© Заваров Д.В.

© ООО «Яуза-Каталог», 2018

На крыше бесновался ветер, путался в переплетении труб, гудел тросами антенных растяжек. Шары вентиляционных дефлекторов крутились как сумасшедшие, визгливо скрипя подшипниками. Небо, наглухо перекрытое плотными облаками, чернело над самой головой. Вдалеке – там, где торчали над ломаной линией леса долговязые, мерцающие зеленым неоном штативы строительных кранов, – бледный отблеск заката из последних сил подсвечивал идущую наискось к горизонту тяжелую грозовую тучу. Вокруг шумела ночь, и только свет заградительных огней слегка разгонял пахнущую гудроном темноту.

– Смотри! – крикнул Липатов.

И я сразу понял, что имел в виду Леха. Дельтаплан – так, по-моему, это называется. Черный матерчатый треугольник с выпирающими ребрами каркаса и большим, забранным в сетчатый кожух винтом был приткнут между надстройкой лифтовой шахты и какой-то толстой мачтой. Похожий на запутавшуюся в силке птицу, он бился из стороны в сторону, подпрыгивал, но оставался на месте, прочно зафиксированный тросами.

А вот это уже не шутки. Не сговариваясь, мы выхватили стволы. Леха как-то по-театральному передернул затвор, но у меня, судя по всему, получилось не лучше. Переглянувшись, бросились в разные стороны по слегка пружинящему под ногами ковру гидроизоляции.

– Проникновение… дельтаплан… два… – Липатов докладывал в гарнитуру, но ветер разбивал фразы.

– Три! – крикнул я, перегибаясь через жестяной короб. – Их здесь три! Слет авиалюбителей!

А сам уже сбивал ножом пластиковый кожух с компактного двигателя и кромсал провода, перерубал патрубки. Остро пахнуло бензином, руку окатила ледяная струя. Резать крыло? Ладно, времени нет, да и вряд ли они смогут прорваться обратно на крышу. Раскурочив мотор второго дельтаплана, я рванулся было к третьему, но Леха уже вынырнул из-под крыла с ножом в руке.

– Чисто?

– Чисто!

– Вот здесь, – напарник показал на отогнутый козырек жестяного короба.

Луч фонаря заиграл бликами на внутренней поверхности трубы. Вниз уходил тонкий альпинистский трос, раскраской напоминающий экзотическую змею.

– Вентиляционная шахта 1–7, – доложил я по связи, сверившись с номером на заляпанной гудроном стенке.

– 35-й этаж, – тут же откликнулся в наушнике Прапор. – Галопом!

Мы синхронно сорвались с места, впрочем, Леха успел полоснуть по тросу, и обрубок, гулко барабаня по стенкам, провалился в трубу. Ветер бил вслед, подталкивая в спину. Я успел бросить последний взгляд на панораму, открывающуюся с крыши высотки: ярко освещенный периметр центра, прямая, как струна, нить дороги, рассекающая черноту; и распухшая на весь горизонт световая громада города. Хорошее место, чтобы постоять да покурить… Но не сегодня.

За спиной хлопнула дверь, мгновенно отрубив все звуки. На контрасте сразу стало понятно, насколько я был перевозбужден. На самом-то деле происходящему больше соответствовала атмосфера крыши – с ураганным ветром, гудящими снастями, несущимися над головой тучами… Выхолощенная тишина лестничного марша как-то не подходила к событию: незаконному проникновению в Центральный НИИ Компании. Хотя так им и надо – периметр обложили будто на случай войны, разве что танки к КПП не подогнали. А крыша – пожалуйста: прилетай кто хочешь и заходи куда хочешь. Так выпьем же за Карлсона, который…

– Сука! – выругался Леха, когда валидатор раздраженно пискнул, мигнув красным светодиодом.

Я догнал напарника у металлической двери с трафаретным номером 35. Разумеется, пропуск не сработал – рожей мы не вышли, чтобы заходить на этажи.

– Контур, в доступе отказано! – доложил я злорадно.

– Сейчас решим, – ответил наушник.

– Сюрприз-сюрприз! – противным голосом пропел Леха.

Я прикрыл микрофон пальцами и, поглядев на напарника, тоже прокомментировал ситуацию.

