– М-м, доброе утро, – мурлыкнула Дашка, завозившись под одеялом.

– Доброе, – Сид поцеловал девушку в ухо, чуть прикусив мочку. – Как спалось на новом месте?

Хихикнув, Дашка чмокнула Сида в нос и широко улыбнулась:

– Как дома! Еще бы кофе кто угостил…

– Сделаем! Может, только чуть позже, – довольно хмыкнул Сид.

Приподнявшись на локте, он обнял девушку и настойчиво поцеловал ее в губы.

Полчаса спустя Сид стоял на пустой кухне, гипнотизируя кофейную турку на походной горелке.

Вообще-то, кухней это можно было назвать только с большой натяжкой. Белые стены, бетонный пол, грубо сколоченный стол-верстак да колченогий табурет скорее подошли бы студии-мастерской. В деревянном ящике на столе хранились продукты: банки с макаронами и крупами, мешочки со специями, жестянки с консервами. На подоконнике разместилась нехитрая утварь: закопченный котелок, сковородка, пара чашек и мисок.

Женщины при виде такого быта приходили в ужас или умилялись. Сиду это льстило. «Живу по-походному, как Джек Лондон на Аляске» – так он пояснял.

Бросив взгляд в полутемный коридор, Сид несколько секунд задумчиво разглядывал себя в пыльном зеркале. Голый, с бритым черепом и рыжей щетиной на подбородке, поджарый, как ирландский сеттер, и такой же заводной. Татуировка на ребрах, шрамы на животе и под лопаткой – как вехи прожитых лет.

Обычно Сид себе безусловно нравился. Но этим хмурым утром в зеркале ему померещилось что-то, неприятно цепляющее. Раздражающее, как трещина на любимой чашке.

– Эй, парень, веселей! – привычно подмигнув собственному отражению, Сид отвернулся к окну.

Небо хмурилось, тополя под окном сгибались на ветру. Легкое раздражение и не думало уходить, наоборот, сменилось меланхолией и, кажется, пустило корни, грозя испортить и без того серое утро.

Что-то вертелось в голове и смутно беспокоило, мешало расслабиться. В памяти всплывали обрывки сна. Снилась какая-то гадость: гулкий пустой коридор, скучная комната, чувство безысходности, притаившееся в углу. Потом были еще хмурое северное море, мертвая сосна с побелевшими корнями, торчавшими из песка, и пронзительный ветер. Нет, не вспомнить.

Кофейная пенка зашипела, переливаясь через край турки. Крошечный огонек горелки погас, запахло газом.

– Твою мать, – зашипел Сид и кинулся спасать остатки кофе.

Дашка не спала. Сидела на краю постели, подобрав под себя ноги и укутавшись в плед. Каштановая прядь выбилась из-за уха и падала на обнаженную грудь.

– Блин, как ты так вообще живешь? – она недоуменно обвела рукой комнату.

– А, ерунда, – Сид привычно улыбнулся. – Раньше здесь и кровати не было – только палатка прямо посреди комнаты. В ней и спал.

– Ну, если матрас на полу можно назвать кроватью, то прогресс налицо! – девушка хихикнула и потянулась к Сиду. – Кофе принес? Иди сюда…

Сид поставил две дымящиеся чашки на старомодную колонку от магнитофона, служившую прикроватной тумбочкой.

Помедлил секунду и пододвинул к постели плетеное кресло. Устроился в нем, потянулся за кофе и подмигнул Дашке. Та тут же с готовностью улыбнулась в ответ. Молодая, сильная и почти красивая. Сид даже залюбовался ею.

Кофе ощутимо горчил. Отставив чашку, Сид поднял с пола пачку сигарет и закурил.

– Ну так что? Как ты дошел до жизни такой, приятель? – Дашка растянулась на кровати, грея руки о кружку.

Сид неожиданно разозлился. Формулировка показалась ему оскорбительной. Но, бросив взгляд на подругу, все же сделал над собой усилие и расслабился – слишком уж весело и тепло смотрела девушка.

– Даже не знаю, что сказать, бэби, – излюбленное его начало для этой байки. – Мама у меня была из первых хиппи.

– М-м, что ты говоришь?

Дашка тряхнула головой, отбрасывая с глаз пушистую челку.

– Помню, как-то пришел к ней, – Сид затянулся и сделал паузу, – и спрашиваю: «Мам, я дитя любви?»

– Ну? – подогнала Дашка.

– А она отвечает, – Сид улыбнулся, выдерживая паузу и наслаждаясь вниманием. – «Нет, ты дитя очень хорошего секса!»

В комнате повисло молчание, затем Дашка неуверенно прыснула.

– Н-да… – протянула она. – Истории у тебя… И что, это все из-за твоей мамы?

– Что «это все»? – не понял Сид.

Он привычно обвел взглядом комнату. Голые стены, изначально выкрашенные в белый цвет, теперь пестрели рисунками и надписями. Пол в теплых тонах удачно перекликался с резным деревянным жирафом на подоконнике. В углу громоздился мольберт.

В этой квартире прошло детство Сида. Когда-то, очень давно, стены комнаты были оклеены обоями – впрочем, их тоже было не разглядеть из-за рисунков и плакатов рок-звезд, которых так любила его мать.

А в соседней комнате жили дедушка, военный врач на пенсии, и остроносый рыжий мальчик. Мальчик тоже, как и его мать, любил рисовать и слушать трофейные пластинки. Только вот в эту комнату его почти никогда не пускали.

Сигарета догорела до фильтра и обожгла пальцы. Сид вздрогнул и торопливым движением отправил бычок в пепельницу.

– Знаешь, – проговорил он безмятежным тоном. – А ведь ты права. Да, это все именно из-за той истории.

Помолчав, он встряхнулся и бодро хлопнул себя по коленям.

– Ну, Дашик, спасибо, что зашла! Думаю, тебе пора.

– Чего? – девушка вытаращила глаза. – То есть как «пора»? Я же еще даже не…

– Извини, бэби! – Сид уже поднялся и принялся деловито сновать по комнате, подбирая с пола ее одежду. – На работу опаздываю.

– Но… То есть, конечно, как скажешь.

Дашка начала одеваться в недоуменном молчании. Сид едва сдерживался, чтобы не начать подгонять ее.

Через десять минут, закрыв за подругой дверь, он облегченно выдохнул и прислонился спиной к стене. На тумбочке в коридоре валялся мобильный.

Сид взял его и задумчиво нашел в телефонной книжке номер. Помедлил и стер его.

Тишина в квартире давила, словно принуждая к чему-то. За окном пошел дождь.

– Соберись, парень, come on!

Сид провел рукой по лицу, заметив, что пальцы слегка дрожат. Нет, утро явно не задалось.

Если бы еще не этот дурацкий сон…

Сид неожиданно почувствовал, как накатило одиночество. Дернув щекой, он направился на кухню сооружать завтрак. До его смены оставался еще весь день.

Яна не была в этом месте почти два года, но здесь мало что изменилось. Те же безразличные ко всему волны залива, тот же ледяной ветер, сосны да песчаный пляж.

Вдалеке прогуливалась пожилая супружеская пара, других людей видно не было. Да уж, погода сегодня не летная.

Яна без труда отыскала нужное дерево. Прекрасная раскидистая сосна, росшая немного наособицу от других деревьев, на самой границе песчаного пляжа.

Положив коробку и лопату на песок, Яна выпрямилась во весь рост и постояла с минуту без движения.

Да, без сомнения, место то же. И все же в одну реку невозможно войти дважды. Сосна за каких-то два года одряхлела и почти вся засохла, теперь толстый ствол подставлял ветру безжизненный белый бок.

И лето тоже не то. Тогда светило солнце, стояла жара, на пляже играли в волейбол и жарили шашлыки. А сейчас больше похоже на сентябрь.

Яна потянула носом соленый морской воздух, всхлипнула и не удержалась – положила ладонь на ствол сосны. Она гладила мертвое дерево, нежно и аккуратно обводя пальцами узоры древесины.

Два года. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.

– По большому счету, все женщины – дуры.

Он слегка заикался. Не сильно, иногда почти незаметно. Но, видимо, ему самому это мешало. Яна была хорошо знакома с его привычкой компенсировать заикание уверенным категоричным тоном.

Вот и сейчас вид у него был такой независимый и холодный, что Яне показалось – ее друг где-то очень, очень далеко. Даром что они сидят в обнимку, привалившись к стволу сосны, и Яна чувствует тепло его тела.

Она в тот раз обиделась и моментально завелась: