— А на других языках, значит, можно? — хохотнул Барнс.
— И на других нельзя, — строго сказал Себастьян. — Кстати, я узнал у тренера — на крав мага берут с трех лет.
— С трех — это хорошо, — задумчиво сказал Барнс. Он понятия не имел, со скольки лет можно учить детей драться и не мог понять, с чего начать обучение стрельбе. По здравому размышлению, учить своих детей чему-то самостоятельно он мог лет с четырнадцати, не раньше, и если у них уже будет подготовка, это к лучшему. — А еще что? Или, думаешь, рано планировать их жизнь так загодя? Хотя мы можем просто помечтать.
— Ну, с трех же они пойдут в садик, раньше я не хочу их отдавать. Будут учиться там общаться с другими детьми. Вот, можешь у Майкла спросить, когда он начал учить своих мальчишек стрелять.
— Поинтересуюсь обязательно, — заверил Себастьяна Барнс. — А кроме садика? У меня такое ощущение, что я хочу вырастить подобие Наташи с поправкой на более мирную жизнь. По крайней мере, список того, что бы я хотел, чтобы умели наши дети, обширен. Я не прав?
— Знаешь, я как раз против этой моды на раннее развитие, — сказал Себастьян. — У детей должно быть детство. К тому же все это раннее развитие только тешит родительское тщеславие, а детям от него никакой пользы. Так что — программа нормального садика с испанским языком, минимум гаджетов, максимум физической активности. Чтобы спать они падали, убегавшись, а не наглотавшись таблеток от СДВГ.
— Но идея крав мага с трех лет мне нравится, — сказал Барнс. — А гаджеты… Если мы им сами давать не будем, чтобы отвлечь, потому что нам неохота с ними заниматься, то они и знать ничего о них не будут. И лет до семи так точно должно оставаться. А потом посмотрим. Тебе скачать сказок на румынском? Или у твоей мамы сборник есть? А то на русском я уже закинул в читалку.
— У мамы должно быть, а если нет, она достанет, — заверил Себастьян. — Хотя румынские сказки — они странноватые. Вроде и сюжеты стандартные, а обвязка такая, что глаза на лоб. Есть, например, румынская сказка про девку, которая стала парнем.
— Я тут уже хапнул сказок почитать, благо они короткие почти все. Есть болгарская сказка “девушка, сделанная из извести”. Так там главная героиня отрезала себе нос, чтобы парень принес ей иголку, которую она уронила. Так что девка, которая стала парнем — это фигня. Или давай я тебе переведу десяток сказок поприличнее на румынский? — Барнс, ознакомившись с тем, что предлагалось читать детям на ночь, был, мягко говоря, в шоке. Особенно наткнувшись на оригинальные варианты таких известных сказок, как Белоснежка, Спящая красавица и Золушка.
— Да румынские сказки приличные, я их помню, — улыбнулся Себастьян.
— Значит, ты читаешь на румынском, а я на русском, — заключил Барнс. — На английском им Дора со Стэллой хорошо почитают.
У Барнса зажужжал телефон, который лежал под диваном, тот его легко достал, глянул на экран и вздохнул.
— Барнс, — коротко ответил он, выслушал кого-то на том конце, помолчав. — Да, я согласен, даты меня устраивают. Хорошо. До свидания, — и посмотрел на Себастьяна, кладя телефон обратно. — Работа. Студийные съемки с какой-то новой лабудой.
— У меня тоже съемки через две недели, в Денвере, — напомнил Себастьян. — Дней на десять.
— Не, у меня здесь, студийные, правда, чего-то дней пять снимать хотят, — обрадовал Барнс. — Скоро есть, гулять и спать. Ты гулять пойдешь?
Барнс любил гулять с детьми, ему нравилось, с какой завистью на него смотрели некоторые женщины с колясками. А некоторые с сожалением, ибо занят и с детьми. Поскольку Барнса знала не каждая собака, а рожа его была известна только в определенных кругах — далеко не все интересовались туристическим снаряжением и одеждой, особенно молодые мамы, — он даже пытался знакомиться иногда, когда гулял с детьми без Себастьяна. Он тренировался, понимая, что им с Себастьяном придется общаться с другими родителями, но это оказалось непросто. Хотя разговор о детях заводился легко, Барнс понимал, что ему неинтересно слушать про чужих детей, а больше молодые мамы говорить ни о чем не могли, они даже слушать не могли, почему-то, стоило Барнсу задать какой-нибудь вопрос, они готовы были нести любую чушь, лишь бы говорить. Или с ним предпочитали не разговаривать вовсе. Барнс предполагал, что ему просто не везло, и нормальные матери существуют. Но ему пока попалась только Лариса.
— Пойду, — кивнул Себастьян, поглаживая Мику по спинке. — Какие же они все-таки маленькие.
— Еды им пока сделаю, маленьким, — Барнс поднялся с дивана, одновременно ловко перекладывая Лекса на согнутую руку. Тот недовольно наморщился, похоже, собираясь заплакать, но Барнс принялся его покачивать, и малыш успокоился.
Действовать одной рукой Барнс привык ещё в Ваканде и сейчас запросто разводил смесь, держа в одной руке ребенка.
— Держи, — принес он бутылочку Себастьяну, а сам принялся кормить Лекса.
Мика вцепилась в бутылочку, кажется, даже не просыпаясь. Она усердно сосала, смешно морща крошечный носик.
На прогулку сподручнее было собираться вдвоем, потому что пока оденешь одного, пока второго, и это все, когда уже собран сам, потому что дети не должны перегреваться в уличной одежде. В итоге, совершив все эти манипуляции, прихватив кучу всего, что может понадобиться спящим малышам на прогулке, они оказались на улице.
Лекс вырубился почти сразу, а Мика еще тащила в рот игрушки, натянутые на коляску, чтобы было не скучно, но и она уснула довольно быстро.
— Знаешь, вроде бы они такие маленькие, но насколько они выросли, — Барнс очень любил катать коляску и редко давал ее Себастьяну, когда они гуляли, если тот сам не просил. — Прошло всего три месяца и шестнадцать дней, а время просто пролетело, быстро и незаметно.
Поздняя осень никогда не красила Нью-Йорк. Было холодно, ветер трепал голые ветви деревьев, пасмурное небо словно наседало на город, давя собой. Налетел неприятный порыв ветра, и Барнс понял, что крутить коляску туда-сюда не получится, потому что ветер особо-то не прекращался, и он пониже надвинул крышу коляски, чтобы малышам не так сильно дуло.
Себастьян поплотнее завернулся в шарф.
— Уже и Рождество скоро, — сказал он. — Знаешь, я думаю, в следующем году придется ставить елку. Для детей.
— Не кот, так дети свернут елку, — предположил Барнс. — Можно поставить маленькую, искусственную. От настоящей слишком много грязи в итоге, она осыпается. И только не на мой подоконник. Но да, елку надо.
— Укрепим, — сказал Себастьян. — Или к потолку подвесим. Тогда и елка будет, и не доберется никто.
Он чихнул и потер озябший нос.
Барнс остановился, притянул Себастьяна к себе и поцеловал, нежно, но коротко. В такую мерзкую погоду в парке было настолько мало народу, что можно было хоть сексом заняться, никто бы не стал снимать.
— Вот сам и будешь подвешивать, — рассмеялся он. — Можно нарядить только мишурой, без шаров, чтобы было не страшно, если опрокинут. К следующему Рождеству они уже начнут ходить, наверное. И говорить должны начать.
— И основание утяжелить, — согласился Себастьян, берясь за коляску. — Растут малыши… — с нежностью сказал он. — И все-таки до детей надо дозреть. Десять лет назад я был совсем не готов.
— Мне иной раз кажется, что я до сих пор не готов, — признался Барнс. — Я бы не смог бросить все, без няни сидеть с детьми безвылазно, даже с одним, а их-то двое. Повезло нам, что у нас есть возможность практически не менять свою устоявшуюся жизнь.
— Котик, ну так мы столько всего сделали для этого, — напомнил Себастьян. — Особенно ты.
— Знаешь, обретя тебя, я тут же расхотел воевать. Стив тоже закончил с войной, найдя свою Конни, — размышлял Барнс, засунув руку в муфту на ручке коляски и обхватив ладонь Себастьяна своей. — Ты замёрз?
— Немного. Пора перелезать в пуховик. Кстати, что у тебя с зимней одеждой? Не пора ли нам устроить забег за покупками?
— Это ты мерзляк, — погладил Себастьяна по руке Барнс. — Мне зимняя куртка не нужна. Пальто под костюмы у меня есть, если что. А так я на машине езжу, чего мне? Моя кожанка меня вполне устраивает. А вообще, я не хочу по магазинам за шмотками.