Себастьян, тихо постанывая, откинул голову, открывая шею, и потянул с Баки футболку.

Тут же стянув с себя ненужную тряпку, Барнс вновь приник к Себастьяну, прижимаясь кожа к коже, потерся об него всем телом, давая почувствовать свое возбуждение.

Это было словно наваждение. Стоило Себастьяну оказаться рядом, коснуться его, и Барнс тут же таял, захлебывался возбуждением, желанием. Его муж был его личным сортом наркоты, слезть с которой не представлялось возможным.

Когда Себастьян почувствовал, как широкая горячая ладонь обхватила его член, он укусил Баки за плечо, чтобы не застонать в голос. Тонкие тканевые стенки палатки давали иллюзию уединения, но пропускали любые звуки.

— Думаешь, надо было подождать, когда мелкие уснут? — тихо спросил Барнс, сжимая в ладони каменно твердый член Себастьяна.

С одной стороны, он не хотел смущать детей их стонами, но даже по другим звукам, по дыханию, по шелесту спальников в этой тишине дикой природы будет понятно, чем они там занимаются. А заняться хотелось. Барнсу иногда казалось, что он пытается затрахать Себастьяна, пока тот еще может заниматься сексом, потому что никто не давал никаких гарантий, сколько еще его организм будет бодр и относительно молод.

— Чтоб они гарантированно проснулись? — спросил Себастьян.

— А так они просто не заснут? — рассмеялся Барнс, продолжая ласкать его.

— Надо было нашу палатку на другой стороне озера ставить, — Себастьян говорил и перекатывал в пальцах сосок Баки.

— Чтобы ты распугал всех несчастных зверушек, которые бы захотели познакомиться с нашими вещами поближе? — мурлыкнул Барнс и нырнул в спальник, непонятно как сворачиваясь там в компактный клубок, и обхватил губами головку члена, обводя ее языком.

Себастьян проглотил стон и прикусил запястье, чтобы не орать. Они оба были громкими в постели, и Себастьян давным-давно отвык сдерживаться.

Барнс самозабвенно сосал, ласкал яйца Себастьян, поглаживая за ними, и получал просто неимоверный кайф только от этого, от того, что может ласкать своего мужа, может дарить ему наслаждение.

Краем уха он слышал, как дети устраивались в палатке, как перекинулись парой фраз по поводу родительской интимной жизни, даже порадовавшись за них с Себастьяном, а потом со смехом пожелали им спокойной ночи и, похоже, заткнули уши наушниками.

Все это Барнс услышал, но не стал придавать никакого значения, потому что был занят более интересным делом. Ему казалось, что он сам кончит только от сдавленных, заглушаемых как только можно, стонов Себастьяна, и даже не придется дрочить.

Себастьян чувствовал, что вот-вот распадется на части, на яркие осколки, разлетится брызгами. Он проглотил крик и выгнулся, изливаясь в жадный рот.

По телу Барнса прокатилась обжигающая волна, он вылизал член Себастьяна, поцеловал в подвздошную кость и прижался щекой к рельефному животу, поглаживая бедро.

Тело ломило неудовлетворенностью, но Барнс был бесконечно счастлив, зная, что доставил удовольствие своему мужу.

Себастьян потянул его наверх, погладил по животу и ниже, нащупал член и обвел большим пальцем влажную головку.

Барнс тут же толкнулся в руку и впился в губы, глуша стон поцелуем. Он чувствовал, что кончит если не прямо сейчас, то очень быстро, потому что все внутри горело от возбуждения, желания, от близости Себастьяна.

Несколько движений — и на руку Себастьяна плеснуло горячее. Баки напрягся, вытянулся и обмяк. Второй рукой Себастьян кое-как нащупал за пределами спальника влажное после купания полотенце, затащил его в спальник и вытер себя и Баки.

— Я все равно опробую на тебе этот кляп, зря, что ли, с собой брали? — усмехнулся Барнс, натягивая на Себастьяна термобелье, чтобы тот не замерз ночью.

Барнс не любил сразу вот так вот выпускать мужа из объятий, поэтому, как только Себастьян снова был одет, он подгреб его, устроил его голову у себя на плече и принялся поглаживать, целуя в макушку.

— Спи, завтра я наловлю тебе рыбы, — пообещал Барнс. — Тут много озер. И река есть. А еще ягод насобираю. Ты хочешь ягод?

— Я всего хочу, — сонно ответил Себастьян. — Зря я, что ли, сюда тащился?

— Ты сюда ради нас притащился, — ласково погладив Себастьяна по волосам, сказал Барнс, устраиваясь поудобнее и закрывая глаза. — Так что наслаждайся семейным отдыхом.

— Наслаждаюсь, — пробормотал Себастьян и почти сразу уснул.

— Люблю тебя, — тихо сказал Барнс и закрыл глаза, засыпая.

Проснулся он очень рано, хотя в условиях полярного дня понятия “рано” и “поздно” становились не столь актуальны, и аккуратно выбрался из спальника, чтобы не разбудить Себастьяна, который сладко спал, прижавшись к нему спиной.

Прикинув, что раньше, чем часа через три, никто не проснется, Барнс наловил на завтрак рыбы и пошел собирать ягоды. За пару часов он набрал полный двухлитровый кан и вернулся в лагерь, принимаясь разводить костер и готовить завтрак.

Первыми завозились в своей палатке дети, привыкшие в походах вставать довольно рано, а потом высунулась растрепанная и еще не до конца проснувшаяся Мика.

— Рыба? — принюхавшись, спросила она.

— Рыба, — подтвердил Барнс. — Просыпайся, дорогая. Твоя вода тебя ждет.

Мика сходила к озеру умыться и почистить зубы, налила себе стакан кипятка и насыпала в него морошки и черники. Умытый Лекс сделал себе кофе.

— Тата спит? — спросил он.

— Пока спит, — прислушался Барнс. — А что? Думаешь, пора будить?

— Не стоит, — сказала Мика. — Пусть отдыхает.

— Рыба уже готова, — возразил Лекс. — Пора будить. Тата! — закричал он. — Завтрак готов!

— Злой ты, Лекс, — усмехнулся Барнс. — Не жалко тебе тату? Рыба горячая еще. Хотя, пока тата проснется и умоется, она как раз остынет. Себастьян, подъем!

Себастьян выполз из палатки с полотенцем, флаконом жидкого мыла и зубной щеткой. Его щеки покрывала серебристая щетина — бороды и у него, и у Баки были уже совсем седые.

— Утречко, мои дорогие, — улыбнулся он. — Не ешьте рыбу без меня, я быстро.

Он умылся у озера и сел у костра в термахе и походных штанах. Черная термоткань красиво обтягивала его плечи и грудь.

— Что у нас с кофе? — спросил он.

Лекс протянул ему кружку.

— Не понимаю, — сказал он, — как ты можешь пить растворимый кофе с сухими сливками без сахара.

— Да уж могу, — улыбнулся Себастьян. — Спасибо.

Барнс задорно грыз рыбу прямо с костями, совершенно не обращая на них внимания. Кофе в походах он предпочитал черный, но сыпал туда неимоверное количество сахара. Закинув в рот пару пригоршней ягод, он оставил семейство завтракать, а сам пошел собирать вещи. Как ни странно, в отличии от того, как он раскидывал свои вещи дома, в походе он умудрялся сохранять в вещах порядок и не кидать их где попало, даже по палатке не раскидывал.

Дети собрались привычно быстро, совершенно без спешки укладывая вещи обратно в рюкзак, оставалось собраться только Себастьяну.

Себастьян позавтракал рыбой и ягодами. Собрался он как мог, поморщившись от того, что полотенце придется упаковывать влажным и в сперме.

— Лапушка, хочешь я прополоскаю тебе полотенце, и оно на рюкзаке высохнет к обеду? — предложил Барнс, видя мучения мужа.

Он старался отслеживать настроения Себастьяна, чтобы вовремя его поддержать и успокоить, потому что прекрасно понимал, что это очень непривычная среда для него. А Барнс не хотел, чтобы Себастьяну было некомфортно, неудобно, грустно или плохо.

— Прополощи, пожалуйста, — согласился Себастьян.

========== 41 ==========

Поход по Аляске прошел без приключений. К третьему дню Себастьян втянулся, хотя так и продолжал зябнуть по ночам.

Они вернулись в Нью-Йорк через две недели, и пустой без Стива и Гриза дом воспринимался уже спокойнее.

День дома — и Себастьян улетел в Прагу. Баки и дети вылетели за ним. Мика предвкушала прогулки по Старому Городу и музеи, Лекс — старинную архитектуру и чешскую кухню, о которой много слышал.