Артем доброжелательно улыбнулся.

— Игорёк, наушники не видел? Я их точно где-то уронил, — беспечно поздоровался Дзюба и стал шуршать по номеру в поисках белых проводков. — М-м, Денис, кажется, говорил, что…

Не желая слушать болтовню друга, Акинфеев снова закрыл глаза и пообещал себе, что как только Дзюба найдет свои наушники и смотается обратно к Черышеву, то он выпьет все, что есть в холодильнике — начиная от подсолнечного масла и заканчивая низкопроцентной сметаной, стоящей там черт знает сколько, — и выбросится из окна. Только чтобы не чувствовать вообще ничего.

— Игорь!

В ответ ему донеслось молчание.

— Ну Игорёк!

— Да что случилось? — возмущённо прошипел Акинфеев, вырванный из мыслей, и сел на кровать, продолжая устало массировать виски. — Что у тебя опять случилось?

— Да всё то же… — растерянно ответили из угла. — Наушники потерял.

У Игоря дернулся глаз.

— Если я их увижу, то обязательно передам, что ты заходил и искал их! А теперь дай мне отдохнуть — пожалуйста?

— Так у тебя голова болит? — тревожно ответил вопросом на вопрос Артем и будто вырос из ниоткуда, присаживаясь рядом. — Хочешь, я помогу?

— Мне и так тебя достаточно в своей голове, — процедил Акинфеев. — Не хватало ещё, чтобы ты и снаружи мне жизнь портил.

— Да что с тобой сегодня такое? На Зобнина накричал, Черышева облил чаем на завтраке, а сейчас, когда я помочь хочу, зубы показываешь? — выпаливает Дзюба. Злится. Это хорошо.

Когда Артем злится, у него зрачки становятся больше, занимая почти все пространство серо-голубой радужки. Это и понятно — он не боится брать на себя ответственность или отвечать за свои поступки, двухметровой глыбе вообще нечего бояться. А Акинфеев более деликатен в этом деле — вступает в спор только тогда, когда точно уверен в своей правоте.

Но Дзюба просто восхитителен — имея довольно нетерпеливый, взрывной, но крайне добрый темперамент и чуткую натуру, разговоры с ним никогда не могли завести куда-то не туда. Всегда оставалось какое-то послевкусие — пусть то бешеная ярость, мягкая, успокаивающая сонливость или просто умиротворенность, чувство выполненного долга. И сейчас Дзюба буквально заводил — заводил начинать эту никому не нужную дискуссию.

Артем пытался как-то расшевелить своего вселенски уставшего капитана. Очевидно же, что его глаза опять сердились, а мозг искал правильные слова и тщательно подбирал выражения, чтобы не усугубить ситуацию и не потерять связь с миром.

Не хочет серьезно ссориться, — ехидно подсказывает внутренний голос Игорю, что сидел напротив друга и угрюмо хмурился. Дорожит.

Непонятно было только одно — какого черта Акинфеев опять думает о Дзюбе.

Они вроде негласно решили, что те два поцелуя — это просто порыв поддержать друг друга, как-то подбодрить, сделать что-то непредсказуемое. Но сейчас Игорь понимал — это только он сам так решил. А Артем со свойственной только ему любовью к капитану воспринял все всерьез.

И во время первого, «поддерживающего поцелуя», когда Акинфеев просто хотел оказать помощь другу.

И во время второго, когда Дзюба просто хотел убедиться, что Игорь в общем-то не против. Но в итоге Артем как обычно все неправильно понял.

Столько недопонимания среди них — и кто виноват?

— Игорь!

Вратарь возвращается в реальность и видит перед собой прямо-таки взбешенного нападающего — тот стоит на ногах, сжимает пальцы в кулаки и, может быть, хочет хорошенько вразумить своего капитана без помощи слов. Акинфеев тоскливо думает, что сейчас самый подходящий момент, чтобы кто-нибудь вошел, оценил происходящее и сказал что-то вроде: «Эй, парни, остыньте и поговорите как обычно, как было раньше».

А как было раньше? Когда ещё не было этих злосчастных поцелуев? Или когда Артем любил только свою жену и не думал о ком-то другом?

Голова кружится от этих бесконечных мыслей. Точно. Надо что-то сделать.