– Заткнитесь оба, клоуны! – прогавкал Прапор. – Слушай внимательно. Внутри связи не будет. Войдете – и по прямой до лифтов. Там сориентируетесь. Коридор Б. Липатов, твоя дверь Б-3. Фролов – Б-24. Проверить помещение. Взять под охрану. Ничего не трогать. Время прибытия оперативной группы пять-семь минут. Идентификация по коду 17–18. В случае обнаружения чужих – уничтожить.

– Как? – не удержался я.

– Физически!

– Повторите приказ! – запросил Леха.

– Повторяю, – послушно отозвался динамик. – При обнаружении чужого – стрелять на поражение.

– Озверина нажрался, – сообщил я прежде, чем подумал, что говорить этого как раз не нужно.

– Фролов! – взвился Прапор и, резко осадив себя, спокойно пообещал: – После поговорим. Липатов, допуск есть.

Леха снова мазанул по желтому кружку картой, на этот раз светодиод милостиво сменил цвет на зеленый, и под железным листом что-то щелкнуло. Мы влетели внутрь, как заправские спецназовцы водя стволами из стороны в сторону.

Длинный коридор. Белые пластиковые панели на стенах. Дымчатые стеклянные двери через равные промежутки. Матовые коробки ламп под потолком. Никого.

В который раз за этот бурный вечер мы с Лехой переглянулись. Напарник пожал плечами. Я машинально повторил его жест. Стрелять так стрелять, не в первой. Хотя, если что, таскать по инстанциям будут нас, а не босса.

За мутными стеклами изредка мелькали какие-то смутные тени. Кто-то там работал. Может быть, и не работал, может быть, как раз именно сейчас за этой дверью наши незваные гости воруют самые сокровенные секреты Компании.

Ну и пусть. Мое дело Б-24. А это вот, например, А-17. Ну и хрен ли соваться, куда не просят. Тем более что я прекрасно помнил, какие страшные кары прописаны в договоре за несанкционированный доступ в помещения НИИ.

Вот и бежали мы с Липатовым по длинному коридору, даже не пытаясь понять, что там, за этими мутными стеклами, происходит. А вокруг стояла какая-то искусственная тишина. Даже лампы не гудели. И запахов не было. Не считая бензиновой вони от моего правого рукава. Подошвы слабо поскрипывали на сером девственно чистом линолеуме.

Площадка перед лифтом. Довольно обширный зал с претензией на комнату отдыха: этажерка с книгами и журналами, диван, столик…

Из зала расходились три коридора, озаглавленные блестящими медными литерами А, Б и В. Мы прибежали сюда по А. Мельком заметил странную закорючку вместо номера этажа на панели вызова лифта – и уже рванувшись вслед за Липатовым, вспомнил, что она означает: блокировка, лифты остановлены по сигналу тревоги.

Коридор Б ничем не отличался от А. Я не успел разогнаться, как Леха резко затормозил. Б-3 – блеклая надпись плохо читалась на дымчатой поверхности.

– Подстраховать? – предложил я.

– Работай, – отмахнулся Липатов.

И я побежал дальше. Вряд ли придется стрелять. Вряд ли придется убивать. Двадцать первый век на дворе. Неслись навстречу двери, поскрипывали берцы. Мирная компания по производству нейрофонов – пусть и революционная разработка, но все же не ядерные боеголовки. Мягко горели под потолком стеклянные колбы, спектр чуть заметно смещен в синеву. В то же время дельтапланы на крыше – это серьезно. Это не учения и не ложная тревога. На идеально ровной поверхности стены чужеродным элементом выступала красная коробка пожарной сигнализации. Липатов уже внутри. Видимо, у него все в порядке. Б-24. Стоп!

Я подошел вплотную к двери. Прислушался. Приложил ухо к холодному стеклу. Тишина. Подцепил за веревку бейдж с пропуском, поднес к панели. Стекло чуть дернулось, освобождаясь от захвата замка. Потянул хромированную дугу ручки в сторону – дверь бесшумно уехала в стену.

И я вздрогнул от неожиданности. «Уж послала, так послала!» – прошепелявил в голове мультяшный голос. Ровно посередине комнаты на полулежало тело. Только потом внимание переключилось на обстановку. Обширное, лишенное окон помещение, залитое ярчайшим светом… Нет, дело не в свете. Просто тут слишком много белого: гладкий, будто закатанный в пластик пол, оштукатуренные стены, идеально ровный потолок с частыми линзами точечного освещения, вереница столов вдоль стен и даже громоздящиеся на столах приборы были преимущественно белыми.