— Женился, да. Взяли с Конни неделю отпуска, поехали на Гавайи, ей там очень нравится. А дети в скаутском лагере для детей сотрудников ЩИТа. Как ты, Баки? Ты какой-то хмурый. У тебя с мужем все в порядке?

— И как тебе Гавайи? — поинтересовался Барнс. Хотя был уверен, что Стиву понравилось, потому что с тем, кого любишь, хорошо везде. — У нас завтра годовщина. А еще я жду ответа из университета, прошел я, или нет. А еще… Себастьян хочет ездить на метро. Я параноик, Стив. Я постоянно за него волнуюсь, хотя и понимаю, что ничего с ним не случится. Но, помня ту наглухо долбанутую фанатку, которая его чуть не застрелила… Все как-то сложно, что ли. Понимаешь, я очень люблю его и боюсь потерять, а он же хрупкий. Принцесса обычный человек, и отобрать его у меня может любая случайность. Не знаю, может, мне к мозгоправу пойти? Или я просто все еще не могу поверить, что мы с ним вместе навсегда? До самого конца. А еще Себастьян хочет детей. Я вроде и понимаю, что это будет наш ребенок, потому что мы вместе его вырастим, но все равно, я-то к этому ребенку буду иметь очень косвенное отношение, а если он узнает, что я ему никто? Не знаю, Стив, столько всего. А еще между нами пытались вбить клин, прислали смонтированные фотографии моей якобы измены. Я был в таком бешенстве. А потом обиделся на Себастьяна, потому что он в первые минуты поверил в эту чушь. Почему он поверил?

Барнс говорил, вываливая на Стива все, произошло за время с их последней встречи. И, как ни странно, его до сих пор дергало то, что Себастьян тогда поверил, допустил мысль, что такое вообще возможно. И вот сейчас Барнс мог хоть с кем-то поговорить об этом.

— Так, Баки, — Стив сел сам и усадил Баки рядом. — Ну Себастьян же знает, какой ты был бабник, верно? Сначала ты работаешь на репутацию, потом репутация на тебя, и это не всегда во благо. Потому он и поверил на какие-то секунды, что ты бабник. На метро… Согласен, небезопасно, тем более что его на улицах узнают. Но, может, он любит метро? Или у него такое представление о свободе? Нельзя же любимого человека держать в клетке. Теперь дети. С ребенком ты сам себя накручиваешь, потому что родитель не тот, кто родил, а тот, кто воспитал. Вон моя Конни своих приемных только мамой и папой называет. Они волшебные, кстати. Я с ними душой отдыхаю. Ты со своими тестем и тещей общаешься? В какой университет тесты сдаешь?

— Бабником я был две жизни назад, — не согласился Барнс. — Понимаешь, значит, что он во мне сомневается, допускает мысль, что я могу… Вот так вот предать его, все, что между нами есть. Я тогда так на него обиделся. Обиделся и ушел. И знаешь, я ведь понимаю, что невозможно быть идеальным, что сомнения — это нормально. Он же, в конечном итоге, сам убедился, что фото — подделка. Он меня ни в чем не упрекнул, а я…

Барнс вздохнул, понимая, что с темы надо съезжать, а то он совсем расстроится.

— Общаюсь иногда. У нас с Себастьяном друг на друга-то не так много времени, то у него съемки, то у меня, а у меня еще и переводы… Стив, как думаешь, насколько мы продлеваем жизнь своим любимым?

На эту тему он мог поговорить только со Стивом, и поговорить очень хотел, потому что у Стива была возможность хоть провести хоть какие-то исследования. Барнс, конечно, понимал, что вряд ли Стив позволит изучать свою Конни, но, может быть, у него будет хоть какой-нибудь ответ.

Стив пожал плечами.

— Конни говорит, что помолодела лет на пять. Но насчет продления — не знаю, Баки. Мне кажется, мы сможем узнать это только со временем. Мы ведь и про себя ничего не знаем. Вдруг в какой-то момент завод раз — и кончится? И мы мгновенно постареем и умрем? Сыворотку на животных никто не исследовал. Красный Череп… ну, у него неудачный вариант. У меня шестьдесят шесть лет прошли во льдах, так что я не считаюсь. А ты? Сколько лет ты реально прожил?

— Считать надо, иногда я годами жил, когда девочек тренировал в Союзе. Там я вообще много бодрствовал, — начал размышлять Барнс. — Думаю, половину из того времени, что я был в Гидре, точно. А это лет тридцать пять. Плюс почти десять после Гидры. Я жил больше тебя, но не постарел. Себастьян очень хорошо выглядит. Вот только я не знаю, что мы будем делать через десять лет. Тебе проще, про тебя все знают, а нам придется ссылаться на хрен знает что.

