доктор осекся на полуслове и уставился на меня недоуменно. Мини повторил его взгляд, но потом не выдержал, захихикал.

– Какой смартфон, человек, опомнись! – попросил Врач.

– Когда ты их последний раз видел? – добавил Мини.

Я молча достал из кармана штанов свой телефон, покрутил в руке, чтобы они смогли его подробно рассмотреть, и убрал обратно.

– Мы про пациентов говорим, – сказал Врач. – Откуда и у кого сейчас могут быть смартфоны?

– А так-то, конечно, и у нас тоже есть, – Мини показал мне свой телефон, раритетную нокию.

– Да, проблема… – вздохнул я.

– Нет никаких проблем, – ответил Врач. – Тебе же, наверное, в интернет выйти?

– Ну да.

– Мини, принеси планшет.

– Вычислят! – крикнул я вслед метнувшемуся в комнату пацану.

– Не вычислят, – ответил Врач.

– Мы в сеть через Медбратов нейрофон выходим, – пояснил вернувшийся с компом Мини. – А он в сети не определяется. Мы специально проверяли: пару раз местный супермаркет минировали – и ни хрена. Так что не боись!

Он снова разлил по стаканам, мы чокнулись, выпили. Я закурил еще одну и, немного подумав, включил планшет. Ну что ж, рискнем…

Одинокий человеческий силуэт посреди ночного поля: замер, раскинув руки и подняв лицо вверх, туда, где на полнеба раскинулся призрачный шар Сатурна, опоясанный кольцами. «Нейрофон – это все!» – заявлял слоган. Залитый солнцем билборд нависал прямо над выходом из метро. Красивая картинка, но отчего-то тревожная…

Рядом, задрав головы, остановились двое парней в таких же шлемах, как у меня. Я знал, что для пользователей гаджетов все рекламные изображения анимированы. Что уж там они увидели, не знаю, но, судя по всему, что-то интересное, если так надолго залипли.

Я тоже постоял, вроде как наслаждаясь ЗИ-графикой, но при этом осторожно оглядел окрестности. Нормально. Во всяком случае, на первый взгляд. Идеально подстриженная лужайка взбегает вверх, туда, где на солнце блестят искореженными гранями небоскребы «Москва-Сити»; у шлагбаума автостоянки скучает охранник в черной форме; по тротуару вдоль парапета набережной идут трое туристов, постоянно щелкают фотоаппаратами в сторону высоток; машин практически нет – начало двенадцатого, все уже на работе.

Пацаны досмотрели виртуальный ролик и пошли дальше. Я тоже двинулся в сторону реки. Солнечный день обещал быть очень жарким – только минуту на улице, а шлем уже напекло, как в бане. Что будет к обеду? На ощупь порылся в кнопках панели над правым ухом, включил вентиляцию, вроде стало получше, хотя тихий гул несколько раздражал. Случайно врубил режим выделения целей: на визоре шлема вокруг фигур туристов появились красные квадратные скобки. Отключил. Потом подумал немного и снова включил. Пусть будет.

Быстрым шагом пересек проезжую часть, оглянулся и снова увяз взглядом в красочном билборде. Что же такого тревожного в этой картинке? Похоже, что дело в неестественном сочетании предметов: обычный ночной пейзаж: высокая трава, силуэт дерева… и огромный, яркий Сатурн, касающийся кольцом горизонта. Да, представляешь себя на месте того человека, вышедшего в поле полюбоваться звездным небом, и как-то не по себе становится…