«Темучин» смог выбрать правильную политическую линию в обжившейся обстановке и не быть обманутым в сложной дипломатической комбинации китайцев, а извлечь наибольшую выгоду для своего народа и Родины. И главное было — найти золотую середину в данной ситуации при переговорах с китайцами. Суметь понять — китайцы помочь могли, в принципе — или цзиньцам, или татарам, но тому из них, кто был слабее — вернее, тому, кого посчитали бы слабее — чтобы потом бывший союзник не стал более сильным противником уже для них — чтобы он вышел из войны намного более слабым, чем империя Сун.
Но слишком слабому союзнику китайцы помогать тоже бы не стали — так как посчитали бы это пустой тратой сил и средств. Как не помогли они Ван-хану. А тангуты воевать с цзиньцами не торопились. Без войны с цзиньцами могли обойтись и южные китайцы — чжурчжени в то время не продолжали агрессию на юг, ограничив себя взятием Пекина.
«Темучин» сумел заинтересовать китайцев и империя Сун решила участвовать в войне против цзиньцев. Южнокитайцы уже в 1190 вели переговоры с будущими монголами, а чуть позже — вступили в войну на их стороне против цзиньцев.
Ее первое сражение произошло с Ван-ханом, которого Марко Поло называет «поп Иван», в 1200 г. (81, глава LXVIII): Ван-хан «про себя решил все сделать, чтобы, когда Чингисхан придет, захватить его и казнить. Созвал он своих отовсюду и из чужих стран и вооружил их; да так он постарался, что о такой большой рати никогда не рассказывали. Чингисхан со всем своим народом пришел на большую, славную равнину попа Ивана, Тандук[144], тут он стал станом; и было их там много, никто, скажу вам, и счету им не знал» (там же, глава LXVI). «Вооружились через два дня обе стороны и жестоко бились; злее той схватки и не видано было; много было бед для той и другой стороны, а напоследок победил-таки Чингисхан. И был тут поп Иван убит»[145] (там же, глава LXVIII).
Как мы видели выше, к Чынгыз хану «собрались татары со всего света и избрали его ханом» и он повел в бой против Ван-хана «весь свой народ». И Ван-хан, по сведениям Марко Поло, тоже собрал своих «отовсюду и с чужих стран». То есть прибывали татары отовсюду, для защиты каждый своего лидера — кто Чынгыз хана, кто Тогрула. И после разгрома Ван-хана, так и получается, если судить по хронологии и логике — вдруг почему-то «взбунтовались тангуты», которые были в охранении «Великой стены» цзиньцев, то есть тангуты призваны были держать оборону против татар в первом эшелоне в случае их нападения на империю Цзинь.
И можно догадаться о причине их «бунта» — Чынгыз хан, развивая успех — так как «с покорением владений Ван-хана и Даян-хана (наймана, сторонника старых порядков в стране татар. — Г.Е.) владения Чингисхана распространились далеко на юг и он пришел в соприкосновение с Сяскими владениями» — вторгается в Ся, страну тангутов, и, разгромив их войска, «принуждает к миру короля тангутов» (17, 142), о чем мы уже знаем. А цзиньцы начали понимать, что «царство татар» уже давно не «подобно горсти песка», и с ними не стоит связываться — «Когда поражаемый монголами тангут просит помощи у Цзйньского двора, то двор этот отказывает в ней» (там же, 145).
И тангуты, бывшие «на охранении стены» цзиньцев, рвались домой! Ведь на границе цзиньцев они бездействовали, в то время как татары ворвались в пределы их Родины! Этим и объясняется непонятный на первый взгляд бунт Тангу-чжа против цзиньцев (см. выше).
Не желая воевать с татарами Чынгыз хана, «взбунтовались» и другие племена — «чжа», и «передались татарам» (17, 228–229). «Успехи его внутри Монголии неудивительны, потому что, с одной стороны, он привык к сражениям и войнам, а с другой, присоединившиеся к нему поколения не могли терять многого, переменяя только главу аймака. Мы находим в показаниях, как китайских, так и мусульманских, что знаменитые лица, его окружавшие и бывшие после сподвижниками его потомков, принадлежали к различным поколениям, им завоеванным; следовательно, он давал простор всем дарованиям. За то, хотя роды и стали переходить в руки князей царствующего дома, но народ не терял от этого» (там же, 139).
