Он поиграл с уздечкой и насадился на член до упора, пропуская глубоко в горло.

Себастьян закрыл глаза от удовольствия. Он так любил горячий жадный рот Баки, его юркий умелый язык.

Барнс самозабвенно сосал, тихо сладко постанывая. Его член изнывал, стянутый бельем, без внимания, он терся о постель, мечтая хотя бы стянуть белье, но руки были заняты, сжимая самую охуенную на свете задницу.

— Сильнее, — попросил Себастьян. — Баки, пожалуйста, сильнее!

Барнс застонал, он любил слушать голос Себастьяна, особенно, когда отсасывал ему. Он принялся активнее сосать, то сжимая головку губами, то вибрируя горлом, сжимая головку им. Ласкал яйца и промежность, пробираясь пальцами ниже.

— Я… — тихо сказал Себастьян и подавился стоном. — Господи, Баки…

Барнс застонал, желая что-то сказать, но рот был занят членом, который он не собирался выпускать. Он ласкал ствол языком, сжимая горлом головку, чувствуя, что Себастьян уже готов кончить, ему осталось совсем чуть-чуть. И это возносило самого Барнса на вершину удовольствия.

Себастьян выгнулся и закричал, прижимая голову Баки к своему паху. Удовольствие прострелило его от промежности до затылка и оставило обессиленным и распластанным по постели.

Сглотнув, Барнс выпустил изо рта опадающий член, погладил Себастьяна по бедру и забрался повыше, чтобы положить голову ему на грудь. Взяв его руку, он приложил ладонь к своему колом стоящему члену.

Как он хотел Себастьяна, если бы кто знал. Барнс застонал, стаскивая с себя мешающее белье.

Себастьян дождался, пока он разденется, и опрокинул на спину. Погладил по бедрам и провел языком от мошонки до головки.

Барнс мелко задрожал и поджал пальцы на ногах от приятных ощущений. Его член дрогнул от напряжения. Барнс застонал, выгибаясь, желая коснуться членом губ Себастьяна, почувствовать их прикосновение.

Себастьян неторопливо облизал головку, приласкал кончиком языка щелку, пощекотал уздечку. Потом не спеша насадился ртом на член.

— Да… — простонал Барнс, поглаживая Себастьяна по затылку. — Да, лапушка… А потом я тебя трахну, — пообещал он.

Себастьян неторопливо и сосредоточенно трудился над членом Баки, ласкал его яйца, гладил промежность. Он так любил Баки, любил ласкать его, чувствовать его возбуждение.

Барнс выгнулся, зажмурив глаза от удовольствия, растекающегося по телу. Он обхватил голову Себастьяну руками, чуть надавив, скорее обозначая властное желание, чем осуществляя его.

Грудная клетка вздымалась от резкого прерывистого дыхания, Барнс был весь напряжен, как струна, чувствуя, как удовольствие растекается по телу.

Cебастьян боготворил его член языком и губами, поклонялся ему горлом, обожествлял его пальцами. Он любил этот меняющийся по мере возбуждения вкус, эту твердость ствола и нежность кожи.

Ощущая горячий влажный плен любимого рта, Барнс просто с ума сходил. Он отпустил голову Себастьяна, вцепившись пальцами в покрывало, которое затрещало под ними. Он чувствовал, как сейчас взорвется, не выдержав этого невероятно приятного напряжения.

— Лапушка… — простонал Барнс, проглотив пару согласных, — еще…

Себастьян ускорился, стал ласкать Баки жестче, чувствуя, что тот вот-вот кончит. Сперма ударила ему в горло, и он еще с минуту или две выдаивал член Баки языком.

Дыхание Барнса медленно успокаивалось, он нежно гладил Себастьяна по волосам, наслаждаясь посторгазменной негой.

— Иди ко мне, — потянул он на себя мужа.

Барнс хотел чувствовать его рядом с собой, кожа к коже. Прижаться к нему, как всегда любил делать после вынимающих душу ласк.

Себастьян устроился на нем, растянулся, раскинув руки. Полежал так, а потом обнял.

Перевернувшись, Барнс уложил Себастьяна на кровать, а сам устроился у него под боком, положив голову на плечо. Прижался всем телом, касаясь губами ключицы, груди. Он таял, растворялся в Себастьяне, полностью окунаясь в него в моменты близости.

Барнс гладил Себастьяна по груди, бедрам, касался пальцами лобка. Наслаждался в который раз изучая и так знакомое до последней впадинки и выпуклости тело.

