- Странно, что здесь нет Падме, - задумчиво произносит он, оглядывая присутствующих. - Не может же быть, чтобы ее отправили на задание или что-то в этом духе, и она не сказала нам. Обычно она никогда не опаздывала…

- Ну…. Магистры — люди занятые, - пожимает плечами Асока, быстро отводя взгляд, как если бы Энакин сказал что-то не то. А может, у него уже паранойя началась?..

Падме оказывается легка на помине. Ворвавшись в зал, она бегает взглядом в поисках своих — это Энакин замечает издалека, и поспешно протискивается к своей ученице и Скайуокеру. Она выглядит какой-то запыхавшейся и взволнованной. На Падме это совершенно не похоже.

- Что-то случилось? - интересуется Энакин сразу же после обмена приветствиями, краем глаза замечая, как старательно Асока отводит взгляд от своей учительницы.

- Ага, случилось. Экстренное собрание Совета, - невесело усмехается Падме, - по поводу убийства, произошедшего в тюремной камере.

Энакин чувствует, как сжимается его горло, рискуя вытолкнуть из себя очередной сделанный им глоток напитка наружу. С трудом проглотив несчастное молоко и сделав глубокий вдох через рот, юноша осторожно интересуется:

- А кого убили-то?

- Графа Дуку, - подтверждает его опасения Падме. - Не просто убили, а проткнули явно световым мечом.

Асока обменивается со Скайуокером многозначительным взглядом. Тот едва заметно хмурится, взглядом стараясь показать, что точно не в курсе и ни при чем. Постаравшись изобразить как можно более непринужденный тон, что получалось достаточно натянуто, если учесть, что голос предательски дрожал, он спрашивает:

- Вау. И кто же? Наши доблестные магистры уже в курсе?

- Большинство считает, что это дело рук Дарта Сидиуса. Но некоторые, как, например, Мейс Винду, придерживаются версии, что убийца — среди своих, - отвечает Падме, как-то странно смотря на Энакина. Или его и впрямь уже начинает параноить?

- Да и ну его к ситховой матери, этого Дуку, - подает голос Асока. - Больно уж противный старикан был.

Энакин не слышит, о чем говорит со своей ученицей Падме, поскольку в голове у него вдруг начинает дико звенеть, заглушая не только чужие слова, но и собственные мысли. Он в очередной раз подносит стакан к губам, но тот выскальзывает из пальцев и падает на стол, обрызгивая голубоватыми каплями одежду Скайуокера.

- Какой-то растерянный ты сегодня, Скайрокер. Что, смерть Дуку тебя так огорчила? - хихикает Асока. Он прекрасно знает, что девушка сейчас лишь подыгрывает ему, единственная зная настоящую причину поведения Энакина, и за это он ей благодарен. Энакин тоже пытается рассмеяться, но получается, как ему кажется, неестественно.

- Не думай, юная леди, что это освобождает тебя от утренней тренировки, - заявляет Падме, когда вокруг все уже начинают расходиться, поднимаясь из-за стола.

- Думаю, меня и моя собственная смерть бы от нее не избавила, - хихикает Асока. - Ну, видимо, до встречи, - она неловко машет рукой Энакину.

Больше у Скайуокера нет ни малейшего желания находиться в этом месте. Если с утра собственные проблемы казались ему нерешаемыми, то сейчас он дошел до той самой крайности, когда и проблемы уже проблемами не кажутся. Ему нужен отдых. И желательно, вне Храма Джедаев. И подходящее место он знает лишь одно…

- Где ты был всю ночь? - хрипло интересуется Оби-Ван, когда возлюбленный нежданно-негаданно заявляется к нему домой средь бела дня, а точнее говоря — утра.

- Пожалуйста, обойдемся без расспросов, - выдавливает Энакин жалобную улыбку. - Остановимся на том факте, что я был один. Надеюсь, тебя это успокоит.

- Не слишком, - честно признается тот.

Кеноби выглядит, как человек, который не спал всю ночь. Энакин отмечает, что его любимый впервые на его памяти расхаживает по дому в халате после пробуждения, а также то, как именно он кутается в этот халат, пряча даже ладони. Под какими-то поблекшими, потускневшими глазами Оби-Вана залегла тень, а сам он кажется Энакину не просто бледным, а белым, как любимые простыни на их кровати. Даже губы побелели и будто приобрели синюшный оттенок.

Конечно же, Энакин ожидал, что Кеноби волновался за него все время отсутствия, но чтобы настолько… Внешний вид любимого действует на него подобно самому болезненному уколу совести. Энакин даже ловит себя на мысли, что ему стало бы легче, если бы тот наорал на него, чего он опасался буквально пару часов назад.

- Тебе надо поспать. Нам обоим. Разговоры лучше оставить на время пробуждения. Идем, ладно? - тяжело вздыхает Энакин.

Хватая за руку молчаливого, пусто кивающего на его предложения отправиться в спальню, Оби-Вана, он уводит его в комнату, где, зашторив все окна, заставляет его лечь в постель. Глаза наглейшим образом слипаются, но Энакин какое-то время держится. Лишь после того, как до слуха его доносится мерное посапывание Оби-Вана, которого пригрел в объятиях, как он сам привык засыпать в руках последнего, джедай, наконец, позволяет себе поддаться сну.

========== Часть 29 ==========

Тишину полутемной комнаты нарушают скрип кровати, сбивающееся глубокое дыхание и тихие сладкие стоны. Сидя на бедрах любимого, насаживаясь на его возбужденный орган, Энакин откидывает назад голову. И почему он раньше не любил и всегда старался избегать эту позу? Каждое движение доставляет неимоверное удовольствие, заставляя Скайуокера задыхаться в экстазе, едва не срываясь на крик.

Но стоит ему опустить взгляд, чтобы взглянуть на лицо партнера, и собственный крик до боли пронзает слух. Оби-Ван смотрит, но вряд ли видит его стеклянными глазами, откинув на подушку голову, повернув ее немного вбок. Из приоткрытого рта начинает что-то сочиться, и на белоснежной подушке образуются пятна черной крови, или даже не крови, а расплавленной жидкой тьмы, которая уже не сочится тонкой струйкой, а хлещет наружу. Энакину страшно, дико, больно, он хочет слезть с тела любимого, хочет помочь ему или хотя бы попытаться, но собственное тело отказывается подчиняться Скайуокеру, продолжая получать мучительное, гадкое удовольствие.

- Сила, приснится же такое… - бормочет Энакин вслух, дабы привести себя в чувства, садясь в кровати.

Оби-Ван спит на соседней подушке. Энакин прислушивается к его тяжелому, хриплому дыханию и настораживается. Тянет руку, касаясь его щеки, лба, и отдергивая. У Кеноби сильный жар. Сам он по-прежнему мертвецки бледен, как и утром, но щеки горят нездоровым, болезненным румянцем.

- Оби-Ван?.. Оби-Ван, проснись! - трясет его Энакин, пытаясь привести в чувства. Но болезненный сон Кеноби слишком крепок, и если он и слышит возлюбленного, то не отзывается, а лишь хмурит влажный от испарины лоб и сдавленно кашляет.

Энакину страшно. Он как будто в ночном кошмаре и все никак не проснется. Словно в кошмаре он вызывает врачей, срывающимся голосом диктуя адрес. Словно в кошмаре проживает минуты до их приезда. Успевает наскоро одеться. И лишь затем понимает, что ему стоило бы выбрать иной наряд заместо джедайской робы, привлекающей к себе повышенное внимание. Наплевать.

Оби-Ван приходит в себя по дороге в больницу. Энакин улыбается сквозь слезы и просит его не делать резких движений. Несмотря на присутствие медиков, он не отходит ни на шаг, сжимая ослабшую руку любимого в своих ладонях. Кеноби бредит. При виде слез в глазах любимого, он и сам начинает плакать, что сейчас чисто физически дается ему с трудом.

- Эни… Поцелуй меня, - тихо просит Оби-Ван.

И Энакин целует. Склоняясь к любимому, примыкает своими солеными от слез губами к его губам, словно желая вдохнуть сквозь этот поцелуй жизнь, саму Силу, в побледневшие уста.

- Эни… - шепчет Оби-Ван, заставляя Энакина заглянуть в его глаза. - Выходи за меня.

- Ты бредишь, Оби, - сквозь очередной приступ слез смеется Скайуокер, мотая головой. - У тебя жар.

- Но ты выйдешь? - с какой-то надеждой повторяет он.

- А куда я денусь? - Энакин прижимает пальцы Оби-Вана к своим губам. - Только поправляйся для начала, ладно?