— Да, давай, — расслабленно откликнулся Себастьян. — А потом поедим. У нас же есть еда?
— Конечно, есть, — отозвался Барнс. — Только давай не уплывать далеко от яхты и не купаться после заката, хорошо?
— Почему не после заката? — заинтересованно спросил Себастьян.
— Берег очень далеко, да и яхту можно случайно потерять в ночи, если далеко уплыть, — объяснил Барнс. Хотя он-то найдет яхту по габаритам легко и запросто, но рисковать Себастьяном не хотелось. — Пожалуйста, Себастьян, не надо в темноте.
Последнее время Барнс называл Себастьяна по имени чаще всего тогда, когда был предельно серьезен, не важно, была ли это просьба, признание в любви или предупреждение.
— Хорошо, Баки, — Себастьян сжал его плечо. — Тогда пойдем поплаваем сейчас. Яхту не унесет течением?
— Якорь — очень полезная вещь, — наставительно сказал Барнс. — Догоняй.
И сиганул с борта яхты, высоко подпрыгнув, оттолкнувшись от нее, успев даже сделать сальто, войдя в воду чуть ли не по олимпийским стандартам.
Себастьян рассмеялся, скинул футболку и обувь, аккуратно положил на одежду солнечные очки, встал на борт и прыгнул с него в море.
Больше часа спустя они снова подплыли к яхте и Барнс усадил Себастьяна на трап, сам оставшись в воде, только устроил руки у него на коленях, положив на них подбородок.
— Если так, то можно и после заката, — разрешил он, понимая, что лишать своего мужа ночного купания он просто не в силах. — Показать тебе русалку?
— О, покажи! — воодушевился Себастьян. — С хвостом? С сиськами?
— Боюсь, хвост и сиськи я себе отрастить не смогу, — грустно сказал Барнс, расплетая свою мокрую косу прямо в воде. Его волосы расплылись вокруг веером. Закончив это нелегкое дело, он нырнул, и какое-то время его не было. Себастьяну даже пристало бы поволноваться за мужа, который уплыл куда-то в закат. Но вот Барнс появился в метрах ста от яхты и стал приближаться, выныривая из воды и снова погружаясь в нее. Ему хватало сил сделать это без рук, он действительно был похож на дельфина или русалку, а, вернее, тритона, окутанный своими волосами.
Себастьян восхищенно всплеснул руками.
— Я тоже волосы отращу! — заявил он, когда Баки подплыл поближе.
— Принцесса, твоя следующая же роль твои волосы отрежет, — заметил Барнс.
Он обхватил колени Себастьяна, укладывая на них голову, волосы веером расплылись вокруг него.
— Откуда ты знаешь? — спросил Себастьян, гладя его по голове. — Моя следующая роль — нежный муж серийной убийцы.
— Тогда отрасти, я не против, — Барнс поцеловал его в колено, а потом раздвинул ноги, устраиваясь между ними, поглаживая член. — Ты очень красивый, тебе пойдет. Мне же идет. А мы похожи.
— Да и мне идет, ты же видел, какие у меня были волосы, когда я тебя играл.
— Очень идет, — согласился Барнс, подбирающийся губами к члену Себастьяна.
— Наглотаешься соленой воды, — предупредил Себастьян. — И утопишь мои плавки.
— Плевать, — отмахнулся Барнс. — Хочу…
Он стянул с Себастьяна плавки, закидывая их на борт, и приник к полувозбужденному члену, обхватывая губами головку. Сам он купался совершенно голый, и его член давно стоял до боли.
Мелкие теплые волны ласкали бедра Себастьяна, член тонул в невероятном плене горячего рта. Он вцепился обеими руками в поручни трапа и сполз чуть ниже, давая Баки больше доступа.
Горечь морской воды мешалась с сладостью кожи. Барнс прижал языком головку к небу и перекатывал ее, словно леденец, наслаждаясь производимым эффектом. Схватиться за свой член не получалось, потому что приходилось банально цепляться за поручни, чтобы удержаться на воде.
Барнс стонал от удовольствия. Его окутывала, обнимала вода, а сам он мог доставлять удовольствие самому дорогому в этом мире человеку.
Себастьян расслабился почти до потери сознания. Ему было так хорошо, так правильно, так невероятно. Океан и колыхание волн, и ночь, и звезды, и эта нежная ласка…
Губы и язык ласкали вожделенный член, а сам Барнс плыл, плыл, плыл и плыл, погружаясь в невероятную негу, погружая в эту негу и Себастьяна.
