— Вы не ответили на мой вопрос, — кашлянул Кейдар.

— Ах, да, — поправив бейджик на имя Джейсона О’Делла, врач вернул все свое внимание собеседнику. — Я не могу сказать точно, сколько еще осталось вашей подруге.

— Но что с ней будет, вы хоть знаете? — раздраженно рыкнул работорговец, убирая руки в карманы брюк.

— Имеются предположения. Судя по всему, этот яд уничтожает клетки ее иммунитета, организм не сопротивляется болезни. Происходит массовое внутреннее кровотечение. Жить она будет ровно до того момента, пока организм не попытается принять последний бой с этой отравой, начав, так называемый, цитокиновый шторм, — спокойно пояснил врач.

— Что, простите? — Кейдар поморщился.

— В какой-то момент организм попытается уничтожить яд, когда поймет, что все совсем уже плохо, — врач постарался перейти на более простой язык. — Он примет радикальные меры. Выпустит молекулы цитокина. А они разрушат ткани очагов воспаления. То есть иммунная система сама уничтожит организм девушки, пытаясь ее спасти.

Кейдар сглотнул. Он примерно понимал, о чем говорил лечащий врач Розы. Но никак не мог представить себе подобного исхода. Вот так просто? Внезапно? Непонятно когда Роза могла взять и… исчезнуть.

— Ей ничего не нужно? — работорговец потер переносицу. — Я мог бы…

— Ничего, — примирительно улыбнулся О’Делл. — Ничего из того, что вы можете ей дать.

Кейдар вздрогнул, сжимая зубы. Врач ведь совершенно не то имел ввиду. Но почему же от его слов стало так невыносимо тяжело и тошно? Почему где-то под сердцем раздался оглушительный взрыв?

— Благодарю, — сквозь зубы выдавил из себя работорговец, отворачиваясь и направляясь к палате Розы.

Дверь отворилась без скрипа. И мужчина тихо и молча вошел в сероватое от отсутствия освещения помещение, словно боясь нарушить какую-то тонкую грань спокойствия, натянутую в воздухе. Он снял плащ и все также безмолвно приблизился к лежавшей на кровати Розе. Девушка все это время из-под полуопущенных ресниц наблюдала за движениями Кейдара. Он, как и во время дуэли с Реем, ступал мягко и пружинисто, подобен дикому коту.

— Привет, — Роза улыбнулась уголками губ. — И как? Не видел доктора?

Работорговец лишь покачал головой, присаживаясь на край кровати и наклоняясь к девушке. Он молча опустил голову к ней на грудь, вслушиваясь в мерный стук беспокойного сердца. Розмари, подавив тяжелый вздох, руками коснулась головы мужчины, запуская тонкие пальчики меж прядей волос цвета спелого каштана.

— Все вы врете, — хмыкнула она. — И ты. И Жерар. Вы говорили с моим лечащим врачом. Только не хотите меня огорчать.

— Я…

— Не огорчай, — фыркнула девушка, склоняя голову набок и вновь глядя в окно.

А скорее на подоконник. На котором остался листок. Тот самый, на котором что-то писал Жерар.

— Кейдар, нам надо поговорить, — прошептала она, прикрывая глаза. — Я и сама знаю, что мне недолго осталось. Не надо быть экспертом. Просто взгляни на мои руки.

Работорговец поднял голову, глядя на тонкие, худые запястья девушки. Кожа побледнела, став цвета алебастра. Сквозь нее были видны практически все вены. Почти черные, что добавляло какого-то ужаса этой картине.

— Поэтому я хотела сказать тебе о том, что в мое завещание вписано только твое имя, — спокойно продолжала Розмари.

Работорговец поперхнулся воздухом. Он примерно предполагал, каким состоянием на данный момент владела девушка. Мужчина даже не был уверен в том, знала ли сама Роза точные цифры своего нынешнего состояния.

— Ты думаешь вообще хоть иногда головой? — прохрипел Кейдар, глядя в уставшие глаза девушки.

— У меня больше никого нет дороже тебя, — улыбнулась девушка, слабо сжимая в руке ладонь работорговца. — Поэтому все перейдет к тебе. Ты же хотел сделать мир лучше?.. Вот я и подарю тебе такую возможность. Тем более в ближайшее время в Шалле должен прибыть Рауль, он сможет помочь тебе. Не думаю, что застану его.

