- Ты что, заблудилась? - малышка мотает головой, и Энакин со вздохом присаживается напротив нее, так, чтобы его глаза оказались почти напротив любопытных карих глазок. - Ну а что тогда? Весело преследовать взрослых?
- Просто ты уходишь, а тебя никто не провожает, - девочка смешно надувает щечки, по видимости, обиженная такой несправедливостью, и заставляет Скайуокера невольно улыбнуться тому, сколько же искренности в этом ребенке. - А еще ты похож на моего папу.
- На папу?.. - переспрашивает Энакин, делая вид, будто откашливается, поскольку к горлу подступает ком, когда он вспоминает себя, едва оказавшегося здесь и каждую ночь тайком плачущего по маме. - Ты скучаешь по нему? - спрашивает он шепотом, поскольку боится сорваться.
- Нет, - мотает головой девочка. - Я его не видела. Только во сне.
Легче не становится. Вместо этого на ум приходит недавний, казалось бы, совершенно бредовый разговор с Оби-Ваном про ребенка. Кеноби точно не был в своем уме, когда заговорил об этом с Энакином. Но он дал обещание, и, что самое бредовое в данной ситуации, почти готов полюбить эту чисто теоретическую дочку. Почти верит в тихую идеалистическую жизнь этой маленькой теплой семейкой в родовом поместье Кеноби на Набу.
- Прости, но я точно не он, - неожиданно холодным тоном заявляет Энакин, поднимаясь на ноги. - И тебе пора возвращаться. Старшие будут тебя искать.
Он покидает Храм Джедаев, больше ни разу не обернувшись назад.
***
И снова Энакин на пороге кабинета канцлера. На сей раз он абсолютно без понятия, что именно собирается сказать Палпатину, но интуиция Скайуокера подсказывает ему, что им точно есть, о чем потолковать. Впрочем, эта хваленая скайуокеровская интуиция все чаще начала давать сбои, хотя… Все лучше, чем возвращаться в квартиру Оби-Вана и ложиться на кровать, где его нет, чтобы увидеть очередной кошмар.
- Надо же, мой юный друг вновь решил почтить меня визитом, - приветливо, как и всегда, улыбается канцлер.
- Я зашел сообщить о том, что сегодня принял окончательное решение покинуть Орден. Я больше не джедай, - он садится на диван, поскольку ноги бывшего джедая подкашиваются от усталости.
- Что ж, я не буду лукавить, если скажу, что полностью поддерживаю тебя в твоем решении. Джедаи не способны разглядеть твой потенциал. Они никогда не дали бы тебе раскрыться в полной мере, - Палпатин серьезно смотрит на Энакина, словно пытается прочесть его, как открытую книгу. Тот даже усмехается при мысли об этом: неплохо бы было, если бы хоть кто-то его “прочел”. И желательно разобрал, что там написано. Да, и после рассказал самому Энакину. Может, хотя бы так он начал бы понемногу себя понимать?
- Если честно, то… Меня это не заботит, - усмехается Энакин, откидывая голову на спинку дивана. - После того скандала, что произошёл вокруг моих отношений с Оби-Ваном Кеноби, в Орден мне путь заказан. Не знаю, на что они вообще надеялись. Каких-то извинений ждали, раскаяния. Да и на что мне весь этот потенциал, какое-то абстрактное могущество, если даже Сила не способна спасти моих близких от смерти?
- Не способна… - с какой-то усмешкой повторяет Палпатин, словно говоря с самим собой, а затем вновь обращается к Энакину. - Ты знаешь легенду о Дарте Плэгасе Мудром? - канцлер понимающе смотрит на него, когда тот озадаченно мотает головой. - Это не то, что могли бы рассказать тебе джедаи. Дарт Плэгас был одним из величайших лордов ситхов. Настолько великим и мудрым, что открыл способ использования Силы для создания жизни. Он познал темную сторону Силы настолько тонко, что мог спасать от смерти тех, кто был ему дорог.
На последней фразе глаза Энакина загораются жадным лихорадочным огнем. Ситх, не ситх, темная сторона, светлая, какая ему теперь разница? Он нетерпеливо торопит Палпатина:
- А дальше что произошло?
- Его ученик, которому он передал все свои знания, убил его, пока тот спал. Забавно вышло: он спасал других от смерти, а себя не сумел.