Игорь встаёт и без задней мысли ударяет Артема кулаком куда-то в правое ухо — к счастью, слегка промахивается, а мгновением позже офигевший Дзюба крепко держит его за руку. В его глазах — настороженность.

— Ты чего, блять, дерешься? Совсем ебу дал?

Да, мысленно ругается про себя Игорь, подхлестнутый этим «ебу дал». Видимо, он окончательно свихнулся, когда понял, что слишком часто думает о своём лучшем друге не в том контексте. Просто Артема внезапно стало слишком много в его жизни, и это ужасно бесило.

А может, Игорь просто не хотел признавать, что ему нравится его «лучший друг».

Нет, не нравится — следующим ударом он попадает Дзюбе точно в левую скулу; тот отшатывается и делает попытку схватить вторую руку, чтобы капитан не избил его окончательно. Но Игорь уже медленно поплыл — ему кажется, что он хочет, чтобы Артему было так же больно физически, как ему морально.

Нет, ему определенно не нравится Артем Дзюба — когда человек симпатичен, ты его не избиваешь до ноющей боли в костяшках. Он не держит тебя за руку. У него не идёт кровь из нижней губы от твоих чересчур крепких ударов.

Стойте… Кровь?

Игоря будто окатили ведром холодной воды — он слегка очухивается, отшатывается назад и видит, как Артем осторожно пробует ранку на губе, языком слизывает струйку крови и обиженно, даже пугливо смотрит. Не знает, чего ждать дальше.

Именно в этот момент дверь распахивается, и Акинфеев благодарит всех богов мира. В комнату влетает Черышев.

Счастливый Черышев, в руках у которого эти несчастные белые наушники; Игорю отчего-то хочется разорвать их голыми руками, выкинуть в окно, а затем прыгнуть туда самому. Все ведь случилось из-за них.

Денис переводит полный возбуждения взгляд с одного лица на другое, замечает, что его друзья опять что-то не поделили, и улыбка пропадает, уступая место озадаченности. Артем ошалело смотрит на него, одним взглядом говоря: «Эй, Ден, с ним точно что-то не то». И Денис действительно понимает, когда видит небольшую кровоточащую ранку на лице Артёма.

Дзюба дёргается и хочет уйти, но у самой двери передумывает. Резко поворачивается, в три шага преодолевает расстояние между ним и Игорем и одним точным ударом правой руки бьёт того в нос. Акинфеев молчит, слегка сконфуженно понимает: заслужил. Черышев медленно покидает поле битвы, тем более, что Артем точно рассчитал удар. Так, чтобы не сломать, но и чтобы было неприятно и даже больно.

Игорь хочет что-то сказать. Денис и Артем уходят.

Вратарь со вздохом идёт в ванную, чтобы умыться ледяной водой из крана и, наверное, немного подумать.

***

Через пару минут — матч с Ираном.

Вроде, ничего такого — они как обычно выходят, команды строятся. Рядом с Дзюбой стоят слегка взъерошенный Головин и полностью расслабленный Смолов. Оба в предвкушении хорошей игры, возможности отпустить себя и перестать столько думать. Артем Дзюба стоит где-то в конце, рассматривая концы собственных бутс. В голове пусто.

Самый первый стоит напряженный Акинфеев. Пусть себе стоит — опять волнуется из-за какой-то глупости, как этот матч. Он же, черт возьми, товарищеский — это значит, что можно отточить тактику, опробовать новый пас с Зобниным, который они с Дзюбой отрабатывали почти неделю. Да поддержать несчастный Иран, в конце концов — ребят ждет поездка домой, и за турниром они смогут наблюдать только с экранов телевизоров.

Арбитр машет рукой. Дзюба встает на левый фланг и бессознательно наблюдает, как соперники расползаются по полю, разговаривают со смешным акцентом то на бедном английском, то на родном языке. Артем совершенно не волнуется — надо всего лишь забить пару голов в противоположные ворота — и считай, что матч выдался удачным.

Но его мирные планы рушат иранцы — вступив с первых минут матча в жестокий прессинг, футболисты с каким-то мрачным удовольствием пытаются отыграться за все неудачи в групповом этапе на своих соперниках. Артем краем глаза видит, как Черышев машет ему рукой: мол, начинай играть, а не просто бегать по полю. Встряхиваясь, Дзюба вливается в игру.