— Эм… — Барнс посмотрел на Себастьяна озадаченно, потому что покалечить его было довольно сложно, особенно обычному человеку. — Меня даже Стив не покалечил, чего говорить о простых людях?

— Логично. А зачем тебе это надо? Не из-за денег же.

— Деньги — это приятный бонус. Хочу… Не знаю, хочу мордобоя, хочу вот этой вот херни. Не постоянно, но иногда как нахлынет, и я иду и выхожу на один, редко два боя с самым сильным противником. Меня еще никто не уделал, — Барнс подошел к Себастьяну и обхватил его ладонями за плечи, поглаживая. — Наверное, мне просто нужна жестокость. Я не могу жить в мире, потому что часть меня все равно остается на войне.

— Тогда в следующий раз я пойду с тобой, — сказал Себастьян. — Как зритель. Поставлю на тебя, наверное. Я хочу знать своего мужа. И эту твою сторону — тоже.

— Ты и так меня знаешь, — Барнс притянул к себе Себастьяна и поцеловал.

— Баки, спорить бесполезно, — покачал головой Себастьян. — Я приду. А ты скажешь мне, куда и когда.

— А я разве с тобой спорю? — удивился Барнс. — Я говорю тебе, что тебе не обязательно смотреть, как я бью кому-нибудь морду, чтобы знать меня. Но если тебе так хочется посмотреть, то я не против.

— Давай убирай весь этот бардак, — скомандовал Себастьян. — И учти, до четырнадцати тысяч наличкой в месяц можно в банк спокойно вносить, никто не заинтересуется.

— Я подумаю насчёт банка, — честно сказал Барнс, собирая раскиданные Стивом деньги. Он согнал котенка с насиженного места, подумал, и посадил его к себе на шею. Тот поторопился было спрыгнуть, но понял, что сидя, равновесие не удержишь, и привычно распластался воротничком. — Я, кстати, себе брелок купил. Пацифик. Сейчас думаю, что я, таскающий пацифик, — это какой-то оксюморон. Хотя он плоский, круглый, можно по-разному использовать.

— Ага, как кастет, — согласился Себастьян и сел на кровать. — А у вас там хиппи были?

— Там — это где? — не понял Барнс. — И у кого “у нас”??

— Там — это в той вселенной, откуда ты родом. А “у вас” — это “у вас”.

— Были, конечно. Только я с ними никогда не сталкивался. Тем более, насколько я знаю, рассвет хипповства был, когда я был в Союзе, — рассказывал Барнс, — а там все было строго. Так что как явление хиппи были, но мне с ними всю дорогу было не по пути. Даже не знал никого. Знаю, что меня хотели кинуть на одного ретивого противника войны, но потом передумали, не знаю, почему. Принцесса, я не думаю, что наши миры так уж сильно отличаются, чтобы в нем не было таких вещей, как хиппи, скины, панки, третий рейх и прочая хрень.

Сложив деньги обратно в карман рюкзака, Барнс подошёл и обнял Себастьяна.

— Я так тебя люблю….

Себастьян провел губами от его уха к скуле.

— Я тоже тебя люблю, котик. Иначе — как бы мы вообще были вместе?

Сжимая Себастьяна в объятиях, Барнс думал о том, какое это счастье — просто любить его. Наверное, он хотел бы быть рядом, даже зная, что ему ничего не светит, просто потому, что быть рядом — уже больше, чем можно было бы мечтать.

— Хочу тебя, — шепнул Барнс на ухо Себастьяну, горячо выдохнув, и обвел ухо кончиком языка. — Так хочу, что мозг плавится, мыслей ноль, и член стоит.

Последнее Себастьян немедленно проверил.

— Ведь и правда стоит, — с наигранным удивлением сказал он и погладил то, что нащупал.

— Что я тебе, врать, что ли, буду? — притворно обиделся Барнс. — Как будто ты не отвечаешь мне взаимностью.

И внаглую забрался руками Себастьяну в штаны.

— О, — удивленно произнес Себастьян. — И что ты там нашел?

— Кое-что очень интересное, — облизнул Барнс, поглаживая тут же ставший твердым член Себастьяна, а потом медленно опустился перед ним на колени. — И это интересное тоже интересуется мной.

Резко сдернув с мужа штаны вместе с бельем, Барнс прижался щекой к паху, выдыхая. Себастьян запустил пальцы в волосы Баки, поворошил их. Тот заурчал, погладил член Себастьяна, погладил бедро, а потом взял и обхватил губами головку.