— И уехать и начать все заново, как я понимаю, не вариант. А что Себастьян говорит сейчас? Сколько ему лет и на сколько он выглядит?

— Сейчас ему немного за сорок, — вздохнул Барнс, потому что уехать и начать все заново действительно было не вариант. — А выглядит, как я, лет на тридцать, не больше. Я ж тебе его показывал.

Барнс снова достал уже привычный тут телефон, находя их с Себастьяном фото и показывая Стиву.

— Правда, принцесса красивый? — он смотрел на фото, на котором Себастьян состроил обиженную рожу, потому что Барнс в очередной раз возжелал видеть его в панамке. На этот раз в синенькой. А потом похвастался фото, большая версия которого висела у них в гостиной. — А это я. Вроде тоже ничего.

— Красивый, — сказал Стив. — И ты красивый. Самый красивый на свете, Баки. Не обижайся на Себастьяна. Знаешь, сложно верить, когда тебе в нос тычут, казалось бы, достовернейшие доказательства.

— Знаешь, я ему верю, как себе никогда не верил, — Барнс опустил голову, — но желание убить каждого, а, скорее, каждую, кто на него даже просто смотрит, иногда бывает нестерпимо. Я никогда не думал, что так в кого-то влюблюсь, что просто потеряюсь.

— А у тебя там есть кто-то, кроме него? — спросил Стив. — Друзья, коллеги? У меня вот, кроме Конни, есть Сэм и Наташа. С Тони мы давно помирились, хотя все равно часто друг друга не понимаем.

— С Тони вы еще при мне помирились, — усмехнулся Барнс. — Да, у меня есть друг Гарри, он женился недавно, кстати. И еще есть Майкл с семьей, но он живет в Техасе, мы по сети контачим. Это близкие мне люди. Ну и есть те, с кем я общаюсь. Лариса, она фотограф, ей отчего-то нравится меня фотографировать. В сети много народу, с которым обсуждаю оружие. С коллегами не очень, только по работе.

Барнс вздохнул, подумал, а потом решил рассказать, хотя и знал, что Стив этого не одобрил бы. Но почему-то свои тайны хотелось рассказать хоть кому-то, чтобы не жгло внутри, не теребило душу.

— Я знаю, ты меня за это не похвалишь, но я хочу рассказать хоть кому-нибудь. Знаешь, я очень ревностно отношусь к своим друзьям и любимым. А возможности Зимнего Солдата позволяют мне оставаться незамеченным и творить свое правосудие.

— И ты его творишь, — с легкой нотой осуждения произнес Стив.

— Да, — твердо посмотрел в глаза Стива Барнс. — Творю.

— Мы с тобой как будто поменялись характерами, — покачал головой Стив. — Прежде я кидался в любую драку за справедливость, а теперь вот ты… Они знают? Твои друзья? Себастьян?

— Им ни к чему знать, что их друг и любовник — кровожадное чудовище, — пожал плечами Барнс. — Себастьян, даже зная, что я был Зимним Солдатом, все равно не понимает до конца ни возможностей, ни разрушительной мощи, ни изворотливости… Не боится, хотя все, кто знал, что я — Зимний Солдат, боялись. Кроме тебя.

— Невозможно одновременно любить и бояться, — улыбнулся Стива. — Я слишком люблю тебя, чтобы оставалось место для страха. И Себастьян, я думаю, тоже.

— Наверное, ты прав, — Барнс порывисто обнял Стива. — Я тоже люблю тебя. Ты спрашивал, куда я поступил, — он отпустил друга. — Ну, я еще не знаю, поступил ли, но в Нью-Йоркский университет дистанционного обучения. Хочу научиться писать самостоятельно, чтобы писать статьи.

— Будешь журналистом? — спросил Стив. — О чем собираешься писать?

— Журналистом — это вряд ли, — отмахнулся Барнс, явно не видя себя журналистом. — Хочу писать про оружие. Пока я про него снимаю, а если еще смогу писать… Я снимаюсь для нескольких журналов на постоянной основе. Про охоту, про оружие для гражданских парочка тоже, и еще есть журнал для военных. Про охоту я ничего толкового не напишу, хотя охотиться я умею, правда, на людей, — Барнс хохотнул, — а для остальных я бы с удовольствием писал. Может, тоже книгу напишу. Только мне пока писать не о чем.