И о порядках, не терпящих произвола, вводимых сторонниками Чынгыз хана, многострадальный люд Монголии, по всей видимости, был уже наслышан. И не желал воевать против избранного народом лидера, и его соратников, которые «народу зла не делали, ничего у него не отнимали, а только уводили его с собою покорять других людей. Так-то, как вы слышали, завоевали они множество народу. А народ видит, что правление хорошее, царь милостив, и шел за ним охотно» (81, глава LXV).
Так что, не «захватнической войной» была самая первая внешняя война Чынгыз хана — против государства Ся — а вполне оправдана и прежней агрессией тангутов, и помощью, в том числе военной, правителя Ся Ван-хану, и необходимостью довершить разгром войск Ван-хана и уничтожить его самого.
Только вот даты у «монгольских историков» — китайцев и персов, почти на десятилетие смещены вперед — эта первая война с тангутами (Ся) указана под 1209 годом, а на самом деле, происходило раньше — скорее всего, до того, как Чынгыз хан был объявлен императором державы монголов. Или же боевые действия длились долго, с переменным успехом[146].
Но факт остается фактом — война с тангутским государством Ся была до того, как Timerching («Темучин» — Чынгыз хан) был провозглашен императором державы монголов. Так как провозглашение главы государства императором был бы актом объявления войны Цзиньскому императору, как поясняет нам В. П. Васильев (как говорили на Востоке — «на небе не может быть двух Солнц — на Земле не может быть двух Императоров»).
Но пока войны с Империей Цзинь еще не было, «Темучину» никак нельзя было эту войну спровоцировать раньше времени — цзиньцы наблюдали выяснение отношений Ван-хана с усиливающимся Чынгыз ханом и пока просто готовились к большой войне на западе — против татар. И «запрещено было убивать и грабить татар» — хотя незадолго до этого, лет за 5, еще можно было. Наступило своеобразное «перемирие» с чжурчженями. Последние, очевидно, ожидали, пока противники ослабнут в междоусобной войне.
И «Темучин», избранный ханом всех татар, номинально еще оставался вассалом цзиньцев — по крайней мере, чжурчжени считали именно так, и до поры до времени никто им не возражал. Чынгыз хан пока был таким же ханом, как и Тогрул до него, в принципе, и после своей победы над ним и принуждения к миру государя царства Ся.
Но — татарам чжурчжени были непримиримые враги. Во-первых, «мщение проникло в кости и мозг», у многих были в плену дети и родственники, многие соратники Чынгыз хана сами побывали в плену у цзиньцев (17, 227).
Во-вторых, весь кошмар цзиньских набегов мог повториться — и информация о подготовке чжурчженей к войне, естественно, поступала к «Темучину» со всех сторон — и от своих источников, и от южнокитайских.
Когда Орда — объединение сторонников нового государства, набрала силу и была признана большинством народа, когда «в Монголии не стало для него [Чынгыз хана] соперников, [он] принимает титул императора и дает своему народу название Монгол»[147] (17, 140).
И вот, достаточно было Чынгыз хану объявить себя императором державы монголов — то есть тем самым объявить войну императору Цзинь, тогда без промедления «верные союзническому долгу» — как выражались советские лидеры в соответствующие моменты — «китайские войска напали на пограничные цзиньские владения, но почти везде были отбиты» (там же, 84).
И незамедлительно вступает в войну с империей Цзинь держава монголов: «…Одно замечание: мы видели, что северная граница цзиньцев была оберегаема тщательно; очень вероятно, что Чингисхан видел трудность успеха при нападении на укрепленные редуты, которые истощили бы его на первых порах; сверх того, с северной стороны через Линь-хуан-фу, путь к центру или богатому краю был довольно далек, и потому поход с этой стороны не представлял удобства. Вот почему мы видим его с первого раза вторгающимся неподалеку от Дай-тун-фу, т. е., он ударил почти в середину владений. Первая победа открыла ему путь к Пекину, и когда он нанес империи рану в самое сердце, тогда распались ея члены, и северная часть империи, или вся Монголия, очутилась в его руках почти без всякого сопротивления» (там же, 148).
