Барнс никак не мог даже для себя сказать “наш”, потому что его участие в процессе было исключительно материальным, и это сбивало с толку. Словно, как Стив или Кайл, они не были общими, хотя и жили все вместе. И даже понимая, что ребенок — это не домашнее животное, Барнс все равно никак не мог привыкнуть к мысли, что это будет и его ребенок тоже.
— Наш он будет, Баки, наш. И нет, у меня в роду нет блондинов. Я, знаешь ли, не из колена давидова.
— Знаешь, я вроде и понимаю, что наш, а все равно… Ну, твой… Не знаю. Это сложно как-то все, — Барнс закрылся стаканом с соком. — Для меня это странно. До сих пор странно, что можно вот так вот выбрать не мать, а женщину, от которой будет ребенок. И женщину, которая его родит, и это будут разные женщины. Жаль, что я тоже не могу быть отцом. Может быть, через пару лет второго бы…
У Барнса не было еще ни одного ребенка, которого он даже своим называл через пень-колоду, а он уже думал о втором.
— Я плохо помню сестричек, — вдруг заговорил Барнс о прошлом, о котором старался не говорить. — Но помню, что каждая из них, когда была совсем маленькая, истошно орала, не давая мне спать.
— У нас будет отдельная детская и две няни, — напомнил Себастьян.
— Но мы же сами что-то будем делать, или свалим все на нянь? — Барнс не очень представлял себе, как растить ребенка с няней, да ещё и с круглосуточной, как он понимал.
— Будем, — согласился Себастьян. — Но согласись, что ситуации бывают разные. И ты, и я часто в отъезде. У тебя хоть сестры были, пусть и сто лет назад, а я вообще не представляю, с какого конца к младенцу подходить. Нет, у меня была роль молодого отца с младенцем, но, во-первых, съемки — это не жизнь, во-вторых, это было давно, и в третьих, там ребенку было уже три месяца.
— А ты хочешь мальчика или девочку? — спросил Барнс. — Я хочу девочку. Не знаю, почему. Ты уже как-то говорил, что я хочу принцессу с гранатометом, я помню. Да, наверное так. А может быть, потому, что девочки более нежные и милые существа, нуждающиеся в защите. А еще, знаешь… Я так люблю тебя, что боюсь, вдруг я не смогу любить ребенка, не так же, а вообще любить? Вдруг я буду ревновать?
Эта мысль пришла в голову Барнса не так давно и он ее еще не высказывал Себастьяну, потому что даже сам для себя не хотел озвучивать, но время пришло. Диплом он практически дописал, нужно было поговорить обо всем до того, как ребенок в их семье появится.
— Я… мне, в общем, все равно, мальчик будет или девочка. Это же нельзя спрогнозировать, — сказал Себастьян. — Кого ревновать? Няню к младенцу? И… ты не причинишь малышу зла и будешь о нем заботиться, это я точно знаю. Думаешь, я способен вот так, ни с того ни с сего, всем сердцем полюбить ребенка? У женщин этот процесс поддерживается гормонами, а нам, мужчинам, приходится принимать сначала разумом, а потом уже сердцем, котик.
Барнс вздохнул и погладил Себастьяна по руке, получив неодобрительный взгляд какой-то женщины за соседним столиком. Но Барнс заметил, что неодобрительных взглядов на них с каждым годом было все меньше. Толерантность и законодательное преследование несогласных сделали свое дело, и теперь однополые пары были более обыденны, чем раньше. Но все равно находились люди, которым претило такое развитие событий.
Барнс приторно улыбнулся женщине, почти оскалился, и та тут же отвела взгляд.
— Наверное, я просто боюсь, принцесса, — признался Барнс. — Я прочитал пару книжек про младенцев, с десяток статей, но знаешь, мне это не стало казаться проще и понятнее.
— Ты практик, — улыбнулся Себастьян. — Пока ты не дашь бутылочку сам в первый раз и не поменяешь подгузник, не встанешь ночью к орущему малышу, для тебя все, связанное с детьми, будет Терра Инкогнита. Зато потом ты сможешь делать обзоры на вещи для ухода за младенцами. — И Себастьян подмигнул.
— Вряд ли я буду делать обзоры на вещи для младенцев, — не согласился Барнс. — Но да, ты, наверное, прав. Я — практик. Нам нужны курсы. Перед тем, как у нас появится ребенок, мы должны точно знать и уметь все, что нам может понадобиться, и не по книжкам. Я сегодня допишу диплом и с завтрашнего дня мы можем начать все то, что запланировали.
И Барнс взялся за третий стейк.
— Значит, так и сделаем, — согласился Себастьян и обглодал последнее ребрышко. — Я уверен, есть даже курсы для однополых мужских пар. Это же Нью-Йорк.
— Вот только если донорство и суррогатное материнство секретно, то как только мы окажемся на таких курсах, интернет взорвется предположениями, когда и от кого у тебя будет ребенок, — спрогнозировал возможную отдачу от походов на курсы Барнс. — И еще надо внести в контракт пункт, чтобы суррогатная мать даже имена наши забыла после того, как выносит ребенка. И все равно будут ходить слухи о том, что я позволил тебе кого-то трахнуть.
— Окстись, какие слухи! — рассмеялся Себастьян. — Если человек моего уровня известности “кого-то трахнул”, ребенок остается с матерью и платятся алименты, без вариантов. А ребенок у гей-пары, да еще такой, как наша — это всегда донорство и суррогатная мать. Феминистки нас порвут, конечно, — задумчиво добавил он.
— А что не так с нашей парой, что кто-то из нас не мог кого-то трахнуть ради ребенка? — не понял Барнс.
Даже спустя столько лет он оставался высокообучаемым суперсолдатом, оружием, если надо, просто затянутым в красочный чехол в ромашку и пацифики, но иногда не понимал простых вещей, потому что мир шоу-бизнеса все равно для него оставался загадочным.
— Вдруг мы захотели полной естественности? Или это вообще я кого-то трахнул? — последнее было бы счастливым открытием для любого репортера.
— У нас нет репутации естественников, котик, — объяснил Себастьян, принимаясь за десерт. — А у меня — подкаблучника. За нами довольно пристально следят и, кстати, разочарованы тем, что мы — не источник скандалов.
Он принялся за десерт — овощное суфле с васаби.
— Помню я, год назад развязался скандал, — усмехнулся Барнс. — Помнишь, когда у меня были съемки во Флориде? Я был мил с официанткой, а она, когда я уходил, решила на меня повеситься и подругу подговорила это снять?
История была не сильно веселая, потому что Барнс тогда расценил действия девушки как нападение, и просто скрутил ее, что на камеру, благо, не попало, потому что подруга побежала выручать свою товарку.
— Ну, это не скандал — так, скандальчик. — Себастьян доел и взялся за телефон. — Давай я пока поищу курсы для будущих пап.
— Поищи. На нас ведь никогда не перестанут странно смотреть, да? — спросил Барнс. — Мужики, верны друг другу до опизденения, женаты, теперь еще и ребенка заводим. Мне кажется, что многих бесит то, что у нас все хорошо. Иногда кажется, что люди хотят разрушить наше мирное счастье из зависти.
— Завистников много, — пожал плечами Себастьян. — Не стоит обращать на них внимания. Только мы знаем друг друга изнутри. И, кстати, Стив погрыз мой любимый галстук.
— А зачем ты его раскидываешь непонятно где? — тут же заступился за питомца Барнс. — Я же не жалуюсь, когда Кайл ест что-то мое любимое.
— Он его из коробки с галстуками при упаковке вытянул и погрыз, — пожаловался Себастьян. — А Кайл давно не грызет ничего, у него зубов-то почти не осталось. Чувствую, скоро останусь без собаки.
— Возьмешь новую? — спросил Барнс, успокаивающе погладив Себастьяна по руке. Кайл был уже стар и не такой забавный и активный, как раньше. Уже не носился за мячиком, а чинно прогуливался рядом, и Барнс понимал, что Кайлу осталось не так много, но не говорил об этом с Себастьяном, не хотел его расстраивать.
— Пока не знаю. С одной стороны, детям полезны животные в доме, с другой… нет, не знаю. О, смотри, курсы “Умный папа”, строго для мужчин. И отзывы отличные.
— Позвони туда, спроси, что к чему, — предложил Барнс.
Он думал о том, чтобы подарить собаку, когда Кайл умрет, но решил, что если это произойдет в периоде, когда у них будет младенец, то время не лучшее, а потом Себастьян и сам решит, хочет ли он вообще собаку. Или, может быть, они заведут еще одного кота. Хотя Барнс понимал, что коты не для Себастьяна. По всему выходило, что его муж сам разберется, будет ли заводить себе живность, или нет.
