Мир взорвался болью и жаром, грохнул в лицо, в спину и зазвенел, отвратительно крутясь вокруг себя. Дышать было нечем. Сквозь застилающую глаза пелену Гэвин видел накренившийся пол с лежащими обломками и собственную руку, бодро показывающую средний палец, но почему-то не Миллеру, которому он адресовался, а самому Гэвину, да ещё и с расстояния в полтора метра. Раздумывать об этой загадке мешал мерзейший привкус во рту, язык едва шевелился при попытках выплюнуть эту гадость. Дышать всё ещё было нечем, на тело что-то неимоверно болезненно давило, а шевельнуться и скинуть это он не мог, левая нога скребла по полу каблуком, правую он не чувствовал вовсе.

Гэвин с трудом развернул голову, чувствуя себя так, будто с половины тела содрали кожу, при этом, кажется, у него не видел один глаз, потому что фокусироваться на безжизненном лице девятисотого было сложно. Андроид лежал на нём безучастной кучей железа, с распахнутыми и закатанными совсем по-человечески глазами и открытым ртом, откуда непрерывно тёк тириум на лицо детектива.

Корпус андроида, при жизни называемого Ричардом, безжалостно давил на грудную клетку человека, которого он пытался защитить от взрыва своим телом, добивая, додушивая бессильного напарника. Мир постепенно заполнялся пульсирующим чёрным, никакой быстрой перемотки всей жизни и встающих перед мысленным взором лиц любимых не было, просто боль и терзающее желание сделать хотя бы вдох… хотя бы один вдох…

Темнота рухнула сверху, отсекая все чувства и мысли, последней красной ниточкой, исчезающим звоном была гадкая, полная удовлетворения мысль: «Я всё-таки утащил тебя с собой.»