“Принцесса… Себастьян… как же я люблю тебя” — кристаллизовалась мысль в голове, пока рот был занят членом.
Барнс ласкал и ласкал член Себастьяна губами и языком, подхватив его под задницу, держась на воде только благодаря ему.
Себастьян вцепился в поручни изо всех сил, чтобы не соскользнуть в воду. У него подрагивали бедра, яйца поджимались, член вздрагивал от нетерпения.
Барнс сосал и сосал его член, насаживаясь на него до горла, стонал и мурлыкал одновременно, чувствуя себя на седьмом небе от того, как тянуло в паху, как сводило ноги в сладкой судороге.
Себастьян долго, протяжно простонал, кончая, и едва не выпустил из рук поручни трапа.
Барнс облизнулся, глотая, и поднял голову, посмотрев на Себастьяна. Даже в свете луны его губы были яркими, он с вожделением смотрел на своего мужа, его всего скручивало возбуждением, почти корежило, так хотелось почувствовать влажный плен чужого рта.
— Выбирайся, — велел ему Себастьян. — Если мы просто поменяемся, я утону.
Барнс с трудом дождался, пока Себастьян уйдет с трапа, и оказался на борту в мгновение ока. Мокрый и безумно возбужденный.
Себастьян усадил его куда пришлось, встал перед ним на колени и склонился над гордо стоявшим темным соленым членом.
Барнс откинулся, опершись руками о борт за спиной, чтобы не притянуть голову Себастьяна, чтобы резко не ворваться в этот желанный рот, чтобы не навредить ненароком. Он чувствовал горячее дыхание на своей коже, и его вело.
— Я сейчас сдохну, принцесса, — хрипло выдавил Барнс.
Себастьян провел языком от яиц до головки, слизывая соль.
— Тогда ты умрешь счастливым, котик, — сообщил он и облизал головку.
Почувствовав вожделенное, долгожданное прикосновение, Барнс зашипел, выдыхая сквозь зубы, чтобы не заорать от избытка ощущений.
С Себастьяном всегда было так — на грани. Чувства зашкаливали, практически полностью отключая рассудок. Нервы словно оголялись, и по ним било, как по натянутым гитарным струнам.
Сначала Себастьян долго облизывал член Баки, словно это было мороженое — черное, солоноватое, с чернилами каракатицы. Обводил языком корону, дразнил уздечку, очерчивал каждую вену. Потом, наигравшись, обхватил член рукой у основания и взял в рот.
Барнс замер, он почти не дышал, ощущая каждое прикосновение чуть ли не взрывом. Хотелось большего, хотелось всего и сразу, но он терпеливо ждал, зная, что все будет. У них все будет.
Не выдержав, Барнс все же потянулся рукой к Себастьяну, но пересилил себя и просто погладил того по голове, по плечу.
Было ярко. Невероятно ярко. Барнс старался дышать размеренно, чувствуя как удовольствие заполняет каждую клеточку тела.
Себастьян никуда не спешил, размеренно насаживаясь ртом на член. Он знал, что Баки всегда до крайности возбуждается, когда ласкает его, и хотел растянуть для мужа удовольствие. Баки и так был практически на грани — Себастьян определял это по его тяжелому прерывистому дыханию, по тому, как напрягался живот и подрагивали бедра, по твердости члена и особенно головки, по тому, что к вкусу моря примешался вкус предъэякулята.
— Господи… — протянул Барнс, несильно прижимая голову Себастьяна к себе, вынуждая взять глубже. — Господи… Себастьян… не… останавливайся.
Тело пронзало удовольствием, оно накатывало неотвратимым шквалом. Барнс чувствовал, что ему недолго осталось, а так хотелось еще и еще чувствовать горячий плен этого рта.
Себастьян сжал губы и ускорился, работая языком. Баки был уже на самом краю. Себастьян знал это наверняка.
Застонав громко, протяжно, Барнс почти больно вцепился в волосы Себастьяна. По телу прокатилась волна жара, и он кончил, мелко задрожав, съехал задницей на палубу, в лужу натекшей соленой воды, и обхватил Себастьяна руками, прижимая к себе, впиваясь поцелуем в его губы, чувствуя свой вкус.
Они целовались, и Себастьян чувствовал, как по спине бегут мурашки. Когда они наконец смогли оторваться друг от друга, он сказал:
