— Продолжай искать!

Альфис пробормотала что-то в ответ, и Андайн, закрыв телефон, сунула его на место.

— Все еще ничего, — прорычала она, повернувшись к Сансу. — А ты так и не вспомнил, где была та поляна, на которой ты нашел его в прошлый раз?

— Нет, — Доги вели его странным петляющим путем, из-за чего было трудно понять, в какой части леса они оказались. — И я сомневаюсь, что они будут в одном и том же месте дважды.

— Тогда шевелись!

Вообще-то они и не замедлялись, и Санс даже хотел с ней поспорить по этому поводу. Молчание обозначало, что ему снова придется слушать этот голос — тот, который каждую свободную минуту нудел: это твоя вина, Папирус сбежал из-за тебя, если бы ты не был таким тупицей, если бы не был таким ужасным, нетерпеливым братом-идиотом, наверное, он все еще был бы дома, а теперь он уже может быть просто кучкой блестящей пыли в сердце леса…

— ПАПИРУС! — крикнул Санс хотя бы для того, чтобы его настоящий голос заглушил внутренний. — ПАПИРУС!

Лес не дал ответа, и Санс напрягся от глубокой боли в душе.

В конце концов, это все на самом деле его вина.

***

От ветки дерева напротив отходило 8 веточек поменьше. Остальные было трудно посчитать, потому что на них лежал снег, но вот ветер сдул его, и он снова пересчитал веточки, а потом еще раз, а потом изучил углы, которые они образовывали, пытаясь угадать, сколько градусов в них было, и как бы выглядела головоломка, если бы ему каким-то образом удалось заложить в нее эти углы или числа.

Он проделал это так много раз, что теперь его задача превратилась в бессмысленный набор цифр, вертящихся в голове, но он пытался влить в нее каждую каплю своей концентрации, потому что если отвлечься, то…

Лоза хлестнула по ушибу на голове, и в порыве паники он вернулся обратно в реальность, где две лозы держали его лодыжки, две — запястья, три поглаживали внутреннюю поверхность ребер, одна ритмично сжимала позвоночник и больше, чем он осмелился бы посчитать, скользили внутри таза.

Тело Папируса била сильная дрожь, которая никак не унималась. Грохот костей частично приглушали лозы, облепившие его. Он пытался сделать вдох, и ему казалось, что он задыхается, даже если на самом деле у него не было горла, легких или чего-то еще, необходимого для этого занятия.

— Ты что, игнорируешь меня, Папирус? — спросил Флауи, приблизившись к его лицу.

— Н-нет, нет, нет, нет, нет… — тихо забормотал он — говорить было все труднее. Он сорвал голос от крика. Он так устал, даже если магия все еще не до конца истощилась, хотя ему безумно хотелось обратного. Внезапно он возненавидел свои магические резервы, возненавидел тот факт, что тренировался с Андайн, чтобы у него было больше магии и больше выносливости, сейчас весь его усердный труд обернулся против него же. А он просто хотел выбраться, он не хотел этого…

Но Флауи не остановился, даже когда его магия… взорвалась, разорвав душу, и хлынула наружу. Он не мог вспомнить, что произошло потом, пока Флауи не заговорил снова и не начал все сначала.

Все было слишком резко. Он чувствовал, будто его кости — те, что еще не были сломаны — растрескаются, будто магия снова будет вырвана из него, и утрату уже никогда не получится восполнить, будто душа расколется надвое. Единожды или дважды он пытался вернуть магию, пытался снова втянуть ее в душу, но попытка только отдалась болью в теле, а магия лишь сильнее обезумела.

Вдобавок ко всему он был в абсолютном ужасе. Флауи снова подводил его к этому магическому взрыву, и он боялся того, что может произойти — боялся, что на этот раз просто рассыпется пылью, или его магия навсегда пропадет, или душа разорвется. Он не представлял, сколько это продолжалось, но по его ощушениям уже целую вечность, и никто не пришел. Он не знал, в какой части леса находится, и никто не знал.

В минутном просветлении он вспомнил прошлый раз — точно такая же ситуация, он был вдали ото всех, и никто не нашел его, пока не стало слишком поздно, и как он мог допустить это снова? Как мог быть таким глупцом?