- Эти знания… Они сохранились где-то по сей день? - Энакин нетерпеливо теребит ткань туники.
- Тот самый ученик забрал их с собой, скрывшись в неизвестном направлении, - Палпатин наблюдает за Скайуокером, как за ребенком, которому только что рассказали занимательную историю.
Энакин хмурится. Ему кажется странным, что канцлер рассказывает ему это. Как и то, что Палпатину известна легенда ситхов. Подозрения, прокравшиеся в его черепную коробку с момента визита к Дуку, начинают подавать признаки жизни, зашевелившись в ней.
- Канцлер, вы ведь слышали новость об убийстве Дуку? - интересуется он, боясь, что такая резкая смена темы разговора покажется Палпатину как минимум странной.
Но тот и бровью не ведет:
- Разумеется, слышал.
- Но… Я этого не делал, - осторожно произносит Энакин.
- Не делал. Я знаю, - мягко улыбается Палпатин. - Потому что это сделал я.
Слишком неожиданно. Слишком неожиданно даже после всех предпосылок и, казалось бы, полной готовности Энакина к чему угодно. Кажется, шок разом перекрывает все прочие эмоции вроде страха, гнева, или что он должен чувствовать в такой момент? Вскочив с места, Энакин оказывается в нескольких шагах от канцлера, активируя свой световой меч, направив на него:
- Вы — владыка ситх!? - звучит скорее, как утверждение, чем вопрос.
- И что же ты собираешься делать? - канцлер улыбается точно так же, как и прежде, но его улыбка уже не кажется Энакину теплой и дружелюбной. - Убить меня? Сдать джедаям?
- Вы управляли мной, словно пешкой, все это время, - накатывает ледяной волной осознание на Энакина. Следом накатывает другая волна, обжигающая — волна гнева. - То, что произошло на Мандалоре — тоже ваших рук дело!
- Я предпочитаю не действовать своими собственными руками, если того не требуют обстоятельства. Мне ближе роль заказчика, чем исполнителя, - спокойно поправляет канцлер в то время, как Энакина продолжает буквально трясти. - Но все же, ты, в определенном смысле — мой должник. Подумай, Энакин, имел бы ты сейчас то, что имеешь, если бы я не заставил вмешаться Дуку? Я видел, как ты страдаешь, какую боль испытываешь, как ты медленно умираешь, увядаешь от невозможности быть с Оби-Ваном, и просто предоставил избавиться от проблемы самому.
- Ах я вас еще и благодарить должен?! - Энакин медленно делает шаг к канцлеру, но тот попросту поворачивается к нему спиной, принимаясь расхаживать по кабинету, словно каждый день ему в затылок упирается световой меч и это нисколько не доставляет ему неудобства.
- Подумай, мальчик мой, где бы сейчас был ты и твой возлюбленный, если бы не мое скромное влияние? Как скоро были бы вы вместе?
Энакин опускает световой меч. Перед глазами проносится последний год его жизни, наполненный самой жизнью больше, чем все предыдущие. У Энакина был Оби-Ван, а у Оби-Вана был Энакин. Все совершенно правильно, и все на своих местах. И так продолжалось бы дальше, если бы не болезнь Оби-Вана. Сколько раз за это время Энакин вспоминал, что свое счастье он выстроил на пепелище чужого счастья? Стоило ли счастье двоих чьей-то жизни? Энакин боится, что не будет до конца честен, отвечая на эти вопросы.
- Скажи, ты же хочешь спасти его? Спасти Кеноби? - на этих словах Палпатин поворачивается к Энакину. - Согласись ты познать мощь темной стороны, я непременно передал бы тебе знания моего наставника.
Энакина одолевают сомнения. Да, он больше не доверяет джедаям, да и не может точно сказать, доверял ли хоть когда-нибудь кому-то из них, за исключением близких к себе людей. Но это не значит, что он будет безоговорочно доверять ситхам.
- Спасибо, но я, пожалуй, останусь на своей собственной стороне, - он разворачивается, поспешно направляясь к выходу. Все, чего хочется Энакину прямо сейчас — убраться из этого кабинета, покуда его раздраженный недосыпом, недостатком питательных веществ и иными способами надругательства над собственным организмом, мозг не подкинул ему еще какую-нибудь тупую идею.
