— Мы с Себастьяном на курсы родительские сходили, специально для мужчин. Знаешь, очень помогло, — признался Барнс. — Я до этого прочитал пару книжек по уходу за младенцами, но все равно, сам понимаешь, читать инструкцию к винтовке и из нее стрелять — разные вещи. Я буду за тебя очень рад, если у доктора Чо получится. Но я все равно не понимаю, как люди отваживаются заводить детей в тридцать, а то и в двадцать лет. Себастьяну сейчас почти пятьдесят, мне за сотню, как и тебе, вот в этом возрасте, пожив для себя, можно и о детях думать. Но раньше… У меня есть друг, у которого аж трое, и первыми появились два пацана, когда ему было чуть за двадцать. Представляешь?

— Нет, — честно сказал Стив. — Но Конни родила Элин, когда ей было всего двадцать два, сразу после защиты диплома. Слушай, а как твоя учеба?

— Я защитился, у меня теперь есть диплом, в какой-то коробке лежит, я его никому не показываю, — рассмеялся Барнс.

Он начал писать статьи задолго до защиты диплома. Первые, конечно, получались ужасными, но он пробовал снова и снова, много читал о том, как это делается, советовался с преподавателями, и в итоге его статью напечатали. Потом еще одну, и пошло-поехало. Как оказалось, о том, что любишь и понимаешь, можно не только ролики снимать, но и писать. Он писал не только для англоязычных изданий, но и для русских, японских, индийских и других. Переводы теперь брал исключительно срочные, на остальные просто не хватало времени.

Примерно это он и рассказал Стиву, в красках описывая, как он сдавал первую сессию, как учился писать, как нашел себя на новом поприще.

— А еще я лицо нескольких брэндов. Вот, — гордо закончил он.

— Каких? — заинтересовался Стив.

— Не знаю, есть ли у вас такие, — и Барнс перечислил несколько брэндов туристической одежды и снаряжения для экстремалов. — Слушай, я не помню, рассказывал тебе, или нет, чем дело кончилось в Фэрбенксе? Помнишь, когда я за сутки почти сто миль пробежал, чтобы рассказать, куда самолет упал?

— Нет, не рассказывал, — покачал головой Стив. — Так что там было потом?

— В общем, мэр объявил меня героем, хотел, чтобы я приехал на вручение мне медали, но я не смог, и медаль прислали по почте, — рассказал Барнс. — Вот так вот, в одном конкретном городке я звезда. Не знаю, что ты чувствуешь, будучи героем целой страны, но мне приятно и как-то неловко, я же ничего не сделал, я хотел Себастьяну позвонить, чтобы он не волновался. Вот, а там, оказалось, мы пролетали над какой-то геомагнитной аномалией, она все и вырубила. Никто не виноват, а пилоты вообще молодцы, что сели мы не по кусочкам. Стив, вот чего я, как мы встречаемся, пизжу без умолку, а из тебя слова не вытащишь? Нет, я помню, что так всегда было, но не до такой же степени, а?

— Я просто очень соскучился по тебе, — объяснил Стив. — У меня-то обыденная семейная жизнь. По-прежнему читаю лекции по истории Второй мировой как приглашенный лектор. Рисую — Конни же настояла, чтобы в нашем новом доме у меня была студия. Написал очередную книгу. Езжу на авторские встречи с читателями. Готовлюсь к выставке. Знаешь, я же много думал о твоем выборе после того как ты… погиб. После возвращения Красного Черепа. Я… я понял, что нужно иметь в жизни что-то свое. Для себя. Что позволит мне восстанавливаться. Просто радоваться жизни. Простым вещам. Вот ты решил и ушел к Себастьяну, в мирную жизнь. Так неужели и я не смогу найти себе мирную жизнь?

— Неужели Стивен Грант Роджерс наконец-то навоевался? — улыбнулся Барнс. — Я рад, что ты решил оставить войну. Потому что в ней нет ничего, кроме разрушения, и самих себя тоже. Я вообще рад, что ты позволил себе быть счастливым.

— Я всегда брал пример с тебя, — признался Стив. — Правда, не всегда получалось. Жаль, конечно, что мы не можем дружить семьями. Думаю, Конни тебе бы понравилась. Она такая… — Стив изобразил руками две окружности и покраснел.

— Раз она тебя не выгнала взашей через пару месяцев, то она прекрасная и очень терпеливая женщина, — убежденно сказал Барнс. — Потому что с тобой без терпения никуда. Написать, что ли, цикл рассказов о твоих подвигах юности, когда я вытаскивал тебя из подворотен? Только в том мире это будет просто фанфик. Зато читатели поржут.

— Фанфик? — уточнил Стив. — Это когда фанаты фильмов пишут о нашей с тобой страстной любви?

— Да, и об этом тоже. Не только о нашей любви. Любят писать про тебя с Пэгги, — Барнс до сих пор почитывал фанфики, потому что с окончанием серии фильмов фэндом только расперло от возможности писать все, что хочешь, не оглядываясь ни на что. — Про меня с Наташей. Всякое пишут. Я читал фанфик, где ты попал в лапы к Гидре, и они пытались свести тебя с ума, а конец у этого фанфика такой, что непонятно, выбрался ты из Гидры или так и остался глюки ловить, привязанный к койке в психушке. Поэтому моя настоящая история будет для всех такая же выдуманная, как и все остальные.

— Ну… это, наверное, хорошо для твоей практики в писанине, — неуверенно сказал Стив. — А что еще пишут?

— О, тебе понравится. Пишут про тебя и Рамлоу. Про меня, тебя и Рамлоу. Про меня и Рамлоу, — усмехнулся Барнс. — Представляешь? И в некоторых фиках у вас там такая страстная любовь, что даже не верится, что он работал на Гидру.

Стив с отвращением сморщился.

— Мы и Рамлоу? Что у людей в голове?!

— Романтика? — предположил Барнс. — Рамлоуебы очень идеализируют его в хорошую сторону. Это где он с тобой. Есть фики, где Рамлоу насилует или тебя, или Зимнего. Много всякого есть. У людей богатая фантазия.

— Тьфу! — сказал Стив. — Да у него вообще не было хорошей стороны. Он гидровское дерьмо до мозга костей! Слушай, он же был в тех фильмах? Парень, который его играл, он… что он за человек?

— Представления не имею, — пожал плечами Барнс. — Я познакомился с мужиком, который тебя играл, схватил когнитивный диссонанс и решил, что о людях, которые еще кого-то играли, я вообще ничего знать не хочу. Но видел несколько фоток его. Он примерный семьянин, судя по всему. У него жена и дети. Мы с Себастьяном не говорим почти о его работе. О моей больше, но, знаешь, мы находим другие темы для разговоров. Вот теперь у нас дети, пеленки, подгузники, смеси, бутылочки и прочая менее приятная хрень. Не заморачивайся, Стив, актеры — совершенно другие люди. В Себастьяне нет ничего ни от меня довоенного, ни от Зимнего Солдата, ни от меня вообще. В Крисе, это тот, кто тебя играл, нет ничего от тебя. Он совсем другой. Я тогда так расстроился, поняв, что мне подсунули очень херовый эрзац. И я уселся писать тебе письма. Знаешь, что-то среднее между посланием и дневником. А после этого ты стал мне сниться.

— Жаль, что я не смогу прочитать эти письма, — вздохнул Стив. — Ты мне редко снишься. Я бы их перечитывал.

— Пиши мне, — предложил Барнс, — может, сниться будем чаще. Я так понял, что это работает, когда кого-то очень хочешь видеть. Я очень хотел, и вот он ты. А если хочешь мои письма, я их закину на телефон и в следующий раз дам тебе почитать. Память у тебя хорошая, проснешься — запишешь.

— Хорошая идея, — одобрил Стив. — Слушай, а как у вас получились разнополые близнецы?

— Слушай, я на филолога учился, а не на биолога, — хохотнул Барнс. — Я в душе не ебу, как при ЭКО получаются разнополые близнецы. Как-то получились. Видимо, в процессе что-то пошло не так. Или, наоборот, так. Стив, ты не тому такие вопросы задаешь. Я знаю множество способов, как убить человека, но вот как они зарождаются, представляю себе очень смутно, честно тебе скажу.

— Но ты доволен? А Себастьян? Вы же хотели одного ребенка.

— А получилось два! — радостно сказал Барнс. — Если бы мы были против, один эмбрион можно было удалить. Нам предлагали, но мы поняли, что хотим обоих. На самом деле, детей хотел лапушка, я просто молча принял, что они у нас будут. Ну а потом понеслась. Знаешь, три дня один на один очень сближают. А еще это чувство, когда ты слышишь вместо одного сердца сидящей напротив тебя женщины три, два из которых стучат часто-часто. Ты, когда услышишь, поймешь меня.