…Может, он это заслужил?

Лозы внутри его таза задвигались быстрее, и он ощутил, что магия вскипела. От этого все его тревоги вернулись с новой силой. И он не смог сделать ничего другого, кроме как снова начать кричать.

— САНС! АНДАЙН! ПОМОГИТЕ!

Лоза ворвалась к нему в рот, обвила верхние позвонки и запрокинула его голову назад. Он подавился, и задохнулся, и его замутило, когда Флауи заглянул ему прямо в глазницы.

— Их здесь нет, Папирус, — прошипел цветок. — Только я.

Лозы задвигались быстрее.

***

Несмотря на резкие порывы ветра, она чувствовала себя как никогда расслабленной и непринужденной.

Удивительная удача.

Сначала подростки, которые мучали ее, исчезли из леса. Потом туман наверху немного рассеялся, и ей удалось полюбоваться прекрасным потолком пещеры там, в вышине. Теперь она уловила запах очень вкусных растений — тех, что она пробовала лишь раз в жизни.

О, хвала ангелам за эту ночь!

Снег едва слышно похрустывал под копытами, пока она шла по лесу, изредка останавливаясь, чтобы убедиться, что направление верное. Хотя запах был очень четким, потому что она приближалась с подветренной стороны. Наверное, если бы она отправилась к утесу, то не уловила бы его и потому сейчас радовалась, что решилась на эту авантюру и задержалась чуть дольше, чем ее собратья.

Но когда она снова остановилась понюхать воздух, что-то заставило ее задуматься.

Ветер принес голос.

Ее ноги напряглись, уши дернулись, а глаза превратились в щелки. В этот час тут редко встречались монстры — лес не был пристанищем ни для каких ночных монстров. Тут обитали только птицы и животные, но никто из них не умел разговаривать. Если в такое время в лесах и можно было встретить монстра, то вряд ли его намерения будут чисты.

В ее разуме всплыли образы сноудрейков и айскэпов, злорадно замышляющих какую-то пакость.

Ей захотелось сбежать. Она легко могла вернуться в безопасность пещер на утесе, особенно пока у нее есть фора. Но опять же… вредные подростки или нет, она может обогнать любого в темноте. А этот чудесный запах так и манит…

Что ж… она расслабилась, хотя все ее чувства оставались начеку. Она уже рискнула зайти так далеко, можно рискнуть еще немного.

Она снова двинулась вперед, чуть медленнее и осторожнее, поворачивая уши и улавливая любые звуки.

Звуков стало больше, и они звучали немного знакомо. Она попыталась вспомнить голоса детей и сравнить с этим, но они были разные. Этот голос был старше… может быть, один из часовых или стражей?

Да, наверное, так и есть. Вполне логично, что один из них мог бродить по лесу ночью, и они никогда не делали ничего, способного причинить вред ее сородичам.

И все же… что-то в этом было не так. Зачем кому-то из этих монстров кричать в лесу? Разве что он попал в неприятности? Вдобавок к этому…

Было что-то еще — ощущение в воздухе, которое она не узнавала и поэтому отодвинула на задний план. Но явно происходит что-то странное.

Теперь вперед ее толкало любопытство и желание понять, с чем может быть связана эта странность. Похоже, звуки были в той же стороне, что и источник запаха, что очень даже на руку.

Когда она прошла еще немного, то поняла, почему голос показался знакомым: это тот часовой, которого она встретила несколько дней назад. Хотя он был странноватым, но далеко не злым, так что она не сомневалась, что можно встретиться с ним снова. Но звуки, которые он издавал… такие несчастные.

Звук и запах стали ближе, как и ощущение в воздухе. Сейчас игнорировать его больше не получалось, но от этого все становилось только загадочнее, учитывая, что впереди явно не было других монстров, иначе бы она уловила и их запах. Она почти засомневалась, стоит ли ей идти дальше — в конце концов, не совсем вежливо вмешиваться в чужие дела так запросто — только вот ничего не складывалось. Если происходило то, о чем она подумала, тогда почему это происходит в середине леса, и почему часовой так печалится по этому подводу?