Линдгарт и Эрханг переглянулись. Фарид побагровел – того и гляди, удар хватит – и вернулся к прениям с Ортлейхом. Бесник затих, и провел следующие полчаса в созерцании, деля внимание между ухом и скулой спецназовца и драконами. Королевская чета удалилась в разгар речи Фарида, Ортлейх бесстрастно напоминал о диких големах и требовал развернутого плана мер по борьбе с этими созданиями. Фарид юлил, отмалчивался, менял темы и дотянул-таки до официального перерыва, оставив у Бесника отчетливый привкус омерзения.
Когда люди встали и пошли к выходам, он напомнил себе, что предупреждение незнакомца может быть ложью. Спровоцировать, добиться применения заклинания, а потом, уже на законных основаниях, закатать в тюрьму. Нет, Бесник будет осмотрителен и не позволит подловить себя на пустышке. Но и пропускать подобное предостережение мимо ушей – глупо. Надо попробовать покинуть помещение через запасной выход.
Сказано – сделано. Пятеро отморозков помогли выполнить план: они слаженно поднялись с мест, и ушли из зала четким шагом, не оборачиваясь и не глядя на окружающих. Дипломаты и коммерсанты трусливо заметались, не желая попадать спецназу под ноги, и создали выгодную суматоху. Бесник сбежал, прикрывшись группой ясконских журналистов, вышел в холл, но не двинулся к раздвижным дверям, а свернул в первый попавшийся коридор. Он поправил галстук и пошел вперед с чрезвычайно озабоченным выражением лица. Если предупреждение об аресте пустышка – или если полиция не оповестила охрану о готовящемся действе – то на вопрос: «Что вы здесь делаете?» можно ответить вопросом: «Простите, а где у вас здесь туалет?» А дальше – как пойдет.
Он удачно разминулся с двумя охранниками, дежурящими в коридоре, забрел в тупик, вылез в маленькое окошко, пересек аккуратно подстриженную лужайку и вошел в другой корпус здания. Где-то рядом клубилась драконья магия. Темная, ядовитая, мощная, способная небрежным касанием нанести смертельный удар. Бесник заколебался. Лезть на рожон не хотелось. За то, что попытался подобраться к драконам, арестуют без запросов и наветов. Вернуться на лужайку или рискнуть, прокрасться по коридорам и поискать очередное окошко?
Сомнения разрешились просто. Дверь, которая впустила Бесника, снова открылась. Ортлейх поздоровался, сообщил:
– Тебя полиция ищет. Ты об этом знаешь?
– Предупреждали, – вздохнул Бесник и пошел вслед за драконом – просто потому, что еще мог куда-то идти.
– Что натворил? – отрывисто спросил Ортлейх.
От него веяло нешуточным раздражением, и это было странно – Бесник привык к ледяному спокойствию принца. Неужели его Фарид так довел?
Они быстрым шагом дошли до очередной двери. Ортлейх вошел, плюхнулся в огромное кресло и положил ноги на столик со словами: «Выпить хочу». Бесник с разгона дотопал почти до кресла и окаменел. На огромном кожаном диване вольготно расположилась королевская чета.
– Налей да выпей, – сказал принц-консорт Эрханг. – А этого ты зачем сюда притащил?
– Он сам пришел, – не удостаивая Бесника взглядом, ответил Ортлейх. – Его полиция разыскивает.
Королевская чета немного оживилась.
– То есть, он у нас прячется? – уточнил Эрханг. – Хм… это какой-то новый уровень переговоров.
Ортлейх отреагировал на подколку новым всплеском недовольства. Налил себе на два пальца чего-то крепкого из графина, залпом выпил и спросил у Бесника:
– Зачем ты на этот саммит приперся? Да еще с такими требованиями. Ты, вроде бы, умный мужик, еще пару недель назад понимал, что такой кусок вам не проглотить – поперхнетесь. И вдруг появляешься там, где тебя мечтают арестовать две армейские разведки сопредельных государств, и чушь какую-то подсовываешь вместо проекта заградительной полосы.
– Это не я, – отвечать под взглядом короля-линдворма было трудно. – Проект не мой. Фарид уверял, что участники саммита неприкосновенны. Я прилетел, чтобы добиваться отмены запрета на обучение магии крови. Неважно, что написано у Фарида в бумагах. Если бы мне дали слово, я бы нашел, что сказать.
– Скажи, – неожиданно предложил Эрханг. – Я хочу тебя послушать. Сынок, налей. А то какая-то дичь несусветная происходит. Вайз от полиции прячется. Ты пьешь, а мы смотрим.
– Надо же, стакан мимо просвистел, – вздохнул Линдгарт. – Как дальше жить? А ты что застыл? – взгляд смерил Бесника с макушки до пят. – Давай, расскажи, что в цивилизованном мире возникла нехватка выползней, топляков и упырей. Убеди меня, что это нужно срочно исправить.
Бесник разозлился до кипения огня в крови. Проговорил, стараясь контролировать голос:
– Как будто магия крови ограничивается топляками! У любой волшбы есть клинок и рукоять. Скажете, у вас не бывает промахов или намеренного применения во зло? Те пятеро, в зале, они сейчас чем-то отличаются от выползней? Или это был специальный эксперимент во благо науки?
Королевская чета не удостоила Бесника ответом.
– Вы победили и диктуете правила, – злость затапливала – вот-вот сорвутся языки пламени с кончиков пальцев. – В вашей победе изрядная доля везения, камнеломка взломала стены в jum tal-mewt tan-nar, день смерти огня. Штурм Самина пришелся на Тnax-il lejl tan-nar, двенадцать огненных ночей, когда Ин-Нар умирает и возрождается. Именно поэтому вы не увидели огненных големов – у жрецов не хватило сил раздуть пепел и сотворить огонь ярости из своей крови. Я не знаю, чем бы закончилась эта война, если бы мы продержались до għeluq ta ‘nar, дня рождения огня. Возможно, ежегодный парад Победы праздновался в Самине. Или – скорее всего – никто бы не праздновал, потому что изначальная магия уничтожила континент. На нашей земле слишком много дремлющих вулканов. Коллективный призыв тревожит недра и запускает необратимый процесс – лаву потом невозможно запихнуть в жерла. Именно это надо вбивать в головы дуракам, которые грезят магией крови. Кровь нельзя использовать во зло… – он заметил гримасу Эрханга и переформулировал: – Можно, но не долго. И за высокую плату. Кровь – основа жизни. Проявления этой магии разнообразны и власть над огнем уходит на второй план. Те из нас, кто несут в крови частичку пламени, могут оживить труп, сотворить подчиненных созданий из тины и глины. Это широко известно, это манит неокрепшие умы… мало кто понимает, что вместе с кровью отдает день своей жизни каждому выползню из болот. Серьезный голем берет неделю, огненный может забрать и год. Это не магия нападения, это магия защиты в крайней ситуации, когда ты лишаешься малой части жизни, чтобы спасти оставшиеся годы. Вот что нужно заучивать в первую очередь, и я сейчас жалею, что в юности мне никто этого не говорил. Надо развеивать миф, что Ин-Нар пойдет впереди нашего войска. Неправда. Он не любит, когда его заставляют нападать. Он защитит своих детей, но людские разборки ему неинтересны. Мало кто задумывается о том, что на призыв атаки охотно откликается его сын, Nar tan-nirien, Лесной Пожар. Ему только дай волю – не останется ни деревца, ни кола, ни двора. Nar tan-nirien с одинаковой жадностью пожирает живое и неживое. Я вызывал огненного голема возле Болотистых Пещер, когда пытался в одиночку отстоять поселок. Nar tan-nirien едва не сожрал меня и беззащитных людей – я буду вечно носить на щеке след его поцелуя. И благодарить драконов, заморозивших дикий огонь.
Бесник коснулся шрама на скуле, продолжил с меньшим азартом:
– Меня никто не учил всерьез. Тут, там, по вершкам, по обрывкам. Я вовремя потушил пожар ненависти, который сжирал душу, отказался от мысли поднять армию мертвецов из проклятого пепла Таркшина. А сколько недоучек искренне верит, что выполняет волю Ин-Нара? Заливает болота кровью, умирает в объятиях вызванной нежити и дарит ей долгую жизнь – свою жизнь, потраченную зря. Их надо учить, объяснять прописные истины, заставлять отрабатывать практику истреблением дикого зла. Нужно только начать. Через пару десятков лет молодежь перестанет ставить знак равенства между магией крови и возмездием. Они привыкнут использовать ее во благо, и мы сотрем Зону Отчуждения с лица земли. Я согласен с частичными ограничениями – можно и нужно запретить часть высших зелий, меняющих разум. Но надо помнить, что это – игры избранных. Первое заклинание магии крови, которое творит любой чистокровный ребенок – это змейка домашнего очага. Мы закрепляем связь крови, огня и жилища. Эта змейка остается с нами на всю жизнь, перебирается из очага в очаг, делая любое временное обиталище домом. Она не способна никому навредить.
