— Вали, — согласился Баки, вставляя магазин и передергивая затвор. — Меня Стив отмажет от всего на свете.

— Я бы на его месте нахуй тебя послал и предложил бы самому выпутываться из того говна, в которое ты собираешься вляпаться, — признался Брок, хотя и сам понимал, что не оставил бы Баки одного в такой ситуации.

— Я бы тоже, — хохотнул Баки. — Потому что я понимаю, что нарушаю закон, а Стиву могу соврать, что нет. Но не буду.

— И почему же ты нарушаешь закон, если понимаешь, что нельзя? — поинтересовался Брок на удачу.

— Потому что хочу и могу, — честно ответил Баки. — Брок, я прекрасно понимаю, что можно, а что нельзя, что хорошо, а что плохо. Только вот убивать людей плохо, а я этим занимаюсь большую часть своей жизни. Поэтому понимать и поступать как правильно — разные вещи.

Брок удивился несколько такому рассуждению, потому что действительно считал, что Баки просто еще не понимает некоторые аспекты бытия обычным, пусть и сверх, но человеком. И вот такое вот откровение было для него как гром среди ясного неба. Пусть с памятью у Зимнего Солдата было и плохо, а вот с пониманием происходящего все было отлично.

— Стив знает? — только и спросил Брок, хотя уже знал ответ.

— Нет, — пожал плечами Баки. — Зачем ему? Что хорошего будет в том, что он узнает, что его другу закон не писан?

— Твоя правда, — отозвался Брок, действительно задумавшись, стоит ли Капитану Америка знать о том, что его лепший кореш класть хотел на закон и порядок. По всему выходило, что нет. И снова это было странно сближающим фактором, словно они сговорились за чьей-то спиной, и теперь воплощали в жизнь свой беззаконный план.

Устроившись удобнее, Баки припал к оптике прицела, ища цель, а Брок, тоже немного поерзав, замер, не мешая Баки. Они лежали долго, и о чем думал Баки, Брок не имел понятия, но почему-то ему захотелось узнать, что творится в его лохматой голове.

Баки лежал, оглядывая через прицел окрестности, выискивая оленя и напевая какую-то русскую матерную песенку, которой его научил один из первых хэндлеров. Она была одним первых его воспоминаний о русских.

Так они провели почти два часа, пока Брок не заметил, что Баки весь, будто подобрался, хотя не шевельнулся ни мускулом, и плавно нажал на спусковой крючок. Винтовка в его руках практически не дрогнула, только раздался хлопок и еле заметная в дневном свете вспышка выстрела. Где-то вдали что-то глухо упало, Брок это скорее понял, чем услышал.

— Я за оленем, — сказал Баки, — а ты разбей лагерь вон там, — указал он на совсем крохотную полянку у поваленного дерева, омываемую ручейком еще меньше, чем на их первой стоянке.

— Принято, — бросил Брок и, подхватив оба рюкзака, пошел спускаться к полянке, а Баки порысил к туше оленя, которую Брок даже не видел, предполагая, что она за пару километров.

Баки вернулся через полчаса, когда Брок уже поставил палатку, разложил их нехитрый скарб, который мог понадобиться, и сидел ждал. Увидев Баки, он поразился грациозности, с которой тот шел, неся на плечах здоровенную тушу лоснящегося коричневой шкурой оленя. Баки выстрелил ему точно в голову, которая сейчас была завязана его курткой, чтобы не капала кровь. Его предусмотрительность поразила Брока, но почему для этого надо было использовать куртку, он не понял.

— Я добыл нам оленя, — широко улыбнулся Баки, сваливая тушу у дерева, что прикрывало поляну от яркого солнца широкой кроной. — У тебя веревка есть? И нож?

— Обижаешь, — Брок кинул Баки запрошенные им предметы, и Баки их ловко поймал.

— Собери, пожалуйста, веток для костра, — попросил его Баки. — Я знаю, что нельзя, но никто ничего не заметит, я обещаю. Я пока тушу разделаю, но не здесь, подальше, чтобы медведь к нам не пришел.

Брок ушел за ветками, а Баки пошел подвешивать подальше от лагеря тушу оленя. Он привязал веревку к задним ногам оленя, перекинул ее через толстую нижнюю ветку и резко дернул. Туша взмыла вверх, и Баки закрепил веревку у корней дерева.

Почему-то Баки казалось, что он рисуется перед Броком, показывая ему все свои самые занятные навыки, о которых тот не знал, потому что о том, как Зимний убивает людей, Брок знал хорошо, а вот обо всем остальном даже не догадывался. И Баки делал все, чтобы показать себя с лучшей стороны, как он сам видел свою лучшую сторону, и ему было странно, что это оказалась незаконная охота в заповеднике.

Баки редко приходилось разделывать вообще кого-либо, но движения были четкими, отточенными, шкура отходила от мышц легко и идеально правильно, словно он всю жизнь был охотником. Баки знал, что весь перемажется в крови, поэтому разделся до того, как принялся за свежевание оленя.

Через некоторое время, когда шкура была уже снята, а кишки выпущены, пришел Брок посмотреть на творящийся тут беспредел.

Беспредел цвел и пах. Баки, стоящий в одном белье и ботинках, разделывал тушу, просто ломая и выворачивая суставы руками, потому что нож, хоть был хорошим, для такого дела не подходил. Он был весь в оленьей крови, а на лице была написана такая радость, словно он был ребенком, которого пустили купаться в резиновых шариках.

— Эй, охотник, — позвал Брок, прежде чем подойти достаточно близко, потому что опасался, что Баки могло переклинить. — Нахуя нам столько?

— Ну, часть домой отвезем, а остальное оставим тут, зверушки растащат, — уверенно ответил Баки, отделяя очередной кусок мяса.

С тушей они провозились почти полдня, перетаскивая мясо, которое Баки собирался готовить, в лагерь, а остальное оставили, как есть, только сняв оленя и бросив на землю. Брок глянул на композицию, и подумал, что, действительно, дикие звери быстро растащат свежее мясо и требуху.

А потом Баки еще с час плескался в ледяной воде ручья, смывая с себя кровь и грязь. Брок смотрел на его обнаженное тело, и в паху у него тяжелело от вида идеальных мышц, перекатывающихся под гладкой кожей. Он не раз видел Актива голым, но вот так наслаждался зрелищем впервые. Баки хотелось касаться руками, губами, прижаться к нему всем собой. Такого свободного, настоящего, его просто хотелось. Брок тряхнул головой, отгоняя от себя мысли о сексе с Баки. Хотелось окунуть голову в звенящий ручей, чтобы прийти в себя, но Брок продолжал смотреть, как Баки плещется, смывая с себя кровь.

— Поможешь мне? — спросил он у Брока, который совсем растекся мыслями по обнаженному телу. Баки уже нацепил белье, футболку и ботинки.

— Конечно, — очнулся Брок, выгоняя все неуместные сейчас мысли из головы. — Чем?

— Порежь мясо кусками поменьше, пока с костром вожусь, — попросил Баки, снимая кусок дерна саперной лопаткой, и начиная копать небольшую ямку.

— Вот знаешь, — Брок принялся нарезать мясо, — сколько работал на Гидру, а ощущение, что делаю что-то неправильное, появилось только сейчас здесь.

— Там ты выполнял приказ и знал, что тебя прикроют, если что, — пожал плечами Баки, ломая ветки. — А здесь ты действуешь на свой страх и риск, да еще не сам, а мне доверился. Не волнуйся, егеря тут бывают очень редко, и им не повезет нарваться на нас. Мы в паре десятков километров от любой хоженой тропы, что им тут делать?

— Только на твою уверенность и надеюсь, — сказал Брок.

— Тебе весело? — вдруг спросил Баки, когда уже трещало пламя.

— Да, — признался Брок. Ему действительно было весело с Баки. Это веселье было задорным, легким, он давно не испытывал ни с кем ничего подобного.

— Я рад, — признался Баки. — Мне тоже с тобой хорошо.

Потом Баки ломал дрова, потому что ни топора, ни пилы у них с собой не было, они добились хороших углей, на которых запекли все мясо, что у них было, а его оказалось как-то ну очень много. Но и Баки ел много.

Ближе к вечеру Баки предложил пройти еще километров десять, чтобы и уйти от места охоты, и остановиться переночевать где-нибудь уже в хоженых местах. Брок согласился, они быстро свернулись, прихватив с собой остатки мяса, и Баки привел полянку в первозданный вид.

Когда они вышли на тропу, уже смеркалось, и Брок понял, что Баки вывел их уже на обратный путь. Найдя место для лагеря, они поужинали печеным мясом и собрались устраиваться спать.