Себастьян качнулся вперед, в нежный плен горячего рта. И подумал, что он очень везучий: ему уже сорок один, скоро сорок два, но у него все равно секс почти каждый день, и его же хватает на это!

Барнс увлеченно сосал, то пропуская в горло, позволяя головке толкнуться в стенку глотки, то посасывал одну головку, играя кончиком языка с уздечкой. В процессе он совсем стянул с Себастьяна штаны, заставив выступить из них, а потом вообще толкнул его на кровать, заставляя развести ноги шире, гладил внутреннюю сторону бедер, поглаживая яйца, проходился пальцами по сжатому входу.

Он хотел, как же он хотел Себастьяна, своего мужа, единственного в целом мире человека, ради которого он бы и развязал, и закончил любую войну, заставил бы измениться рельеф мира, сравнивая с землёй одни вершины и возводя другие.

— А давай сегодня ты снизу? — выдохнул Себастьян. — Хочу твою задницу.

Барнс умудрился кивнуть, но не оторвался от своего занятия, продолжая сосать, при этом сладко постанывая.

Себастьян откинулся на кровать и предложил:

— Оседлаешь меня?

— Все сам, все сам, — проворчал Барнс, все-таки выпустив изо рта член, быстро разделся и вытащил из рюкзака смазку.

— Я ленив, ты знаешь, — Себастьян разлегся на кровати, поглаживая член.

— Хорошо, раз мой дражайший супруг желает… — Барнс перекинул через Себастьяна ногу, но остался стоять над ним на коленях. Вылив на пальцы смазки, он завел руку за спину, принимаясь растягивать себя. Его член покачивался, пачкая живот.

Себастьян дотянулся до него и принялся поглаживать член, размазывая по нему предъэякулят, гладя уздечку и выступающие рельефные вены кончиками пальцев.

Барнс сладко выдохнул, прикрыв глаза, насаживаясь на собственные пальцы, подаваясь на ласку Себастьяна.

— Господи, не могу больше, — рвано выдохнул он, заменяя пальцы членом мужа. Барнс опускался медленно, словно издеваясь, кусал губы, зажмурившись, и медленно дышал.

Себастьян придерживал его за бедра и старался сам лежать смирно и не подаваться вверх, не спешить. Хотя так хотелось войти целиком в это тесное, горячее, свое.

Опустившись на член до конца, Барнс замер, давая себе время привыкнуть. Как же он любил это чувство заполненности, растянутости, как правильно ощущался член внутри. Ни один мужик никогда не ощущался так правильно, так желанно, как Себастьян.

— Ну же, — Барнс плавно двинулся, предлагая мужу поучаствовать в процессе.

Себастьян легонько шлепнул его по бедру и подался вверх. Они с Баки всегда моментально находили общий ритм, двигались слаженно и плавно, как в танце.

Барнс выгнулся и протяжно застонал, запрокинув голову, срываясь на бешеный темп.

— Баки, господи! — вскрикивал Себастьян.

В паху у него разгорался огонь, словно он вот-вот взорвется, кончится, разлетится острыми искрами. Себастьян ухватил член Баки и принялся жестко дрочить.

Удовольствие захлестывало медленно, но неотвратимо, накрывая, погребая под собой — не выбраться. Ощутив такую желанную ладонь на своем члене, Барнс чуть не взорвался тут же, не кончив только усилием воли. Он сжался на члене, двигаясь быстро, рвано, взнуздывая себя, чтобы не кончить раньше.

— Давай, принцесса, кончи для меня, — хрипло выдохнул Барнс, слабо соображая, что он делает, что говорит. Он только чувствовал, чувствовал всем собой одного единственного человека, которого безумно любил.

— Вместе, — вырвалось у Себастьян.

Он закричал, продолжая дрочить, и кончился весь. Перед глазами полыхнул фейерверк, мышцы свело наслаждением.

Они были настолько четко, идеально, полно подогнаны друг под друга, словно выточенные мирозданием по одному лекалу, что могли это — кончить одновременно.

Поняв каким-то иным чувством, что его любовник на грани, Барнс отпустил себя, позволил себе захлебнуться удовольствием, на какое-то долгое мгновение напрягаясь всем телом, изогнулся и практически рухнул на Себастьяна, не имея ни сил, ни желания шевелиться. Даже не пытаясь сняться с опадающего члена.