На глазах работорговца выступили невольные слезы. Так она помнила его историю, рассказанную в один из жарких алжирских вечеров? Кейдар не знал, чем тогда руководствовался. Но девушку трагическая история брошенного мальчика явно тронула до глубины души.

— Будет только одно условие, — так тихо, но твердо и уверенно закончила Розмари.

— Слушаю, — одними губами прошептал Кейдар, все еще не веря своим ушам.

— Устрой нормальную жизнь Жерару, — спокойно продолжила Роза. — Он очень много значит для меня. Поэтому я бы хотела, чтобы ты помог ему провести остаток жизни в покое и каком-то подобии счастья. Сделай для него все, что он попросит.

— Ты…

— Исполнишь последнюю волю умирающей? — Роза ласково улыбнулась, касаясь щеки мужчины.

Кейдару уже не хватило сил ответить. Он не хотел сейчас заплакать, ведь он привык чувствовать себя сильным мужчиной. Но сейчас, рядом с этой маленькой и хрупкой девочкой, которую не так давно он хотел продать на аукционе, он чувствовал, что к глазам подступали предательские слезы. Он не хотел ее отпускать. Как и она в свое время не могла отпустить возлюбленного Рея.

Он сжал в своих руках запястья Розмари, целуя их. Так невероятно искренне. Вкладывая в это всю свою боль. Как волк завывает на луну, так Кейдар сейчас целовал ее руки.

— Надеюсь, что твой ответ положительный, — она смущенно отвела взгляд, все-таки продолжая наблюдать за этим жестом. — Прекрати, Кейдар, прошу. Ну же, ты чего?

— Просто боюсь, что ты вновь оттолкнешь меня, если поцелую тебя, — совершенно честно отозвался работорговец, поднимая глаза на девушку.

Она, опешив, приоткрыла рот в немом удивлении. А затем, вздохнув, покачала головой, вновь возвращая все свое внимание листку на окне.

— Не мог бы ты подать мне эту бумажку?..

Кейдар кивнул, поднимаясь с места и в тишине подавая девушке листок, вырванный из какой-то записной книжки. Роза с трудом зажгла настольную лампу на прикроватной тумбочке, вглядываясь в почерк.

— Ох…

Невольный вздох вырвался у нее, стоило глазам зацепиться за строчки стихотворения. Так он действительно писал стихи.

И в пестрой суете прохожих, в ночной туманной тишине,

Так трудно осознать нам то, что мы с тобой наедине.

И нет уж больше тех «хозяев», и нету больше тех «господ»,

Ведь их обоих очень рано к себе призвал Господь.

И нам с тобой наедине, осталось только понимать,

Что нужно жить и научиться, судьбы удары принимать.

Жить продолжать, как ни прискорбно, смириться и начать,

Все заново, забыв о том, как больно было нам терять.

***

Накинув на плечи черный плащ, Кейдар медленными шагами мерил комнату Розы. Он смотрел на этот маленький уютный мир, не в силах смириться с тем, что его маленькая госпожа сейчас умирала в одной из городских больниц. Она ведь даже не согласилась вернуться домой под присмотром врачей!

Чертова святоша. Роза ясно дала ему понять, что все ее имение после смерти перейдет к работорговцу. И Кейдар едва ли не впервые в жизни поверил в чудо. Он не мог до конца осознать, что ему нужно будет сделать в первую очередь, когда на него свалится подобное наследство. Хотя, он догадывался, что самым первым его делом станет организация похорон. Как и для Розы, после ее вступления во владение наследством. Какова ирония.

Он взглянул на засохшие листья и цветы на рабочем столе Розмари. Гербарий, значит. Рядом, прислоненное к стеклу, стояло маленькое и аккуратное приглашение на свадьбу. Кейдар удивленно покосился на него, и, немного поразмыслив, поднял аккуратный кусочек картона, вчитавшись в имя того, кому оно было адресовано. И тут же отставив приглашение, словно обжегшись. Со всего вокруг на него нападали призраки прошлого.

В руке работорговец сжал край золотой ленточки, с силой стиснув зубы. Он уже достаточно выпил, чтобы заглушить боль от осознания собственной беспомощности. Однако покой к работорговцу все еще не пришел.

Взглянув на фортепиано, притаившееся в углу комнаты, Кейдар приблизился к инструменту, мельком глянув на нотный лист на пюпитре, да пробегаясь пальцами по клавишам. Но он внезапно замер, коротко и оценивающе глядя на ноты. Работорговец поднял листки, перебирая их и разыскивая хоть где-то монограмму автора или хотя бы указание авторства. Ничего.