— Ты обещал меня еще трахнуть, — напомнил Себастьян.

— Ты же прекрасно знаешь, что я выполняю свои обещания, — мурлыкнул Барнс, погладив член Себастьяна, а потом принялся покрывать его тело поцелуями, медленно спускаясь от шеи ниже.

— Не уверен, что у меня еще раз встанет так скоро, — предупредил Себастьян.

— Мы никуда и не торопимся, — Барнс нежно поцеловал Себастьяна в губы, прижимаясь к нему всем телом, чувствуя, какой он теплый, нежный, и весь только его. — А я терпеливый.

— А если я усну? — спросил Себастьян, обнимая его.

— А ты собираешься уснуть? — поразился Барнс. — Я такой скучный и неинтересный?

Себастьян нащупал его полувставший член и сжал в ладони.

— Предложи мне занятие получше, котик, — улыбнулся он.

— Получше чем что? — игриво спросил Барнс и утянул Себастьяна в поцелуй, долгий, нежный, полный любви. Они целовались и целовались, Барнс гладил Себастьяна, ласкал его тело руками, касаясь заветных точек.

— Чем сон, — улыбнулся Себастьян.

— Разве то, чем мы занимаемся сейчас, не лучше, чем сон? — спросил Барнс, снова целуя Себастьяна.

— Пожалуй, — Себастьян продолжал неторопливо дрочить Баки.

Конечно, возраст мужа брал свое, но в такие моменты можно было отдаться неторопливым ласкам. Гладить, целовать, вылизывать, чем он и занялся, не пропуская и дюйма кожи. Барнс перевернул Себастьяна на живот, принимаясь выцеловывать каждый позвонок, то прижимаясь к нему всем телом, что невесомо касаясь только губами, обдавая жарким дыханием.

Себастьян таял от удовольствия, подставляясь, пластаясь под Баки, под его умелыми ласковыми руками, под горячими губами.

Потеревшись вновь колом стоящим членом о задницу Себастьяна, Барнс коснулся губами копчика, провел языком по ложбинке и, раздвинув упругие половинки, лизнул сжатый вход.

Себастьян тихо застонал от удовольствия. Доступность этой ласки до сих пор кружила ему голову.

Барнс мокро лизал сжатые мышцы, ввинчиваясь внутрь кончиком языка, тихо постанывал от удовольствия и поглаживал наполняющийся желанием член Себастьяна.

Он любил ласкать его, ощущать для себя как самую важную драгоценность, нежить в своих руках, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. Сколько прошло времени, а чувства Барнса не только не угасали, а, казалось, разгорались все сильнее каждый год, каждый день.

Себастьян потребовал:

— Трахни меня наконец!

От слов Себастьяна по позвоночнику пробежали мурашки, Барнс оторвался от вылизывания его задницы, потянувшись за смазкой. Налил на пальцы, размазал по своему члену, по заднице Себастьяна, и толкнулся внутрь, аккуратно, но настойчиво проникая, чувствуя, как тугие мышцы обхватывают головку. Задохнулся от ощущения, чуть прикусив плечо мужа.

Себастьян подался назад, насаживаясь на толстый, твердый, горячий член, и всхлипнул от избытка ощущений.

— Давай же! — потребовал он.

— Лапушка моя, — прошептал Барнс, приникая всем телом к Себастьяну, повторяя изгибы его тела, и двинул бедрами. Толкнулся внутрь, загоняя свой член так глубоко, как только можно, и медленно подался назад.

Он медленно трахал Себастьяна, прижимаясь к нему, обхватив его руками, выцеловывая плечи, сжимая в объятиях.

Себастьян громко протяжно стонал, принимая Баки, отдаваясь ему, наслаждаясь своим мужем. Было так хорошо, так правильно.

— Я люблю тебя, — выдохнул Барнс ему на ухо, начиная быстрее и резче двигать бедрами, чувствуя, как по телу разливается сладкое наслаждение, жаром скапливающееся в паху.

Себастьян стонал все громче. Ему было хорошо, так хорошо!

— Давай, мой хороший, — Барнс застонал, вбиваясь в Себастьяна, — кончи для меня.

Он сам был на грани, на той тонкой сладкой грани, за которой чистое наслаждение.

Еще несколько движений, несколько сильных толчков — и Себастьян взвыл, тая, растворяясь, распадаясь на части.