И дело было совсем не в том, что Рамос не вернулся домой.

После того злополучного вечера субботы, когда Модрич (не желая признаваться себе в этом, естественно), ведомый неизвестным чувством, чуть не поцеловал Серхио, последний вышел на улицу и пропал на два дня. Лука догадывался, что тот ушёл ночевать к кому-нибудь из футбольных друзей, но ему всё равно было довольно не по себе. Мало ли что?

Лука не волновался за Рамоса; он чертовски устал от него.

Модрич не может убедить себя, что это было нечаянно, это было всего на один раз и больше никогда не повторится. Он не знает, что его ждёт, когда он столкнется с Серхио вновь, и от этого ожидания сносит крышу.

Но не может же он, в конце концов, попросить Ракитича разрулить ситуацию? Иван с вероятностью в девяносто девять целых и девять десятых либо сделает только хуже, либо пошлёт все на самотёк.

— …Лука!

Точно, не отвлекаться.

Марсело с другой стороны стола смотрит обеспокоенно, нетерпеливо постукивает костяшками пальцев по столешнице. Криштиану изловчается и вырывает из его рук газету.

— А вот… знаете, что я думаю? Это всё — полнейшая ерунда, — комкает газету и одним точным броском попадает бумагой в мусорку, — Девчуля потеряла собачку и устроила из этого настоящее представление. Ведь нет точных доказательств, что пса убили? Нет. Соответственно — поводов для паники тоже не будет.

Лука уныло смотрит в свою тарелку с макаронами и отчего-то отчаянно начинает им завидовать.

Криштиану встаёт.

— Пожалуй, я пойду… Я недавно познакомился с милашкой из параллельной группы — закачаетесь… Лука, не скучай!

Марсело задумчиво глядит на Модрича, пока тот довольно неумело расправляется с макаронами.

— Знаешь, Лука, — медленно начинает он, — если у тебя какие-то проблемы, то ты просто можешь…

— Я знаю, — Модрич наконец вспоминает, что с друзьями надо разговаривать, — если у меня что-то случится, я обязательно расскажу.

Марсело дружески похлопывает его по спине, прощается и уходит, закинув рюкзак на правое плечо. Лука отстранённо смотрит ему вслед, переводит взгляд обратно на свой обед, и его внезапно начинает мутить.

Хватит. Пора бы это уже прекратить.

За соседним столиком какой-то парень мокро целует свою девушку; Модрич невольно краснеет и вспоминает события позапрошлой ночи.

Всё случилось настолько быстро, что Лука даже не успел сориентироваться — просто в один момент влажного дождливого воздуха, чёрных глаз и приятной интимной темноты оказалось достаточно, чтобы побудить его на такой сомнительный подвиг. Дрожь и колкость в пальцах, рваные выдохи и вдохи воздуха, которые ощутимо чувствовались на холодных и пересохших от страха губах, сама ситуация в целом…

(Сначала ты стоишь в трёх метрах от него и орёшь что-то о том, что ты его ненавидишь; ты ждёшь, пока он свалит из этого дома, и тебе становится легче.

Потом ты не можешь дотронуться до него, потому что он запрещает. Блять.

Теперь ты стоишь прямо перед ним, осторожно прижимаешься своими прохладными губами к его горячим, а он проводит тебе по верхней губе влажным языком, и ты почему-то таешь).

Так не бывает.

А сегодня Рамоса почему-то мало, не в физическом смысле, не в психологическом, его просто нет. И Луке кажется, что ему немного больно от таких мыслей.

Будет лучше, если Рамос не вернётся ещё хотя бы пару дней. Пару недель, месяцев, а может, и вообще исчезнет из его жизни.

Наверное, после поцелуя ты всегда начинаешь чувствовать немного за двоих.

Но ведь и поцелуя-то не было.

Мимолётное касание — нельзя даже сказать касание, потому что Рамос даже не дал к себе дотронуться, — и вот ты уже слегка не в себе и ошалело смотришь по сторонам, стараясь оценить ущерб и осознать, что изменилось.

А ведь ничего не поменялось. Просто ты поцеловал сво…

Нет. Никто никого не целовал. Это было ошибкой.

Такой грубой маленькой ошибкой.

Внезапно Луке захотелось хоть как-то дотронуться до Серхио, чтобы узнать — что он почувствует?

А что ощутит сам Рамос?

Будет ли он опять кривить губы от отвращения? Или оттолкнет и скажет что-то вроде «не смей приближаться ко мне»? Или, может, что-то уже изменилось, и у Рамоса в голове теперь совершенно другие мысли?

Лука не слепой и обладает довольно чувствительным телом. И Лука хорошо знает, что у Рамоса на него встал.

Да что говорить о Серхио — и сам Модрич почувствовал томную тяжесть в паху, отдавшуюся истомой наслаждения. Хотя бы от одурения, от ощущения того, что он может прикоснуться к Рамосу и не получить от него за это по лицу.

Хотя кто его знает — вполне может быть, что, когда Модрич вернётся домой, Серхио успеет поменять замки и выкинуть все его вещи вниз с третьего этажа.

Это вполне в духе Рамоса.

Надо прекращать думать об этом.

Лука хочет выкинуть эти мысли из головы, поэтому наконец встаёт из-за стола и уходит из здания. На улице прохладно, утром Модрич думал, что к обеду солнце разогреется, но ошибся — наоборот, оно скрылось за тучами, а в лицо дул неприятный ветер.

У выхода его нагнал Марсело.

— Модрич, да ты конкретно с ума сошёл? Там же холодрыга, черт возьми, — Марсело стягивает с себя белоснежный шарф с какими-то надписями и укутывает Луку.

Получается довольно неловко, но Марсело вполне доволен собой.

— Потом вернёшь. Не хочу, чтобы ты простудился, — Модрич наконец улыбается, тепло благодарит друга и уходит по направлению домой.

День постепенно улучшается.

***

У Серхио Рамоса все пошло по пизде.

Воображаемый Модрич смеётся над ним.

Стоит посередине поля; сегодня холодно, а он снова в этих блядских пижамных штанах и старой застиранной футболке. Босой. Он просто стоит и улыбается.

Подстилка.

Уёбок.

Патлатая мразь.

Серхио размахивается и ударяет по мячу — тот, естественно, пролетает сквозь Модрича и попадает в штангу ворот. Рамос отправляет ещё три мяча вдогонку (два из которых всё-таки коснулись сетки) и оседает на землю.

Больно, блять.

Больно думать о выблядке, а забыть его уже нахуй не получается.

Серхио бездумно моргает, а через несколько минут встаёт и идёт заканчивать тренировку душем. Стоит и смывает с тела мыльную пену дрожащими, ещё до конца не прогревшимися пальцами.

Воображаемый Модрич стоит рядом.

Серхио закрывает глаза и накрывает требовательной рукой напряжённый член.

Невесомо проходится пальцами по всей длине, слегка сжимает головку, а в мозгу уже вспыхивают картинки, — вот он — Модрич, вот он перед ним.

Вспоминает, как в их первую встречу подстилка пыталась сделать подобие минета, и сейчас это не вызывает никаких эмоций, кроме щемящего возбуждения. Серхио прикусывает нижнюю губу и тихо стонет.

Сука.

Мокрые волосы лезут в глаза, но Рамос заводит их назад, глубоко выдыхая. Выблядок иногда делает точно так же.

Воспоминания накатывают с головой, и вот уже Серхио почти не замечает, что вокруг — там, в его голове, Лука Модрич делает ему самый что ни на есть охуительный минет в жизни, такой, который не сможет повторить ни одна девушка мира.

Тощие ключицы. Худые плечи. Распахнутые медовые глаза.

— Сука…

Серхио Рамос хочет увидеть, как он ведёт себя во время секса. Но сейчас об этом думать не стоит, это неинтересно. А вот представлять, как Модрич стоит, упираясь острыми коленками в горячий и скользкий от воды кафель захватывает дух. Как он смотрит на него снизу вверх, одной рукой заводя отросшие волосы за уши, а другой поглаживая чужие бедра.

Серхио кончает и окончательно смывает с себя напряжение. Ему тепло, ему хорошо.

Маленькая патлатая сука.

Рамос отстранённо думает, что при следующей встрече было бы совершенно неплохо разбить подстилке лицо.

========== 4. Трещины ==========

Задержи дыхание на миг, ощути какая глубина —

В моей голове идет война.

Я не принимаю ничего из того, что чувствую сейчас,